Перед показом «Земляничной поляны» Ингмара Бергмана стоит вспомнить, как режиссёр подступался к духовному путешествию, которое осуществляет в упомянутом фильме профессор Исаак Борг.
За шесть лет до «Поляны» Бергман снял менее известную картину «Летняя игра» (Sommarlek, 1951, иногда переводят как «Летнюю интерлюдию). В этом фильме заложена сильная образная система, которая даст обильные всходы и в «Земляничной поляне», и в «Седьмой печати» (где Смерть далеко не впервые у Бергмана становится действующим лицом).
Здесь есть спойлеры к картине «Летняя игра». Но даже если вы её не смотрели, то наш текст не помешает насладиться фильмом.
В «Летней игре» главной героиней становится 28-летняя балетная прима Мари. После короткого замыкания в театре она сбегает с репетиции «Лебединого озера» на близлежащий остров. Там героине предстоит совершить путешествие по уголкам своей памяти.
(Острова — не только географическая примета Швеции, но и один из наиболее важных хронотопов Бергмана. Остров — антитеза шумному городу. Здесь, вдали от суеты сует, люди проявляют себя очень по-разному...)
«Летняя игра» — далеко не «роуд муви», но пройденный Мари путь чем-то сродни тому, что преодолевает профессор Исаак Борг.
Собственно, земляничная поляна здесь тоже встречается: именно там Мари сближается со своим возлюбленным Хенриком. Это глубоко национальный образ: «земляничной поляной» шведы называют любимые места, с которыми они связаны родственной памятью и где им когда-то было хорошо. Впрочем, подобные переживания встречаются и в других культурах. Как тут не вспомнить:
Я в весеннем лесу пил березовый сок,
С ненаглядной певуньей в стогу ночевал,
Что любил — потерял, что имел — не сберёг,
Был я смел и удачлив, но счастья не знал...
Образ «Земляничной поляны» в Швеции амбивалентен — так ещё называют психиатрические больницы. Нельзя не признать: такая злобная ирония имеет право на существование. Встречали ли вы людей, зацикленных на своём «саморазвитии», «самокопании», заканчивающих в лучшем случае таблетками, а в худшем — жёлтым домом? А ведь таких искателей немало.
Амбивалентность проявляется и в отношении к данному «идеалу». Однозначно положительного отношения к образу «Земляничной поляны», подозреваю, не встретить ни в одной культуре. Тем более — в русской культуре, где чаще всего ищут покой следующим образом:
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
или так:
Есть упоение в бою,
И бездны мрачной на краю,
И в разъяренном океане,
Средь грозных волн и бурной тьмы
Но данное погружение уведёт нас далеко. Вернёмся к «Летней игре».
— Ты когда-нибудь испытывала боль после сна? Когда в плачевном состоянии души хочешь вспомнить, что тебе снилось? <...> Просыпаешься утром с большим количеством образов в голове — и ощущаешь себя несчастной, — жалуется Мари.
Попыткой выйти из «сонного царства» и является побег главной героини в своё прошлое. А там есть место всему — и «земляничной поляне», и ужасу утраты, и двусмысленным родственникам, и даже своеобразному грехопадению.
Некое радикальное решение Мари совершает лишь в самом конце фильма, находясь в гримёрке. Там происходит словно потусторонний диалог с использованием зеркал, где собеседником становится балетмейстер, перевоплотившийся в старика Коппелиуса — взятого из сказок Гофмана мастера-безумца, стремящегося оживить свои куклы. Одна из самых запоминающихся сцен картины. Кстати, без зеркал не обойдётся и «Земляничная поляна».
В финале происходит как бы «примирение с действительностью», но крайне небезусловное. Мари смывает с себя грим (с ним будто уходит весь трагический груз прошлого) и предпринимает, вероятно, единственно возможную попытку на обретение счастья — с новым возлюбленным Давидом. Тому даётся шанс на сближение, на обретение совместной интимной интонации — до этого всё ухажерство Давида было невротичным и суетливым.
Нельзя не тревожиться за будущее Мари. Новый возлюбленный может впоследствии обойтись с ней так, как не раз поступали с Кабирией в шедевре Федерико Феллини. Можно вычитать злобную иронию и в том, что на путь истинный балерину поставил кукольник Коппелиус, пусть и ряженый. Не видит ли он в её человеческой судьбе участь куклы — как правило, трагическую?
Вот такая она — интонационно лёгкая, непринуждённая, необязательная для просмотра «Летняя игра». От её земляники — горечь во рту. Впрочем, и с «Земляничной поляной» всё не так просто, как кому-то хотелось бы.
Читайте также: Первая смерть Бергмана: до «Седьмой печати»
Как подготовиться к просмотру «Персоны»?
Музыка апокалипсиса. Она сорвала «Седьмую печать»
«Седьмая печать»: выступление перед показом фильма