Навряд ли нынче кто-то сумеет обозначить самую гламурную спецоперацию на старте прошлого века. В лучшем случае назовут развязанную большевиками гражданскую резню, или - на худой конец - помянут Цусиму. О невероятно стильном боевом конфликте напрочь позабыли. Державе эта история ничуть не интересна.
Хотя именно с англо-бурской спецоперации начались все жесткие конфликты ХХ века с с миллионами убитых и изувеченных. И как раз тогда впервые применили бездымный порох, окопы и траншеи как тактику ведения боев, "выжженную землю" и концлагеря как стратегию принуждения к миру. Некоторые умники утверждают, что впервые была применена практика партизанских действий и диверсий, но очень неприлично забывать о великом русском партизане Денисе Давыдове. Блестящий гусар и отважный поэт убедительно продемонстрировал, что на Отечественной войне все средства хороши. Но "о водке - ни полслова".
Вопрос даже не в том, из-за чего началась эта спецоперация на юге Африки - понятно, что очередное и вполне обычное средство достижения банальной политической цели через максимальное насилие, цена которого смерть, увечья и разрушения. Оставим эту тему пресловутым "политологам с трех вокзалов", понятно, что делили власть и территорию. Колонистам-бурам не понравились имперские претензии колониальной Англии.
Как ни странно, но этот конфликт пришелся по сердцу элите российской империи. Напакостить англичанам решили российские добровольцы. И не из простой публики: Евгений Максимов (русский офицер, впоследствии бурский генерал, вне всякого сомнения, военный советник), грузинский князь Николай Багратиони-Мухранский, братья Александр и Федор Гучковы (первый - будущий военный министр будущего и затем сверженного большевиками Временного правительства), главный архитектор Москвы в 1930-1934 гг. В. Н. Семенов, Иван Заболотный — позднее депутат Первой Государственной думы, Николай Попов, ставший потом летчиком. Марксисты по понятным причинам участия не принимали.
Бурская заварушка в России стала наимоднейшей темой. Публика напевала "Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне", в России началась настоящая пробурская информационная лихорадка. В одну лишь харьковскую городскую управу поступили предложения дать трем новым улицам названия: Трансваальская, Жуберовская и Крюгеровская (Крюгер – это не тот Крюгер, который Фредди, а в то время президент Трансвааля, портрет которого стоял на видном месте в каждой уважающей себя российской семье).
В Петербурге возле Царскосельского вокзала появился трактир «Претория», в городе Козлове — трактир «Трансвааль». Голландский комитет для оказания помощи раненым бурам находился на Невском проспекте. В приемной его главы, пастора Гиллота, толпились люди из всех сословий, рвущиеся помочь бурам.
Было собрано 100 тысяч рублей на организацию санитарного отряда «Русско-голландский походный лазарет». Был издан альбом «Санкт-Петербург — Трансвааль» с репродукциями картин И.Е. Репина, Н.К. Рериха, К.Е. Маковского и других известнейших русских художников.
Короче, эпатаж, ажиотаж, пафос и эпический героизм - все как мы любим. Между тем, спецоперация росла, крепла и расширялась и прогрессировала. Начали применяться разрывные пули, колючая проволока и связь в виде полевого телеграфа. Обмундирование цвета хаки стало обычным делом, бойцы научились передвигаться рассыпным строем. Еще появились снайперы, преимущественно - те самые буры.
Посконная примета "третьим от спички не прикуривают" устаканилась именно тогда: прикуривает первый - бур ночью видит огонек, прикуривает второй - бур прицеливается, прикуривает третий - бур стреляет. И наповал. Стрелять буры умели, жизнь заставила. За что буров-снайперов и нее любили служащие регулярной английской армии.
Кстати, снайперов не уважали очень долго. Даже во время Второй мировой войны их не очень-то любили. Многие офицеры воспринимали снайперов как бесчестных, коварных убийц и отказывались использовать их. Один из офицеров вполне конкретно отразил такое отношение в своих мемуарах: «Каждый из этих головорезов выползает на рассвете или перед сумерками и лежит неподвижно, просматривая вражеские позиции, подобно коту над мышиной норой. И вот, из окопа на мгновение вынырнет лишь плечо или голова. Но и мгновения достаточно. Выстрел разрывает тишину. Из сведенной судорогой руки выпадает пустая консервная банка. Такова цена человеческой жизни для снайпера. Такова война!»
Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Находясь в траншеях, солдаты сталкиваются с необходимостью отправлять естественные нужды. По гигиеническим причинам они не могут завалить окопы экскрементами. Поэтому через несколько дней пребывания на фронте каждый пехотинец приспосабливался использовать в качестве туалета пустые консервные банки. После того, как банка наполнялась, запах, исходивший от нее, и ворчание товарищей побуждали солдат избавляться от их содержимого. Для этого нужно было выплеснуть банку за край траншеи. Неопытные солдаты при этом иногда приподнимались слишком высоко, боясь запачкать окоп. Хороший снайпер не мог не использовать такую возможность для точного выстрела и при этом не чувствовал каких-либо угрызений совести.
Но все это лирика окопной жизни. Главное в англо-бурской спецоперации то, что впервые боевые действия были перенесены в мировое информационное пространство. Поскольку к началу ХХ века прогрессивная публика уже пользовалось телеграфом, фотографией и кинематографом, а газета стала привычным атрибутом каждого дома.
То есть - англо-бурская заварушка стала гибридной, той самой гибридной, когда пропагандистские манипуляции вне поля боя могут решить ход сражения. И даже определить итог массового смертоубийства. В выигрыше окажется тот, кто сумеет более ловко использовать результаты пропаганды.
Если сейчас об англо-бурской спецоперации никто не помнит - значит так надо. Так хотят те, кто в этом участвовал и кто от этого выиграл.
- Но, скажу честно, если вы прямо сейчас подпишитесь на мой канал, то ваш выигрыш будет несомненным - уверяю, что скучать вам не придется.