- Я согласна, - вошла Люба в комнату, смотря прямо в глаза Анатолию.
Начало истории здесь:
Дед обернулся на внучку. Такая красивая, копия матери, будто сейчас Света перед ним стоит. И сжалось сердце, как же он ее отпустит, да еще и с полузнакомым человеком. С виду Анатолий хороший, да и не чужой, а все равно, вдруг обидит?
- Погоди, Люба, - вздохнул старик, - ставь пока чайник, поговорим, а там уже решать будешь.
Пока чайник закипал, Анатолий начал рассказ.
- Познакомились мы с твоей мамой давно, тебя еще не было, она тогда в пед. институте училась. Сразу понравилась мне Светлана, и я, признаться, был ей не безразличен. Встречаться мы начали, пожениться хотели. За ней и твой отец ухаживал, я знал, да и он обо мне тоже был в курсе. И вот забеременела Света, я так обрадовался, только новость эту мне ее лучшая подруга рассказала. И говорит: «А чего ты радуешься, если это ребенок не твой, а Жени, да и не любит тебя Света, замуж за другого собирается». И мне бы все расспросить у нее самой, только увидел я, как ее Женя обнимает, а она к нему так и льнет, ревность взыграла, дурака из меня делала, как запасной вариант держала, выбирала между нами и вот выбрала.
- Такой злой тогда был, словно сердце у меня вырвали и растоптали, не мог смотреть на ее счастье. И как раз мне работу на Севере предложили. Тогда куда угодно бы уехал, только забыть все, вырвать ее отсюда, - указал Анатолий на грудную клетку.
Люба смотрела на него широко распахнутыми глазами. Зачем мужчина ее матери вернулся столько лет спустя, да еще и ее с собой зовет? Потому что она очень похожа на мать?
Улетел я почти сразу. А Маша, ее лучшая подруга, как закончила институт ко мне приехала глубоко беременной. Сказала, что от меня, я поверил, ведь был с ней в тот вечер, когда все узнал, сам не знаю зачем, будто отомстить хотел, не полегчало только. И вот она на пороге, не прогонять же, говорила о любви, а мне все равно уже, перестал я верить в такое. Поженились мы, жили как обычно, у нее на двоих любви хватало, а потом Антоха родился. И как-то спокойно мне стало, нет, Светлану помнил всегда, просто моя жизнь обрела хоть какой-то смысл. Я жил ради сына.
Искать Свету поначалу не пытался, сам сбежал, чего греха таить, только скажу честно, ни одну женщину так не любил, как ее. Через пять лет в Москву переехали, накопил я достаточно, чтобы бизнес свой открыть. Решил машинами заниматься, в аренду сдавать, как-то пошло, жаловаться не приходиться, связями обзавелся.
Замолчал Анатолий, смотрит на свои пальцы, к самому главному переходить пора.
- Давай чайку, - подал голос дед Игнат, обращаясь к Любе.
Та соскочила, чашки достала, разлила чай и обратно села.
- И вот несколько лет назад я к родителям ездил и мать твою случайно встретил. Меня как кипятком обдало, когда увидел, все такая же красивая, только не улыбалась, как прежде. Подойти боялся, сердце так и выпрыгивало, хоть столько лет прошло, и тут она повернулась и увидела меня. Наверное, она бы ушла, не догони я ее, словно опять нам по 20 лет, стою, смотрю в ее глаза и молчу как дурак. Только поговорили мы все же. И узнал я, насколько женщины коварны бывают. Соврала мне Маша, я даже представить не мог, как можно с подругой так поступить.
У Любы сбилось дыхание, она с ужасом смотрела на Анатолия, потом перевела глаза на деда, тот уткнулся взглядом в кружку.
- Не может быть, - прошептала Люба.
Анатолий кивнул.
- Ты моя дочь, Люба. Света мне все рассказала. Когда я видел их с Женей, она прощалась с ним. Какую же я ошибку сделал, поверив Маше. После у нее спросил, она отпираться не стала, завидовала подруге, нравился я ей, ничем не погнушалась, даже ребенка без отца оставить. А Свете сказала, что сбежал я, как узнал о беременности, оговорила меня. Спасибо Жене, что не бросил твою мать, поступил по-человечески, и тебя вырастил, как свою.
- Он и есть мой отец! – негромко сказала Люба, словно ее слова могли как-то повлиять на правду.
- Так, внучка, так, - закивал дед. – Хороший зять у меня был, нарадоваться на него не мог. А уж как тебя любил!
Люба еле сдерживала слезы. Все: забытое, пережитое, узнанное слилось в одно и захотелось реветь. Слезы предательски выступили на глазах, в который раз за последние несколько часов, только теперь повод был другой.
- Мой папа самый замечательный! – почти кричала девушка.
Анатолий молчал. Он был бесконечно виноват перед ней. И в том, что не вышло у них крепкой любящей семьи, и в том, что она потеряла мать, и в том, что так долго не приходил потом. Он винил себя в гибели Светы и Жени, ведь тогда, в их встречу, он дал ей надежду, что все можно начать заново, и она готова была быть с ним. Неважно, сколько украдено лет, только есть еще время, и они собирались им воспользоваться. По отношению к Жене это было подло, как ни крути он был самым благородным в этой истории, теперь же должен был стал жертвой. Свете не хотелось поступать так с ним, только жила она как в клетке, ничего не радовало, оттого смешливая некогда она превратилась в Несмеяну.
В тот день она поехала к Анатолию навстречу, только встреча так и не состоялась. Мужчина решил, что Света передумала, это был ее выбор, Анатолий настаивать не собирался, однажды он отступился от нее, такое сложно забыть. Лишь спустя время он узнал об аварии. Верить не хотелось, он должен был убедиться, что это правда, и тогда впервые приехал сюда. Нашел их довольно быстро, сторож подсказал, и ушел оттуда с тяжелым чувством, будто причина он. Косвенно, но, не появись он тогда в городе, все бы было по-старому. Взвалив новую ношу, он уехал обратно.
С мыслями собирался долго, как поехать и все рассказать, да и надо ли. Несколько раз направлялся к ним, но потом возвращался, сон потерял, вина тянула вниз, но все же он здесь. Сначала деду Игнату открылся, у него совета спросить, тот просил время подумать, а может и не поверил сразу. И спустя время решили они, нет у Любы родственников, кроме деда, и спокойнее Игнату будет, ежели присмотрит за внучкой кто. Собирались рассказать, да несчастье вышло.
- Люба, - голос Анатолия хриплый от волнения, - я твоему отцу сильно обязан, он лучше меня оказался, только нет ни его, ни матери. Уезжать тебе отсюда надо, я какой-никакой, только отец. Не знаю, сможешь простить или нет, но мой дом – твой дом.
- И как же мне вас теперь называть? – зло смотрела на него Люба.
- По имени, - развел тот руками.
- А ты почему ничего не сказал? - повернулась она к деду. – Все кругом говорят, что жених к нам ходит, а ты молчишь!
- А все равно, что бабы говорят, им бы только сплетничать. Ну теперь, когда все знаешь, говори, едешь с ним? – кивнул дед в сторону Анатолия.
Продолжение здесь