Стоило окружить нациков в Мариуполе, как английский премьер Борис Женсон вскинул голову с белыми волосами, разбросанными в разные стороны, заорал, да так, что все правительство вздрогнуло и умолкло, хотя англичане любили поговорить, особенно в то время когда Женсон произносил речь.
— Марика пльохо. А этот Марика – наш замысел. Весь Жоба Банс – наш замысел. Моя просит встать на один колено и помолиться на Бог, чтоб эта Марика поль оказался свободный. После того, как он оказался свободен, моя пошлет сто тысяч танк на русский президент разбить Москов и танец нацик на Болшо красный плошшадь.
После короткой и невразумительной речи Боря Женсон опустился на одно колено, перекрестился левой рукой, а потом правой и стал молиться. Но мало кто из сидящих в зале последовал его примеру. Покинуть мягкое кресло и стоять на полу на колене одной ноги ради какого там Мариуполя никто не захотел. Женсон расстроился и произнес:
— Моя — ваше не желает видеть, гут бай. Министры тут же разбежались а Борис направился в свой кабинет и нажал на кнопку. Кнопка сработала, министр обороны проснулся и встал по стройке смирно.
— БерБек! Срочно послать сто тысяч танк на Украинишэ, а на Киеф послать сто танков и на Мариука сто танк, на бункер Азофусталь пятьдкесят танк, там наш мальчик устал, москаль Питаун его связать верефка и душить.
— Борис Жонс, ви есть Главком, идет на Марикауполь во глава и получать орден Борис не трус от королева Виктория, — произнес БерБек и перекрестился.
— Я на Марикауполь? Это далеко. Я не знать туда дорога. И я завтра проводить совещаний с этим дурак. Я поручать тебе возглавить и править танк на Марикауполь.
***
Много танков и дальнобойных орудий благополучно достигли фашистской Польши, а там море цветов, оголенных плеч польских красавиц в коротеньких юбках, стоят и пальцем показывают, куда танкистам, кто пожелает, у кого сработает, кто поставит бутылку пива и кусок ливерной колбасы…, короче, кто угостит, тому дорога в рай, а рай – вот он. Хи—хи!
Все танкисты обнажились и бросились на одетых красавиц и пытались поднять не существующие юбки.
— Пан, юбка отнял москаль. Давай так, без юбка. Все шло хорошо. Но вдруг раздался гром и все танки сгорели, а магнитные штыки опустили головы. Все москали испортили.
Однако, тем не менее бункер в Мариуполе, как был неприступной скалой, так им и остался. Храбрые чеченцы не сумели туда проникнуть. Да и желания особого не было. Достаточно любому нацику стать за спиной любой старухи и стрелять в него запрещено. Главком запретил. Пользуясь таким благом, нацик пустит в тебя десяток пуль. Как хочешь, хочешь ложись или просто падай как сноп.
Танки, посланные Жопа на Мариуполь, застряли на границе с Польшей, потом русские войска их расколошматили, а нацики так и остались в бункерах. Многие из них тяжело болели. Не вставали с коек с оторванными ногами, чаще с одной ногой, которая не заживали, а лечить было некому: ни лекарств, ни врачей. А ранение они получали обычно в ночное время. Выползали наружу с целью удрать, но им не везло. Их засекали приборами ночного видения и отстреливали из пулеметов: кто получил в грудь, тому повезло: он больше не чувствовал боли. Остальные, раненые и вовсе не получившие ни одной царапины, возвращались в катакомбы, где их жала русская водка, немецкое пиво и украинские проститутки.
Следующий день был точно такой же. Только другие получали пулю в грудь или кому отрывали вторую ногу, или обе руки и дивизия самых лучших бойцов таяла как апрельский весенний снег. Один из генералов с выбитым глазом на чистом английском языке вещал в микрофон на весь мир, как им трудно и они ждут смерти, может даже сегодня в эту ночь и слезно просил вытащить их из этого смертельного бункера, запертого на ключ лично Р., президентом России. Его слушал весь мир молча, ни у кого не нашлось слова, чтобы его утешить. Хотя можно было сказать: сдавайся в плен. Этот монстр обещает жизнь всем, кто сдается в плен. Однако каждый шваб был так обозлен на российского президента, что не мог выговорить это утешительное слово.
Этих нациков можно было бы пожалеть, если вытащить у них зомбированные мозги и вставить хотя бы коровьи, — все же нелегкая у них расплата за свои злодеяния на русской земле, но в их бункерах, где они спасались и откуда они как клопы вылезали, чтобы отстреливать своих братьев, не было хирурга, способного произвести эту операцию и таким образом спасти им жизнь. Тут так: убил, жди, что тебя тоже убьют: кровь за кровь, подлость за подлость.