(Часть 4-я из книги "Я исполнил волю твою!")
Вся эта история – не плод моего воображения и не литературная фантазия. Перед вами детализированный отчет о нескольких сеансах регрессивного гипноза, в ходе которого девушка, зовут её Лина, погрузилась в некое воспоминание о временах раннего средневековья, где она представляла себя мужчиной. Причем не одним персонажем, а несколькими. В момент воплощения в регрессивном гипнозе в мужчину, голос Лины менялся, становясь более низким с периодическим включением мужской интонации. Особенно это было заметно, когда она воплощалась в персонаж, которого она характеризовала как верховного имама исмаилитов-низаритов, Владыку Аламута, Хозяина Горы Хусейна ибн Ас-Саббаха.
Но начну свой рассказ с начала. Приблизительно полтора года назад ко мне обратилась моя давняя знакомая, узнав, что я практикую регрессивный гипноз, с просьбой снять головную боль. В течении трех последних лет она мучилась постоянной мигренью. Походы по врачам облегчения не принесли. Лекарства не помогали. Она прошла полное медицинское обследование, но врачи разводили руками, не находя никаких отклонений в здоровье и не понимая причину болезни. Ко мне она обратилась, прочитав в интернете заметку, в которой говорилось, что женщина, страдающая мигренью, нашла причину болезни в прошлой жизни, и ей помогло.
Первые два сеанса мы учились погружаться в гипноз и отстраивали надежный раппорт – постоянный голосовой контакт между гипнотизером и пациентом.
Я веду дневник каждого пациента, подробно записывая ту информацию, которую он мне выдает в ходе сеанса. Для своей знакомой, Лины, я также взял новую толстую тетрадь в клеточку, в которой и вел свою запись, а результат литературной обработки этой записи я вскоре представлю на ваш суд.
Мы с Линой определили задачу нашей с ней работы как поиск причины мигрени.
Третье погружение дало нам первый результат регресса. Лина легко вошла в гипноз, установила со мной контакт и перешла барьер между текущим воплощением и прошлым. Её занесло в восемнадцатый век в семью поместных небогатых дворян в захолустном губернском городке без названия. Она увидела себя молодой девушкой на выданье, проживающей в собственном небогатом доме на окраине городка с отцом и гувернанткой-немкой, сухой чопорной дамой. У неё было от рождения слабое здоровье. Её мать умерла от чахотки, когда ей исполнилось семь лет. После выхода из гипноза Лина заявила, что она помнит мельчайшие подробности жизни девушки, даже выражения на немецком языке, которые она употребляла в разговоре с гувернанткой.
Хочу отметить, что в первые два сеанса регрессивного гипноза мигрень усилилась, а в последующие, когда погружение в гипноз было связано с переживанием предыдущих воплощений, болезнь потихоньку стала отступать, приступы стали появляться реже и не столь мучительные, пока совсем не сошли на нет. После нашей работы прошел год, мигрень больше не возвращалась.
В процессе шестого погружения я столкнулся с неожиданной проблемой. Перед Линой в прошлом выросла непреодолимая стена, барьер в подсознании, который не давал ей продвинуться глубже в прошлое. Для этого мне пришлось применить метод фракционирования, попеременного пробуждения и погружения в гипноз, что позволило углубить гипнотическое состояние и, наконец, подсознание сдалось и в барьере появилась щель. Едва это произошло, Лина закричала, как от боли. На такой случай у нас был с ней оговорен запасной выход, которым я воспользовался, уведя подсознание в переживание блаженства. Выйдя из гипноза, она мне рассказала, что она пережила момент собственной казни, причем, она была одновременно и на эшафоте и среди публики, лицезрея процесс собственной казни.
- Меня четвертовали. А в конце отрубили голову. Я была мужчиной. Восточным мужчиной. Ассасином. Я крикнула в толпу: "Я исполнил волю твою. И хвала Великому Аллаху". Скажу тебе, что переживание не для слабонервных, всё было настолько реальным, что меня слегка потряхивает. У тебя не будет коньяку? Надо как-то сгладить впечатление, - Лина сидела бледная и даже слегка встревоженная.
Я достал из заначки бутылку французского коньяка и налил ей рюмку.
- Ты что-то знаешь об этих ассасинах? Что-то читала? Или, может, какой фильм смотрела?
- Впервые об этом слышу. Я даже слово такого не знаю. Ассасин. Само с языка слетело. Кстати, ты не знаешь, что оно означает?
- Наемный убийца. Я тоже не скажу тебе, что я большой специалист. Надо поизучать. Но сама тема крайне интересная, ты не находишь? – стараясь ее слегка приободрить, с улыбкой произнес я.
- Да уж, такое переживание врагу не пожелаешь. Налей еще одну. Так и спиться недолго.
- Пойдем дальше или на этом закончим нашу работу?
Лина от коньяка чуть порозовела, храбрости прибавилось.
- Нет уж, не в моем это характере оставлять работу недоделанной. Давай пойдем до конца.
Мы с ней работали около месяца, пока полностью не исчерпали тему. Некоторые картинки получились более яркими и живыми, другие более схематичными. Я пытался искать параллели в имеющейся литературе про орден ассасинов, исмаилитов и Старца Горы. Но имеющейся информации оказалось крайне мало, а та, что была в наличии, носила субъективный характер: это были обычно или пересказы людей об ассасинах, больше похожие на мифы, чем на реальность, либо критическое изложение ереси учения, проповедуемого Хасаном ибн Ас-Саббахом, называемом «Новый призыв», и совсем мало информации о жизни и пути самого ибн Ас-Саббаха.
Насколько достоверной является данная информация, я не могу определенно сказать. Таким же образом мы можем адресовать вопрос к самим себе: насколько объективной является наша точка зрения на те события, свидетелями которых мы с вами являлись?
Происходили ли описываемые ниже события в реальности или нет? Или это лишь плод фантазии человека, находящегося в регрессивном гипнозе? Опять, оговорюсь, что мне трудно судить. Лина – девушка достаточно серьезная, грамотный юрист, эксперт по многим вопросам юриспруденции, за время нашей с ней дружбы не была замечена в легкомысленном отношении к историческим фактам и их интерпретации. Свободное фантазирование я исключаю, так как она выдавала все признаки человека, находящегося в глубоком гипнозе. По нашей с ней договоренности я исключил из гипновнушения фразу о забывании всего увиденного и пережитого в гипнозе. Поэтому некоторые вещи она в последующем дополняла своими воспоминаниями, что позволило картину увиденного сделать более полной и последовательной, и наполнить содержанием. Пережитое сделало её страстным последователем идеи реинкарнации. Она даже пару раз путешествовала по Индии.
Спустя год после завершения регрессивной сессии, мне в руки попалась эта тетрадь. Я с интересом её перечитал и пришел к мысли, что публикация её содержимого может быть кому-то интересна. Я позвонил Лине, чтобы заручится её согласием.
- Пусть не я сама, так хоть мои сновидческие рассказы послужат для кого-то толчком к привлечению внимания человека к самому себе, как к величайшей тайне Вселенной, - таков был её ответ. Слегка высокопарный, но это, скорее всего, по причине её растущего увлечения Востоком и эзотерикой.
Что касается структуры изложения, то я следовал записям, не меняя очередности. Я лишь слегка отшлифовал текст, сделав его более литературным и разбил на логические отрезки, соответствующие главам.
Итак, в добрый путь!
**
Три больших корабля, под завязку груженые вооруженными до зубов приватирами (раннее название пиратов, конкистадоров и флибустьеров), осторожно приближались к выступающему далеко в море скалистому выступу, скрывающему небольшую живописную бухту, вдоль берега которой вольготно раскинулась бывшая рыбацкая деревушка, которая сейчас могла смело претендовать на статус небольшого приморского города. Столь быстрому росту населения и бурному строительству одно- и двухэтажных домов из розоватого туфа и желтого ракушечника способствовало удачное расположение бухты на пути следования одного из главных морских путей из Адриатического моря в Тирренское. Бухта служила надежной защитой для торговых кораблей от внезапных морских бурь, которые нередко случаются в этих местах благодаря знаменитым грозовым ветрам Мистралю и Сирокко, а также от нападения быстроходных пиратских фелук.
На краю выступа, на самой высокой скале в незапамятные времена из крупных морских валунов был сложен большой маяк, издали указывающий путь кораблю, и ничто так не радовало сердце неустрашимого капитана, стоящего на капитанском мостике с неизменной трубкой во рту, как мерцающий свет маяка в ночи, обещающий скорый отдых и пару добрых кружек крепкого пива в портовых тавернах в компании белозубых чернооких прелестниц.
Городок охраняла небольшая крепость, выстроенная пару лет назад прямо в том месте, где мыс переходит в бухту. Десять медных пушек, направленных в море, и тридцать бравых солдат, набранных из отставников под началом бывалого капитана, способствовали спокойному сну обитателей и гостей городка.
В тот злопамятный день городок жил своей жизнью. С раннего утра на центральной площади, выходящей к самому морю, открылся городской рынок, на котором вперемешку с зеленью продавался богатый рыбный улов, доставляемый утлыми рыбацкими лодками к самому открытию рынка. К обеду бойкая торговля закончилась и торговцы начали быстро очищать площадь от своих тележек, корзин и грубо сколоченных ящиков, и вскоре площадь перешла во власть той части жителей городка, которые приумножили свою казну за счет морской торговли. Открылись лавки с дорогими заморскими тканями, на прилавок для общего обозрения взыскательных покупателей, приехавших из материковой части страны, были выставлены отрезы арабского шелка, индийской парчи, венецианского зеленого бархата. Лавки с пряностями, табаком, чаем, стеклом и фарфором, изделиями из меди и железа, оружейные и многие другие. Лавки закрылись с приходом сумерек и тогда наступило время питейных заведений, что в большинстве своем выстроились в один неровный ряд прямо напротив каменной пристани порта.
Всему виной был густой туман, пришедший к полуночи с моря и закрывший плотной кисеей и море и побережье так, что редкий прохожий едва мог разглядеть угол дома с расстояния пяти футов. Рыбаки, вышедшие в море для ночной и утренней ловли, не заметили в густом тумане силуэты трех кораблей, проскользнувших к берегу и кинувших якорь в миле от городка, как и то, что с кораблей на берег высадились более трехсот безжалостных отчаянных головорезов, рассчитывающих на справедливую добычу.
Городок тихо и безмятежно спал, погрузившись в густой туман, и пробудился лишь тогда, когда на центральной площади загудел тревожный колокол. Но было уже слишком поздно что-то предпринимать, прятать товар или куда-то бежать. Перебравшись через невысокую скалистую гряду, вооруженные приватиры с двух сторон хлынули в город, по пути обезоружив спящую охрану крепости вместе с незадачливым капитаном и заперев их в одной из комнат крепости.
В колокол бил ночной сторож, одноногий Пьеро, заметивший вооруженных бандитов. Он со всей силы звонил в колокол, пока не упал, оглоушенный ударом тяжелого каролинга, которым могучий бородатый приватир хватил его по голове, защищенной железным колпаком.
В течение дня шло разграбление городка. На площадь согнали всё население, отобрали сильных мужчин и молодых женщин и отправили их на один из кораблей для последующей продажи на невольничьем рынке Антальи, а на два других кораблях загрузили богатую добычу, вчистую опустошив дома и лавки предприимчивых горожан.
Это был самый бескровный захват добычи. Задерживаться в городке не стали, опасаясь случайного захода военных кораблей в бухту, и к вечеру груженые корабли снялись с якоря. Только выйдя на рейд, капитаны открыли для команды бочки с пивом, чтобы отпраздновать победу. Раздел добычи отложили до Антальи, где намеревались сбыть захваченных невольников и товар.
Здоровяк приватир, красующийся крупной золотой серьгой с большим красным рубином в ухе, ухватил волосатой рукой большой жбан с пивом и, оглядев всех спутников, предложил:
- Хочу выпить за нашего капитана. Он словно женат на красавице Удаче. С ним наши сундуки всегда полны золотых динар.
- Точно, видно сам дьявол ему помогает. Знает он свое дело. Нет ему равных в Срединном море, а может даже и за Геркулесовыми столбами.
- Верно сказал Али, у нас лучший капитан.
- За таким хоть в огонь, хоть в воду. Да хоть к самому дьяволу в логово.
Приватиры одобрительно загудели, осушая кубки с пенным пивом. Каждый из них в уме прокручивал вероятную стоимость добычи и величину куша, ему причитающуюся, и от этого на душе становилось радостно. Из всей добычи самой выгодной частью были невольники. За сильного здорового мужчину можно было выручить до пятнадцати золотых монет. Ну а если он ко всему прочему владел каким-то ремеслом, то и все пятьдесят. А за молоденькую девушку, обладательницу приятных черт, чистой кожи, длинных густых волос и аппетитных форм можно просить и семьдесят золотых монет, не торгуясь. А сейчас, кроме богатого куша тканей, пряностей и железа, они везут на корабле двадцать мужчин и тридцать женщин. Жалко, солдат крепости с капитаном нельзя было забрать с собой. Эти вояки являли собой жалкое зрелище: кто без ноги, кто без руки или глаза. Даром, что они все бывшие солдаты и могут только ходить строем да палить из пушек. За таких на рынке и серебряного дирхема не выручишь, только на еду потратишься.
Предводителя приватиров звали Салем Карфагенянин. Это был среднего роста, коренастый человек с крупными чертами лица, на котором выделялся большой вислый нос, с неизменной пиратской серьгой в ухе. У него были необычно длинные руки, доходящие до колен, которыми он с одинаковой ловкостью владел всем колющим и режущим оружием. О его воинской ловкости и свирепости нрава ходили легенды. Пройдя путь от простого приватира до капитана небольшой пиратской флотилии, насчитывающей пятнадцать быстроходных посудин, от тяжелых трехпалубных нефов, вооруженных медными мортирами – бомбардами и ручными огнеметами – хейросифонами, до легких фелук, Салем Карфагенянин мог бросить вызов любому средней величины порту и каравану торговых кораблей. Всего этого он добился благодаря своей воле, уму и расчетливой безжалостности. Он не почивал на лаврах и всегда тщательно планировал «кампании», так приватиры называли рейд по захвату рабов или разбойное нападение, поддерживая в команде жесточайшую дисциплину и сухой закон пока дело не сделано.
Несколько опытных рекрутеров набирали в команду по портам отчаянных головорезов, таких, кому сам черт не брат. Жалование платили хорошее, добычу распределяли по справедливости, как того велит морской закон. Основным делом флотилии, кроме фрахта и торговых операций, была работорговля, приносившая максимальную прибыль. Салем Карфагенянин предпочитал сам захватывать рабов, нежели заниматься перекупкой, довольствуясь жалкими процентами от перепродажи. Здесь же вся прибыль доставалась ему и его команде. Его слава распространялась далеко за пределами Эгейского моря. Жители прибрежных территорий в ужасе бежали вглубь материка, едва завидев его корабли с характерным желтым треугольным вымпелом, на котором красовались два кривых пиратских ножа. Он слыл удачливым. Хотя никто не догадывался, что секрет его удачи крылся в целой армии наушников и соглядатаев, находившихся практически во всех более-менее крупных городках и деревушках, разбросанных то тут, то там по всему побережью Греции, Италии, Франции, до самой Испании. Салем разработал целую систему секретной связи через прирученных почтовых голубей, что давало ему возможность охватывать текущее положение дел на побережье и отслеживать движение крупных военных кораблей из порта в порт, дабы избежать внезапного кровопролитного столкновения с вооруженными бомбардами кораблями.
Вот и последнее нападение на приморский городок в нижней оконечности Апеннинского полуострова дало в руки богатый куш, благодаря своевременно полученному сообщению от соглядатая, стоящего на службе у Салема Карфагенянина, которым, кстати, был небезызвестный капитан крепости.
А тем временем влажный сирокко наполнял паруса и корабли стремительно неслись в направлении порта Алеппо, где капитан намеревался выгодно продать богатую добычу. Но не видно было радости в лице капитана, хотя вот уже три дня он услаждал свой взор, глядя на взятую в полон дочку богатого купца, красавицу Исабеллу. Он даже подумывал взять её в свой гарем, выкупив из части общей добычи.
А сейчас он сидел за столом и с хмурым видом разглядывал неизвестно каким образом попавший к нему в каюту золотой свиток.
На золотом пергаменте из тончайшей кожи молодого барашка витиеватыми буквами арабской вязи было написано небольшое послание на его имя и подпись. Послание было избыточно кратким и никакой информации не несло.
«Вам надлежит выплачивать ежегодно до первого числа месяца шаабана три тысячи золотых магрибских динаров Владыке Аламута». И подпись: шейх Хасан ибн Ас-Саббах, закрученная в затейливый куфический узор.
- Кто же мог это подбросить? Всех членов команды он отбирал лично. Не ветром же занесло? Срок выплаты через неделю. Не слишком ли вознесся старец, сидящий на вершине горы, чтобы требовать платы с него, приватира, привыкшего самому требовать дань с поверженных врагов?
Слухи о старце доходили до порта, что, мол, некий чудак, объявивший себя шейхом и запершийся высоко в горах, требует с уважаемых людей платить ему дань, угрожая расправой. Армия Салема насчитывала более полутора тысяч отчаянных сорвиголов, которым дай команду, они самого старца приволокут с горы за бороду к Салему.
Салем чувствовал, как кровь вскипает в его жилах. Кто бы ни был тот, кто подбросил этот кусок кожи с мерзкими письменами, он его найдёт и накажет.
Салем засунул за пояс кривой ятаган и чернее тучи вышел на палубу.
- Собери всех на палубе, - попросил он Безухого Али, носящего такое прозвище из-за уха, которое он потерял при абордаже купеческого корабля.
Когда вся команда собралась на палубе, с любопытством вытягивая шеи и пытаясь понять причину, по которой капитан их собрал вместе, Салем залез на мостик и потряс над своей головой золотым свитком.
- Какой-то подлый трус сегодня подбросил мне этот жалкий кусок свиной шкуры с мерзким предложением. Кто бы он ни был, пусть знает и передаст мой ответ тому старому упырю, чья подпись стоит на этом пергаменте, я их обоих найду и повешу на рее своего корабля, как трухлявых омаров. Я обещаю выплатить тому, кто принесет мне упакованным в мешок этого мерзкого старикана, именующего себя хозяином горы, чтобы вздернуть его на рею, те же деньги, что он просит у меня – три тысячи магрибских динар.
На Салема Карфагенянина было страшно смотреть: его лицо налилось кровью, глаза вылезли из орбит и свирепо вращались в глазницах, на шее вздулись огромные синие вены от натуги, поскольку ему пришлось перекрикивать скрип вант и хлопание парусов. Он бросил пергамент себе под ноги и с яростью попытался растереть его в пыль, после чего ушел к себе в каюту. Приватиры разошлись по своим местам, сбиваясь в группы, и обсуждая неожиданную новость. Пергамент какое-то время оставался лежать подле капитанского мостика, пока чья-то осторожная рука незаметно для остальных не взяла и не спрятала его в обшлаг кафтана. Приватиры после клялись, что никто из них не видел, куда делся злополучный пергамент и сошлись на том, что его снесло ветром за борт.
- Корабли благополучно дошли до порта. Рабы и добыча были проданы, деньги поделены поровну. Приватиры сошли на берег в поисках доступных радостей, только мрачному капитану было не до веселья. С того дня, как он обнаружил этот пергамент, его настроение не улучшилось. Он остался на корабле и заперся у себя в каюте. Запираться он начал с того самого дня, когда обнаружил злополучный пергамент на столике в своей каюте, а раньше никогда не запирал дверь, поскольку ничего и никого не боялся. Исабелла была продана вместе со всеми, хотя до последнего взирала на него с тайной мольбой в глазах. Но капитану было не до нее.
Когда утром приватиры вернулись на корабль, капитан не вышел на палубу. Из каюты не доносилось ни звука. Подождав до обеда, приватиры, боясь внезапного гнева капитана, что в последнее время с ним случалось довольно часто, отрядили Безухого Али постучать в дверь капитанской каюты. Когда ответа не последовало, они взломали дверь каюты и тогда их изумленному взору предстала ужасная картина: капитан с выпученными от ужаса глазами неподвижно лежал в луже крови с узким кинжалом, воткнутым в шею сверху вниз.
После пышных похорон, собравших многотысячную толпу, провожавшую капитана, завернутого в белый саван, в последний путь до приготовленного мазара, приватиры собрались на ассамблею для выборов нового капитана. Голосование большинством определило кандидатуру Безухого Али, правой руки капитана, который к тому же умел управлять голубиной почтой. Приватиры надеялись, что дело Салема Карфагенянина перешло в надежные руки. Али занял каюту капитана и привыкал к новому положению, пытаясь разобраться в сложной картине информационной сети, опутавшей всё северное побережье Срединного моря. Несколько недель прошли без происшествий и случившееся с капитаном стало потихоньку забываться. И вот однажды утром, проснувшись, Али обнаружил на столике рядом с кроватью тот самый потерянный золотой свиток и рядом прижатую узким длинным кинжалом записку, в которой было написано, что если требование не будет выполнено к началу следующего месяца, то точно такой же кинжал коснется шеи Али. В случае принятия требований, сундук с золотом надлежит передать в указанный срок трактирщику «Парадиза».
Через неделю два дюжих матроса в сопровождении Али отнесли большой обитый кованным железом сундук в трактир, обещающий своим посетителям райские наслаждения, с ярким названием «Парадиз».