Борис Николаевич возвращался домой, выполнив последний заказ: отвез пожилых супругов в аэропорт. Он устал – день был удачным, если судить по выручке, но и очень напряженным.
Заказов было на удивление много. Так что вырвать хоть полчасика на отдых не получилось. Ну, ничего. Приедет домой, там все и наверстает. А домой он всегда возвращался с охотой. Коллеги-таксисты ему откровенно завидовали:
-Повезло тебе, Николаевич, с женой! – частенько говорили ему, видя, как тот спешит домой.
И он обычно отвечал:
-Это точно! Сам до сих пор удивляюсь, как это Анюта меня выбрала!
Он не знал, но догадывался, что и Анюта так же отвечала, когда ей говорили, что повезло с мужем. Вместе они уже три десятка лет – в июне как раз отметили эту дату. И сын с невесткой и двумя внуками приехали.
Так ведь путь неблизкий - с другого конца страны летели. Еще и отпуск с каникулами старшего внука Богдана постарались подгадать. Младшему- то что? Он в детский сад ходит.
Три недели пролетели быстро. И все это время дом совсем по-другому жил. А потому что дети. Шумят, бегают, смеются. Анюта по пять раз еду готовит. И все с радостью – как же! Внуки-то какие! И сын с невесткой не разлей вода.
Тут Борис Николаевич полностью с женой согласен. Хотя он всегда с Анютой согласен. Она у него мудрая, добрая и до сих пор красавица. Он иной раз спросит у нее:
-Ты секрет какой знаешь, Аннушка? Смотрю на тебя и вижу, что время обошло тебя стороной. Но я ни капельки не завидую. Потому что горжусь. А завидую только волосам твоим. Как были густые, шелковые и черные, как смоль, так и остались.
-Борь, ну ты чего? Разве плешивым стал? Или лысым? Так я хорошо без очков вижу. Все такой же чубатый, - отвечает ему Анюта.
-Да не про чубатого я. Про седину свою. Ладно, виски. Но усы и борода почему поседели?
-Подумаешь, делов! – смеется Аннушка.
– Сбрей к лешему!
Но Борис Николаевич верен данному слову: когда-то перед демобилизацией они договорились с его армейским другом, что на гражданке отпустят бороду и усы. И слово пока держат оба. Хоть живут в разных городах, и видятся редко, но скайп подтверждает: остаются бородачами. Да Борис Николаевич и не представляет теперь себя с «голым лицом», как говорил Семен, тот самый друг. Вот только седина, больше видная на бороде.
Зато внуки ценят дедову бороду. Старший обещал, когда вырастет, такую же завести. А младший нарисовал себе усы зеленкой – бороду не успел, Анюта вовремя остановила. А потом целое дело было оттереть зеленку… Вот вспомнил про внуков, и загрустил: оно, конечно, хорошо, что живут самостоятельно, не бедствуют, как многие сегодня.
Сын с невесткой на одном комбинате работают. Он после университета сам нашел работу по специальности. Хоть и жил теперь очень далеко, но работа ему нравилась. Там же, на заводе, встретил Лену, будущую жену – она работала в медсанчасти.
-Нас познакомил укол, - шутил сын.
- Когда осенью всем на заводе стали делать прививки против гриппа, тут Лена меня и уколола…Прямо в сердце. Она, как и ты, мама, медсестра.
Поженились. Сначала снимали комнату. Мечтали о своей квартире. И так совпало, что вскоре после рождения старшего сына, узнали, что продается трехкомнатная хрущевка. Совсем не дорого в сравнении с сегодняшними ценами.
Сложили всю свою наличность, включая те деньги, которые на новорожденного сына, и купили. Квартира потому была им по карману, что требовала ремонта. Ну, и пятый этаж без лифта тоже снижал цену. Но они подумали и решили, что зато своя будет. И три комнаты – не две. Когда вселились, первой приведя в порядок детскую, сын позвонил и рассказал новость.
Борис Николаевич и Анюта не долго думали: достали свой финансовый НЗ и отправили сыну. А как по-другому? Они и заводили этот неприкосновенный запас или подушку безопасности, как говорил Борис Николаевич, на такой случай. Хотя тогда не знали, когда именно представится этот случай. Борис Николаевич вспомнил, как они с Аннушкой тридцать лет назад, только поженившись, решали вместе вопрос денег. У обоих зарплаты были скромные. Но Аня предложила откладывать с каждой получки по 10 рублей. Тогда это были деньги. И не брать из этого запаса ни при каких условиях. А так иногда подпирал случай, чтобы взять немного из запаса!
Но выстояли оба. Деньги давно стали другими. Но в шкатулку прятались, равные тем десяткам, одна из которых первой открыла счет. И набежало прилично. Все это Борис Николаевич и отправил сыну.
Первой им позвонила невестка Лена. Она расплакалась. Сказала, что никогда этого не забудет – практически, они оплатили квартиру. А на свои теперь ремонт сделают и двухкамерный холодильник купят.
Потом трубку взял сын. Тоже благодарил. И голос такой взволнованный… Аня тогда отругала обоих:
-А вы за кого нас держите? Сами подумайте – разве своим детям вы не помогли бы?..
Крутит Борис Николаевич баранку и вспоминает то одно, то другое. Чтобы избежать пробок, Борис Николаевич поехал другой дорогой - из аэропорта в город вела еще одна дорога. Правда, менее популярная, скажем так. Проходила она через окраину, которая давно имела не очень хорошую репутацию. Такие окраины есть в каждом городе – где больше, где меньше. Обычно тут и дорога хуже, и фонари через один, а то и через пять. Да и обочины таких дорог в густых зарослях.
Но сократить время и не попасть в пробку тут можно. Вот таксист и выбрал этот путь. И вдруг на обочине он замечает детскую фигурку.
Присмотрелся: это маленькая девочка, лет пяти, не больше. Борис Николаевич притормозил, стараясь разглядеть, с кем она. Но рядом никого не было. Тогда он остановил машину, вышел и направился к ребенку.
Девочка с испугом смотрела на таксиста, но не убегала. Он тоже смотрел на ребенка: на бледном личике синяки и кровоподтеки, на руках ссадины, одна ручка в кисти вспухла. Борис Николаевич осторожно спросил малышку, с кем и куда она идет. Девочка достала из кармана смятый блокнотный листок и протянула его таксисту.
Он с трудом прочитал корявые буквы. Кто-то неизвестный писал, чтобы ребенку помогли добраться до областной больницы – там сейчас лежит ее бабушка. Борис Николаевич подсадил девочку в машину, сказав, что им по дороге, и поехал. И все время поглядывал в зеркало: ему было жаль ребенка.
Во-первых, ее кто-то избил.
Во-вторых, совсем ведь малявка, младше его внука. И одна на дороге.
Он решил, что в больнице попросит, чтобы девочку осмотрели. Его беспокоила ее ручка, висевшая плетью.
-Как тебя зовут? – спросил он малышку. Та только смотрела на него и молчала.
Борис Николаевич сделал еще пару попыток заговорить с ней. Но ребенок не отвечал.
«Интересно, - подумал он. – А как про ее бабушку узнать, если девочка своего имени не называет? Что-то тут не то…» У приемного покоя он вышел, взял девочку за руку. Она не отняла свою ручонку. Так они и вошли в приемный покой.
Долго уговаривать дежурного врача, чтобы он осмотрел ребенка, не пришлось. И пока девочку осматривали, Борис Николаевич стал расспрашивать, не поступала ли к ним бабушка этой девочки. Сказал, что имени и фамилии бабушки, как и девочки, не знает. Он сам только что увидел на дороге эту малышку. С ней была записка. И показал блокнотный листок. Врач, осмотрев девочку, сказал, что есть подозрение на перелом ребер. Нужен рентген. Но сделать его придется в детской больнице.
Как и лечить ушибы надо тоже там. Он спросил:
-Вы отвезете ее туда? Или вызвать скорую помощь?
К тому времени в приемном покое уже посмотрели, принимали ли пожилую женщину из района на окраине города. Нашли.
Подходила только одна – ее доставили на скорой помощи. Но с опозданием: из-за перитонита она умерла. Никто к ней не приходил. И кто ее родственники, не знают. Сообщили в полицию. Борис Николаевич записал фамилию, имя и отчество покойной, ее адрес.
Записал и телефон участкового. И вместе с девочкой поехал в детскую больницу. Там уже знали о ребенке – позвонил осматривавший ее дежурный врач областной больницы и рассказал коллегам, что ситуация экстраординарная. Почти одновременно подъехал и полицейский наряд.
Имени своего девочка так и не назвала. Поэтому поехали по адресу умерший женщины, судя по всему приходившейся бабушкой малышке. Борис Николаевич позвонил жене, предупредил, что задержится и поехал вместе с полицейскими. У ворот небольшого частного дома уже ждал участковый.
Он и рассказал, что здесь действительно живет старая и не очень здоровая женщина. Вместе с маленькой девочкой, ее внучкой, которую официально опекает. Когда бабушку забрали в больницу, девочка осталась с приехавшей недавно молодой женщиной, родственницей этой бабушки. Все вместе зашли во двор. Уже начинало темнеть.
В одном окне заметили свет. Долго стучали. Наконец, дверь открыла неопрятно одетая и нетрезвая женщина. Она с трудом соображала, что от нее хотят. Но услышав фамилию хозяйки, сказала, что, да, это ее дом, она тут живет. Только заболела и сейчас в больнице. А про девочку ничего не знает.
Вникнув с третьей попытки, что хозяйка дома умерла, и надо решать что-то с похоронами, женщина наотрез отказалась их организовывать: используя трехэтажную лексику, кричала, что нет у нее на это никаких денег.
…Борис Николаевич приехал домой поздно. Едва открыл дверь, навстречу ему уже спешила Анюта. Ей достаточно было одного взгляда на мужа, чтобы понять: что-то случилось. Но она подождала, пока он выйдет из ванной. Успела разогреть ужин и села напротив.
Муж стал рассказывать. На окраине города в собственном доме, который был восстановлен после войны, жила вдова. У нее была дочь. Выросла, вышла замуж. Сначала все было вроде ничего – молодые поселились тут же, в доме матери. А потом познакомились с кем-то из центра города. Увлеклись игровыми автоматами.
После постоянных прогулов их уволили с работы. Из дома стали пропадать вещи, хотя особого богатства и не было. В это время дочка забеременела. И какое-то время наступила пауза – прекратилась игра. Потом все началось сначала: дочка перестала кормить ребенка, ей было некогда за игрой.
Первые дни малышка плакала – привыкала к искусственному вскармливанию. Покупала смеси бабушка. Смеси покупала, а у самой, бывало, что и на хлеб не хватало. Но она старалась скрыть от соседей и знакомых, что происходит. Долго скрывать не получилось: девочке, которую назвали Олей, не было и года, как вся компания в состоянии сильного алкогольного опьянения избила и ограбила в городском сквере молодую пару. Причем, парень, пролежав в реанимации месяц, скончался.
Был суд. Все получили срок. В том числе и мать Оли. Самый минимальный, но пять лет в колонии она отсидела. Только лучше от этого не стала. На девочку бабушка оформила опеку. Она растила внучку, стараясь, чтобы ребенок получал все, что необходимо. Отдала Олю в ясли, а сама много работала. Девочка всегда была ухоженной, развитой не по годам – рано начала говорить, на всех утренниках была главной артисткой, пела и танцевала.
Все соседи любили Олю, охотно отпускали своих детей играть в ее двор, знали, что тут и девочка, и хозяйка дома приветливо встречают детей и взрослых. То, что мама девочки в тюрьме, открылось. Но никто не говорил об этом, настолько симпатичны были бабушка с внучкой, что люди не хотели их обижать за то, в чем не было вины ни бабушки, ни внучки.
…На следующий день Борис Николаевич отвез Аню в детскую больницу – они полночи проговорили об этой девочке. И он знал, что жена захочет ее увидеть. Может, помощь нужна. Лекарства не все есть. Фрукты и соки нужны. За этим Аня и поедет. А сам Борис Николаевич выкроит время и наведается на ту улицу, где жила покойная бабушка с внучкой.
Его интересовало, кто написал записку и дал ребенку. Значит, тоже помочь хотел. А дальше все было так. Борису Николаевичу удалось поговорить с несколькими соседями. Это были пожилые женщины, пенсионерки. Они-то и знали больше других, какая беда случилась. Как только объявилась непутевая дочь, у которой давно отобрали родительские права, и о которой маленькая Оля ничего не знала, тут и пошла пьянка-гулянка. А то, что бабушку увезла скорая, так это не дочь ее вызвала. Ближайшая соседка увидела плачущую Олю, подозвала ее к себе и узнала, что бабушка заболела. Не встает. Тихонько стонет. А тетя Вера, так девочка называла свою мать, не зная о том, кем она ей приходится, с чужими дядями в другой комнате. Они шумят, ходят туда-сюда мимо бабушки. Тетя Вера кричит на Олю. И бьет, если Оля не сразу услышала, что тетя Вера сказала принести им бутылку.
Эта соседка и вызвала скорую помощь. Бабушку увезли, а Вера схватила Олю за шиворот и потащила в дом. Она требовала сказать, куда бабушка прячет деньги. Из другой комнаты вышел дядя, взял Веру и поволок на диван. А на Олю стал кричать. Оля кое-как выползла из дома.
На улице никого не было. И вообще стало темнеть. Девочка старалась подальше уйти со двора. И пошла к старой почте. Ее давно закрыли. Остался только дом с заколоченными окнами и дверью.
Оля обошла почту и увидела свет от фонарика. Тут была еще одна дверь, в полуподвал. Оттуда вышел страшный дядя. Он смотрел на Олю и что-то мычал. Оля хотела и от него убежать. Только не знала, куда. И больно очень было. Она не помнила, как упала. А очнулась в полуподвале. Над ней склонился этот страшный дядя. Только глаза у него были добрые. Он осторожно промакивал лицо Оли.
Потом из куска рубашки сделал ей подвязку на шею, просунув ее больную руку в петлю. И Оле стало не так больно. Он ничего не говорил. Только жестами пытался что-то узнать.
Оля догадалась. И рассказала ему про бабушку, которую увезла скорая помощь. И про тетю Веру. Как она кричит и бьет ее. Он поискал что-то в пакете и достал две конфеты. Дал их Оле. Она съела. Это была ее первая еда с тех пор, как увезли бабушку. Нет, Оля ела несколько раз сухарики, которые они с бабушкой сушили из булочек и ссыпали в мешочек.
Они обе любили пить на ночь чай с этими сухариками. Бабушка хранила их на полке за кастрюлями. Поэтому тетя Вера и не нашла сухарики. А так бы она их забрала. Оля тайком размачивала сухарики в чашке с водой и давала по ложечке бабушке. Но та почти не могла глотать. Только жижу пила.
Ну, а Оля доедала мягкие сухарики. И это тоже девочка рассказала незнакомому дяде – она его уже не боялась. И поняла, что он не умеет разговаривать. Она знала, что это называется «немой человек».
Они, когда ездили с бабушкой в центр за новыми туфельками для Оли, видели в трамвае мальчика и тетю, которые не словами разговаривали, а руками. Бабушка ей тогда рассказала, что бывают люди с такой болезнью, которая не дает человеку говорить. Это немые.
Они знают другой язык. Называется «язык жестов». Только бабушка его не знает. Оля, которая уже знала почти все буквы, спросила тогда у бабушки, могут ли такие немые люди писать и читать.
Бабушка, ответила, что могут. Утром Оля убедилась, что, да, немые люди могут писать – этот уже не страшный дядя сначала накормил девочку бутербродом с плавленым сыром, потом дал небольшой клочок бумажки, где было написано несколько слов, показал, ей в какую сторону надо идти по шоссе, чтобы попасть в ту больницу, куда увезли ее бабушку.
Оля сказала ему «Спасибо!» и пошла. Она шла по обочине – боялась машин. А по обочине идти было трудно. Трава, кусты…
Потеряла повязку, которая поддерживала руку. Все чаще спотыкалась и падала. Потом ей показалось, что за ней бежит тетя Вера. Стало трудно дышать. И Оля с головой нырнула в траву…
Когда встала, никакой тети Веры не увидела. Ну, и опять пошла. Пока не остановилось такси. Пока ее не увидел дядя таксист, который посадил в машину, когда Оля дала ему записку. Потом Оля не хорошо понимала, где она и что с ней.
Поняла только, что бабушки рядом нет. А вот тетя, красивая, с доброй улыбкой сидит рядом. Этой тетей была Анна. Она нашла девочку. Поговорила с врачом, рассказала все, что знала о ней. Сказала, что в недавнем прошлом сама медсестра и попросила разрешения находиться рядом с девочкой. Ей разрешили.
С тех пор Аня приезжала утром, привозила домашний бульон в термосе и другую аппетитную еду. Обязательно фрукты. Девочка уже не боялась Ани. Потом стала даже улыбаться. Не выдергивала свою руку, когда Аня держала ее.
Однажды Аня принесла книжку-раскраску и набор фломастеров. Оля очень обрадовалась. Хотела сказать «Большое спасибо!», но слова не получались. Оля испугалась, что будет немой, не умеющей разговаривать. И заплакала, Аня обняла ее, стала успокаивать, приговаривая:
-Тише, маленькая, тише. Все будет хорошо у такой красивой и умной девочки. Жаль, что я не знаю, как зовут эту девочку…