Сегодня то, что читатели назвали "крипота с милотой".) В первой части крипота, в основном. Не любите страшные истории — не читайте. Вас предупреждали, если что.))
Лето, солнце, ухоженный двор среди старых панельных пятиэтажек, утопающий в зелени и цветах, приветливые бабушки с внуками на детской площадке...
Кто бы ещё знал, что некоторым прохожим ночью лучше обходить стороной уютный дворик?
— Ох, и деловой у тебя внук получился, Татьяна! Цветово-о-од, — протянула полноватая, улыбчивая старушка.
— И не говори, Петровна, — умиленно глядя на белобрысую головёнку, качающуюся над бархатцами, оживилась ее собеседница. — Наташка моя, видать, передала свои гены. Каждый цветочек ведь знает, каждую травинку. Читает много, опять же — всё про зелепушки разные. И мне рассказывает, да про такое, что я и не слышала ни разу.
Вот только тоскует по своей земле, как дом в деревне продали. Здесь-то, на общественной делянке, только цветы выращивают, а ему всякого хочется... Вот загорелось ему вырастить какую-то тыкву экзотическую. Говорит: из неё, на самом деле, делают все эти цукаты магазинные. Да знаешь ты их: разноцветные и с тропическими вкусами — манги и ананасы всякие. Вот Санька и говорит, что тыква эта ни цвета, ни вкуса, ни запаха своего не имеет и всё в себя вбирает. Хочешь — сделай цукаты со вкусом-запахом смородины, хочешь — с креветками. Не отличить будет.
— О как!
— Да-а-а… Чуть сон парнишонка не потерял. Все магазины с ним обошли-объездили, а там даже и продавцы глаза на него таращат и название переспрашивают. Нет у них такого зверя и не было отродясь.
— Как называется-то невидаль? — с улыбкой тронула за руку собеседницу Лидия Петровна.
— Э-э-э-э… Вот память подводить стала. Никак не могу название запомнить. Такое… — неопределенно покрутила в воздухе рукой Татьяна Викторовна, — не то козаностра, не то камасутра.
И тут же первой рассмеялась, — Нет, не так, конечно, но очень похоже. Так вот: нашел всё-таки Санька эту козаностру на сайте китайском. Заказал.
— Ой, да из Китая семена-то заказывать — сплошная интрига: то ли вместо хризантемы редиска вырастет, то ли вместо помидоров — бальзамин. Плавали уже, знаем.
— Да слышала я. Но тут что-то с ними случилось, видать. Прислали Саньке правильные семена. Да не улыбайся ты, что я, в деревне всю жизнь разве не выращивала тыквы те? Тыква, точно тыква. Одно странно: семечки вот такенные, — она показала пальцами не меньше пяти сантиметров.
— Ну ты, Татьяна, чисто рыбак: «вот такенные»!
— Да у нас еще одно семечко-то осталось, на всякий случай. Хоть щас покажу!
— Ладно, не кипятись, не кипятись. Верю я тебе. Ты скажи лучше: проросли чудо-семечки-то Санькины?
— Проросли, — забыла про обидное недоверие бойкая старушка, — еще как проросли. Мы-то два посадили, чтобы уж наверняка, а они оба и взошли. Санька с ними по утрам с первыми здоровался. Сначала их польет, подкормкой китайской побрызгает (да, китайцы еще и удобрение с семенами прислали), только потом сам умываться и завтракать пойдет. И ка-а-ак попёрли они у нас… И весь подоконник заняли, и батарею закрыли, и на пол поползли.
Вот я и подговорила Саньку пойти к старшей по дому. Договориться, значит, чтобы во дворе высадить чудо-юдо китайское. Вероничка и разрешила, место нам выделила. И с другими старшими договорилась. А что? Листья большие, красивые. Цветет, опять же. И растет, как зверь, даже и без подкормки уже. Вон же они растут! Пойдём поближе.
Женщины живо снялись с облюбованной лавочки и пошли по двору, ограниченному четырьмя панельными пятиэтажками. Тыква, действительно, впечатляла. Слегка резные, лопухастые листья обрамляли край газона сразу за асфальтом проезда. Плети казались бесконечными, но не расползались во все стороны, дисциплинированно вились строго по периметру, деликатно оставляя место для куртинок бархатцев возле самого поребрика. Мощный бордюр с огромными желтыми воронками цветов выглядел непривычно, но солидно и дорого, как на картинке из журнала. Уж точно лучше кривых лебедей из покрышек.
— А я ведь еще по дороге к тебе любовалась и спросить хотела, что-за цветы у вас тут такие… И это вот всего из двух саженцев получилось? — Петровна обвела глазами двор. Лианы обняли весь газон с большой детской площадкой в центре, оставляя только проход с двух сторон, там, где были асфальтированные дорожки.
— А я тебе о чём говорю? Зверь! Теперь вот думаю семян с неё насобирать... Санёк! А пойдем уже домой, бабу Лиду чаем будем поить…
***
Асфальт строптиво качался под ногами, Вовке никак не удавалось поймать этот непослушный ритм. Два раза уже земное тяготение победило человека, брюки и ладони собрали пыль с дороги.
«Опять Ленка гундеть начнет… А я ей по зубам дам, чтобы хлебало на главу семьи не разевала. Правду батя говорил: бабу надо в страхе держать, чтобы кровь с мужика не пила. Неделю мужик вкалывал, так неужели в пятницу не имеет право расслабиться? Имеет! И нечего тут зудеть. Принцев с конями на всех не припасено, а честного работягу нечего жизни учить… А ей всё неймётся, не успеет закончить фонарь под глазом замазывать, а уже новый зарабатывает. Суп ей свежий каждый день варить для кормильца недосуг, тоже работает она, видите ли… А ему выпить нельзя с парнями. От соседей стыдно, цаце. Это еще на соседей посмотреть надо. А то, может, бегает уже к Ленке принц какой, пока су…супруг на работе корячится.
Еще и дочку науськивает, наверняка. Вон, как глазами зыркает уже, стоит папке домой чуть подшофе прийти. А вот папка терпеть больше-то не будет, вот тут ремень у папки на такие зыркалки имеется. Вырастет, так зять только спасибо скажет, что в строгости девку отец воспитал…»
Вязкие, пьяные мысли прервало неожиданное препятствие. Неожиданное, но очень приятное. Прямо на пути развалился толстыми белыми боками пакет из супермаркета, приветливо разинул беззубую пасть, показывая свое щедрое нутро. Копченая колбаса палкой и спиралькой, перевязанной промасленным шпагатом, ломоть пастромы, багет, пара долговязых огурцов, толстопузые помидоры, кусок сыра, прозрачные контейнеры с салатами… и самое прекрасное — четыре горлышка бутылок, глянцево отражающие редкие ночные огни в окнах.
Володька остановился, с трудом поймал равновесие, сглотнул липкую слюну и воровато оглянулся. Это ж какой ворон посеял такой дастархан? Двор был обнадеживающе пуст.
«Сейчас, сейчас… Сейчас папочка заберет тебя домой… Вот сейчас…»
Хмельное дыхание перехватило: пакет рос и стремительно отращивал острые зубы, вожделенная начинка его неуловимо сменилась длинным языком, бешено извивающимся кольцами в огромной пасти. Язык мгновенно захлестнул мертвой петлей тонкую шею работяги и рванул к себе, во влажно поблескивающее нутро…
***
— Бабушка, бабушка! — белоголовый мальчишка тормошил задремавшую в тенечке старушку одной рукой, второй придерживая на носу очки в круглой оправе.
— Что, хороший мой, что?
— Бабулечка, тыква первая уже выросла! Не знаю, как я ее не видел вчера. Приличная такая уже.
— Да рано еще для приличной-то… ну пойдем, пойдем, покажешь.
В зеленой тени листьев, на самом деле, притаилась зеленая тыквина с бледно-зеленым мелким крапом. Бабушка переглянулась с внуком, пожала плечами: — Рано, ну так необычная же… а как ты хотел? Пойдем домой, зайчик мой, пойдем. Скоро сериал начнется, да и ужин готовить пора. Завтра посмотрим внимательно, может, еще где наросли уже твои чудо-тыквы.
***
Худая, долговязая фигура моталась по дворам уже второй час. Лешка (он же Лещ) зябко втягивал голову в плечи, нарочито сутулился (hren его знает, вдруг пялится в окно кто-то из пенсов). Глаза из-под длинного козырька бейсболки неустанно сканировали окружающую темноту.
« Ну хоть кто-нибудь попался бы, — то тоскливо, то лихорадочно кружилась в голове одна мысль, — хоть кто-нибудь».
Полутора сотен, сиротливо болтающихся в кармане джинсов, катастрофически не хватало, а в долг дозу ему не давали уже давно. Одна надежда, что в субботний вечер (да, какой вечер, ночь уже) встретится на пути кто-то, с карманом потолще Лехиного.
«А-а-а-а-а… падлы! Попрятались все… Сдохну ведь до утра… Хоть с телефоном бы кто попался, трубу можно толкнуть толстой Зинке из ларька…»
Темное окно на первом этаже в доме, к которому несло Лешку отчаянье, открылось, сверкнуло стеклом от света уличного фонаря. Послышался старческий голос, зовущий громким шепотом Ваську-заразу и раздражающее кисканье. Идея пришла мгновенно, Лещ тихонько прочистил горло и хрипло мяукнул в ответ. Сосредоточился и начал мяукать почти без перерыва, как можно жалобнее. Бабка активизировалась, начала кис-кискать с удвоенной силой.
«Выйди, курва старая, выйди на улицу… Васеньке очень плохо. О-о-очень плохо».
С бабкой можно зайти в подъезд, а там — и в квартиру. У стариков вечно припрятано на черный день. Подумав об этом, Лешка выдал особенно страдальческий мяв, натянул капюшон поглубже поверх бейсболки и тихо порысил к нужному подъезду. Возле развесистого клена притормозил и прислушался. Вот! Открылась и закрылась дверь подъезда. Он нащупал и выволок из кармана нож с выкидным лезвием, втянул кисть с оружием поглубже в длинный рукав и выглянул из-за толстого ствола. Не стала бабка ждать в дверях, пошла на поиски, видать. Темная фигура вынырнула из тени клена и быстро двинулась к подъезду.
«А вот и бабка. Сидит на корточках и заглядывает в заросли каких-то лопухов на газоне — Васеньку ищет, дура старая».
С трудом сдержался от нервного смешка и протянул максимально невинным голосом: «У Вас случилось что-то? Давайте я Вам помогу». Наклонился к бабке, старательно растягивая подрагивающие губы в улыбке. «Не напугать, только не напугать. Чтобы не заверещала старая, раньше времени, чтобы дойти с ней до квартиры…»
Старуха, не меняя позы, повернула к нему голову. Глаза смотрели цепко и спокойно, губы начали расползаться в ответной улыбке.
Шире, еще шире…
Улыбка, буквально, доползла до ушей, сделав лицо похожим на карикатуру… В одно мгновение бабкина пасть по-акульи распахнулась, что-то резко дернуло опешившего Лешку внутрь и нужда в дозе для него пропала.
***
«Вот же Верка курва… Не такая она, видите ли. Ага, а все эти юбочки-вырезы-разрезы — это для того, чтобы ее богатый внутренний мир лучше проветривался и не заплесневел».
Серега нервно шагал по направлению к дому, терзая зубами сигаретный фильтр и сжимая в кармане свободный кулак. Мало того, что бабло на нее потратил, так еще весь вечер кривлялся, джентльмена из себя корчил, о любви бормотал, домой провожал. А теперь еще и пешком шпарил. Восемь остановок топает, с полвторого ночи — вот удовольствие-то. Лучше бы пивасом затарился и с любой шалавой местной завис. Дешево, сердито и яйца не ломит после такой романтики.
В голове Сереги болезненно плескались остатки чахлого винного хмеля, усиливая раздражение. Хорошо, что дома у матери припасена бутылка водки. «На компрессы». Вот, как раз, сейчас ему неотложно нужен компресс на кишки. Он в очередной раз с ненавистью пробормотал под нос: «Шлюхи. Все шлюхи, только некоторые себе цену не могут сложить» и сплюнул на асфальт. Ноги ныли от непривычного марш-броска, пропотевшие носки только что не чавкали в дешевых кроссовках, натерших пальцы. С каким удовольствием он сейчас пробил бы тупую башку безмозглой курице…
Предпоследний спящий двор — еще немного и он дома. Стащить ненавистные носки, сполоснуть липкие, разбухшие от влаги, измученные ступни, высосать стакан теплой водки, закусить холодной котлетой и рухнуть спать.
Надо же: кто-то еще, кроме него, шарашится по ночам. В десятке метров впереди хрупкая девчушка, присев на корточки, поправляет застежку на босоножках. Ультракороткие шорты и топик со стразами почти ничего не скрывают. И не торопится, совсем не торопится: трет тонким пальчиком что-то на ноге…
Может быть, вечер и не совсем потерян: забыты откровенно мокрые носки и джинсы в паху становятся все теснее. До дома рукой подать. Девочка явно ищет приключений, в такое-то время и в таком прикиде. Да, даже если и не ищет… Сразу за домами справа прячется в кленах и тополях ряд металлических гаражей…
«Такой красавице опасно одной гулять по ночам, может, погуляем вместе? Или проводить Вас до дома, чтобы никто не обидел?» — сдерживая участившееся дыхание и почти не слыша себя из-за бухающего в ушах сердечного ритма, выдавил он из себя банальность. «Только бы не заорала и не побежала, только бы не побежала. Хотя — на таких шпильках далеко она от него не убежит» — бьется в голове в такт пульсу. Девушка, не вставая, поднимает к нему кукольное личико с блестящими глазами, с приоткрытыми пухлыми губками. Улыбается, медленно облизывает губы и игриво манит его пальчиком.
«Ух ты! Неужели… Да и хрен с тем, что совсем рядом окна!»
Такого экстрима в его жизни ещё не было. Голову совсем заволокло жарким туманом и Серега, не веря своему счастью, торопливо дергая непослушными пальцами молнию на джинсах, не отрывая глаз от блестящих губ. Улыбка всё шире…
«Да, детка!» — бьет в череп изнутри.
… Еще шире… еще…
«Как так-то?!» — успевает мелькнуть мысль.
Голова девчушки распухла и увеличилась на глазах, верхняя часть лица откинулась назад, как крышка у шкатулки. Длинная плеть вылетела из распахнутого зева, обхватила бедра замершего Сергея, и рывком, складывая тело пополам и комкая, как дешевую куклу, затащила в нутро.
***
Продолжение завтра.