(К первой части)
Занятия начались с теории, лекций было много, еще больше самостоятельных заданий. Но на курсах собрались не школяры, все понимали зачем и для чего их тут учат. К занятиям все относились добросовестно. Через две недели к теории добавились занятия на тренажере. Не за горами были и полеты.
В первый полет Никита отправился на МИ-2, учебном вертолете всех времен и народов. Первый полет его не то чтобы удивил, а скорее расстроил. Тут все было другое, и чувство земли, и ощущение неба, всё не то и всё не так. На ″аннушке″ как? Прочитали ″карту″, вырулили, взлетели, встали в ″эшелон″, а дальше ПНО тебе в помощь, наслаждайся полетом и любуйся облаками.
В двойке все не так. Даже не так как на тренажере. Ей, как сказал инструктор, управлять также просто, как ходить по канату, главное научиться держать равновесие. Машина требовала постоянного вмешательства пилота, её все время куда-то тянуло, то задрать нос, то опустить, то лечь в крен. Валится вертолет направо, только начал работать ручкой чтоб крен убрать, а он уже влево валится. Вошел в набор высоты, поднял шаг винта, он уже пытается развернуться влево. Дал правую педаль вперёд чтобы в разворот не войти, значит увеличил тягу рулевого винта, и теперь аппарат влево кренится, опять ручкой работай. Вокруг и глянуть некогда. Хорошо инструктор рядом. Не дает контроль над машиной потерять.
В общем из первого полета вернулся Никита в насквозь мокром комбинезоне, расстроенный, проклиная ″двойку″ и ожидая разноса. Но инструктор был на удивление спокоен. ″Ничего – говорит – в принципе нормально, ручку через чур дёргаешь, и педали слишком усердно жмешь, а так нормально, полста часов налетаешь, все само собой будет получаться. А завтра будем учиться висеть. Это самое сложное. Научишься висеть, все остальное само пойдет″.
И пошло-поехало. Летали много, летом дни длинные, погоды стоят хорошие, летать ничего не мешает, в керосине их не ограничивали. Понемногу вертолет сдался, и скоро Никита поднял в небо машину без инструктора.
А через месяц он уже сидел в кабине ″двадцать четвертого″, он же ″Шмель″, он же ″Крокодил″, он же ″Горбатый″, он же ″Рашпиль″. Никита даже и не знал, что у этой машины столько прозвищ.
″Шмель″ отличался от ″двойки″ как ″Запорожец″ от ″Чайки″. Тут была не только просторная кабина, более информационная приборная панель и кондиционер. Тут ещё был и входящий в состав системы автоматического управления (САУ) автопилот, причем работал он в трех режимах, мог как в самолете стабилизировать параметры полета, а мог и работать в режимах стабилизации углов, а ещё был режим ″маршрут″, когда стабилизировался не просто магнитный курс, а магнитный путевой угол и вертолёт выдерживает курс даже с учётом сноса ветром. Одним словом: ″Чего изволите? Любой каприз!″
Сначала у Никиты сложилось впечатление что инструктор ему не доверяет и помогает управлять машиной, потом он убедился, что это не так. Это машина, работая через САУ в связки с пилотом, летит так как задал ей летчик. Фантастика. Но фантастика эта продолжалась не долго. В следующих полетах инструктор САУ просто отключал, уверяя что, во-первых, Никита с ней никогда ″машину не ощутит″, а во-вторых в горах САУ частенько капризничает, особенно в режиме ″маршрут″.
Инструктора были опытные, сами прошедшие через Афганистан. Они рассказали, что там большинство аэродромов и площадок базирования располагались на высотах 1000–1800 м, про большую запыленность, жару до 45–52, сильные ветры, особенно во второй половине дня, которые ухудшали видимость, про пыльные бури. Рассказали про то, что для успешного выполнения заданий приходится летать на разных высотах, то идти практически над землей, то забираться на критические высоты. Они старались передать все что знали, и через что прошли сами, чтобы сохранить жизни своих питомцев.
Последние два месяца они провели на полигоне горного учебного центра. Учились садиться и взлетать с площадок в высокогорье и в песках, летать вдоль ущелий и над самыми гребнями барханов. Много стреляли, отрабатывали бомбометание. Вот тогда-то Никита наглядно и увидел, на что способна эта машина. Сначала цель отрабатывали неуправляемыми ракетами, потом из пулемета, установленного на турели в носовой части, ну а ″на закуску″ - бомбы ФАБ-250. Работали и одиночными машинами, и парами, и звеньями. Была ещё возможность пуска управляемых ракет, но этому внимания уделяли меньше.
Осенью закончилось обучение. Прибыла комиссия, не только из округа, но и из Москвы. Сдавали зачеты по всем основным направлениям подготовки. Экзаменаторы были строгими, но и обучаемые даром время не теряли. Аттестацию прошли все.
Комиссия улетела, а они остались собирать свои нехитрые вещи и ожидать отправки на свой аэродром, где их учебную группу должны были расформировать. Вечером в палатке столовой состоялся прощальный ″банкет″. Тихо звучала гитара, в воздухе плавал табачный дым, велись неспешные разговоры. За это время они все стали как родные братья, но что поделать, такова уж военная служба, проводы и расставания её неотъемлемая часть.
В разгар веселья Никита вышел из палатки. Захотелось побыть одному. Он отошел подальше от палатки, прилег на пожухлую траву. Над головой светили яркие южные звезды, стояла тишина. Почему-то вспомнился Амир-Ходжа и его слова.
А ведь действительно, он оказался прав. – Подумал Никита. – Моя печаль ушла. О бросившей меня жене я и не вспоминаю. Значит действительно «судьба избавила меня от ненужного, от лишнего, на дороге моей жизни, груза». У меня новая жизнь, новые друзья, новая работа. Разве мой ″двадцать четвёртый″ не похож на «норовистого крылатого скакуна, несущего на своих крыльях огонь», а ведь с ним было «не просто, но я его полюбил». Только вот что это за «новый смысл в жизни» который можно обрести только «пройдя через боль и огонь». И почему он «будет крепко связан с прошлым»? Ладно, время покажет.
После возвращения домой впервые за полгода выпали свободные дни. Ставшие такими родными ″залетные″ убыли в свои части. И хотя один из инструкторов на прощальном ″банкете″, ткнув пальцем в сторону юга, сказал: ″Не грустите, там все скоро встретитесь″, расставаться было жалко. Никита и два его полковых сослуживца ждали выписку из приказа командующего округом о своем дальнейшем назначении, хотя сомневаться не приходилось, назначены будут в своем же полку, в эскадрилью боевых вертолетов.
В своей квартире Никита не был почти три месяца. Жилье его встретило пыльным запахом и духотой давно не проветривавшегося помещения. Первым делом Никита распахнул окна, набрал воды в ведро и принялся за генеральную уборку. Затем включил холодильник и отправился в Военторг, надо же было чем-то питаться, в привычной лётной столовой он пока был никто.
Выбор в магазине был не велик, да и запросы у покупателя были более чем скромными. Никита возвращался домой с авоськой нагруженной парой пачек пельменей, хлебом и парой бутылок дефицитного пива, невесть как попавшего в магазин и почему-то ещё не раскупленного. Возле подъезда он нос к носу столкнулся с Натальей, соседкой сверху, женой штурмана соседнего экипажа АН-12, особой симпатичной, но весьма остренькой на язык.
- Никита! Привет! Сто лет тебя не видела. Смотри-ка черный как сапог, одни зубы блестят, с курортов небось – Засмеялась она. – Судя по загару хорошо отдохнул. Я слышала там, под Ашхабадом, пляжик хороший отгрохали, песчаный. Правда до моря идти далековато, почти тысячу километров.
- Да ну тебя, Наташа. Какой пляж, какое море? – Он не знал, как себя с ней вести, до этого только ″драсьти-досвидасти″ в подъезде. – Ты как поживаешь?
- Да я что, я опять ″соломенная вдова″, мой в командировке. А я, в тоске и печали. – Притворно вздохнула она, не забыв эффектно выставить грудь, потупить глазки и зазывно провести язычком по губам. – Никто меня бедную не приголубит, никто не пожалеет.
″А, что б тебя – подумал Никита, чувствуя, что его бросило в краску - Попался я тебе на глаза, язва″.
- Ладно Наташа, пойду я, дела у меня – Буркнул он.
- Да ладно, какие дела, пельмени сварить спешишь, тоже мне дело. Пойдем ка лучше ко мне, я может тебя чем другим угощу, повкуснее. – Озорно отставив ножку в сторону продолжила Наташа. – Ой, а в краску то бросило как, ну Никита, совсем ты не изменился, как был дикарем, так им и остался.
- Да ладно тебе Наталья, не дурачься. – Сердито сказал Никита, хотя краем глаза отметил, хороша! ″Хороша Наташа, да не наша″. Но полгода без женского тепла давали о себе знать, и он украдкой еще раз ″раздел″ её взглядом. Но тут же мелькнула мысль - ″И эта туда же, неужели они все такие″?
- Всё-всё, не буду. Не красней. А то ты подумаешь бог знает чего, не буду. Дурачусь я просто. А все же глазки у тебя загорелись, да-да загорелись, ещё и как, загорелись. Ну как я, хороша? – Засмеялась она, и так крутнулась на каблучках волчком, что подол юбки взметнулся несколько выше ″рамок приличия″.
- То-то же. Я и так знаю, что хороша. По глазам твоим голодным вижу. – Со смехом сказала Наталья. – Но ты не облизывайся, я не по этой части, уж такие мы женщины озорные существа, любим вас, мужиков, в краску вгонять. Хочешь тайну открою? - Она перешла на притворный шёпот. - Говорят, что созданы мы из гадючьих спинок, а вовсе не из Адамова ребра! Так что бойся баб, Никита!
- Да ну тебя, пойду я.
- Сейчас пойдешь. Не дуйся, девушке иногда и подурачится хочется, а не все же такие ″морально выдержанные″ как ты, кое кто и неправильно понимает, только успевай по рукам бить. А иногда и не только по рукам – Хохотнула она. – Расскажи хоть как живешь? Как твои курсы? Успешно?
- Да. Всё хорошо. Отучился, жду назначения.
- А куда, не сказали?
- Тоже мне тайна. В наш полк скорее всего и назначат.
- В наш полк. – Поскучнела Наталья. – Да уж в наш полк… Про экипаж Золотникова слышал?
- Нет. Откуда, мы же только утром вернулись. А что с ними?
- Что, что. Нет их больше, сгорели.
- Как?! Когда?!
- Третьего дня. Там. Сбили их. Ракетой. На днях сюда, в городок, привезут. Решили тут хоронить, после пожара все так перемешалось, что не поймешь кто где, и жетоны не помогут. Вот и не стали по кучкам делить, собрали все что нашли, тут в братской могиле и похоронят. ... Вместе летали, вместе и упокоятся. Семьи-то у них тут, только Роман холостой, но его родителей уже вызвали.
- Вот это новости…
- Такие вот новости. Вам, мужикам, что? Летай себе и летай. Это мы на земле сидим, от каждого звонка шарахаемся, к почтовому ящику подойти боимся, да волосы седые в 25 лет из головы выдергиваем... Давай тему сменим... Как там твоя ″Бонька″ поживает?
- Ктоооо?
- Да Витка, прости господи. Её женщины в гарнизоне сначала Бонни Тайлер прозвали, а потом просто – Бонька!
- Слушай, Наташа, вот не поверишь, не знаю. И всё давай тему закроем.
- Давай, но только один вопрос, я же женщина, существо не только озорное, но и любопытное. Если до сих пор болит, можешь не отвечать. Что все-таки случилось? Где она?
- Да нет, не болит. Отболело. Может сразу и болело, а сейчас? Сейчас ни чего, даже думать о ней забыл. Просто неприятно говорить об этом. Не знаю я где она и что с ней. Как тогда уехала, так и все, больше не слова. Хотя, надо в почтовый ящик заглянуть, обещала письмо прислать.
- Что, до этого так и не заглянул? А почему уехала?
- В прощальной записке сказала, что ей сцена нужна, слава, музыка. Может и вправду? Кто знает. Она натура утонченная.
- Сука она утонченная, вот она кто, уж мы-то, женщины, знаем, много чего видим, того, что вы мужики не замечаете. Хочешь совет, Никита? Только не думай, что я не в своё дело лезу. Я женщина, и совет тебе дам как женщина.
- Ну давай.
- Разведись с ней. Официально разведись. В таком деле мосты надо жечь сразу. Если бы ты на неё злился или её жалел, тогда ещё ладно. Тут можно и о прощении говорить. А раз у тебя тут – Она показала рукой на сердце – ни чего к ней нет, одно равнодушие, то разведись. Не храни лишнее. А то в жизни как бывает, встретишь свою женщину, а штамп в паспорте счастью-то и мешает.
- Да ну тебя Наташа, хватит с меня женатой жизни. – Засмеялся Никита.
- А ты не зарекайся. Ладно давай разбегаться, а то нас уже минимум в десяток пар глаз срисовали, да головы ломают, что дальше будет. Еще минут пять постоим, так нас языками и в постель вместе уложат. – Засмеялась она. – Тут жизнь скучная и у народа темы разговоров разнообразием не блещут.
На том и расстались.
В почтовом ящике естественно никакого письма не оказалось.
″Может Наташа и права? Может действительно стоит развестись? Конечно, будут проблемы по линии парткома. Конечно, личное дело испорчу. Ну и пусть. – Думал Никита. – С другой стороны, если рвать, то рвать до конца. Тут Наташа права. Только вот где её искать, как там бабы её окрестили - Боньку? А напишу ка я её матери, адрес знаю. Думаю, за это время она уж точно у неё объявилась и всё ей рассказала″. На следующий день Никита отправил на имя своей тёщи письмо, вложив в него конверт с пометкой ″Для Виталины″.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
(Продолжение следует)