С битвы на Синих Водах 1362 г., когда великому Литовскому князю Ольгерду удалось вытеснить с Киевщины и Подолья татарские кочевья, и особенно с 1420-х гг., когда великому князю Витовту удалось восстановить позиции Литвы в южнорусской лесостепи - от притока Днестра реки Мурафи в Подолье до притока Днепра реки Сулы на Левобережье развернулась активная земледельческая колонизация.
Земли здесь на условиях несения военной службы получали мелкое и среднее западнорусское боярство бояре и «земяне», а также различные «слуги»: «ордынские» - обязанные сопровождать послов к татарам, «путные» - следить за состоянием дорог, «панцирные» нести патрульную службу, «замковые» поддерживать и охранять крепости. «Слуги» стали не менее многочисленным, чем бояре и земяне - низшим слоем воинского сословия Юго-Западной Руси. К нему примкнули многочисленные служилые татары, которых на условиях несения службы привлекали и расселяли в пограничные районы.
Бояре и земяне были полноправным воинским сословием с судебным иммунитетом и наследуемыми земельными владениями, полученными на условии службы. В 15 веке они составят шляхту Литвы, затем будут наделены статусом и правами польской шляхты и сольются с ней в шляхетстве Речи Посполитой.
Их войсковой организацией станет литовская служба земская, перетекшая с 1560-х гг. в посполитое рушение по польски. Их политической организацией являлись Сеймы Великого княжества Литовского, дополненные в 1560-х гг. местными сеймиками и слившиеся после Люблинской унии 1569 г. с Польским Сеймом в единый Вальный Сейм Речи Посполитой.
Но «слуги» в шляхту не попали: они оказались в правовом положении между боярами, земянами и свободными крестьянами. Их не звали на Сеймы и сеймики, воинская служба была для них не сословной привилегией, а такой-же повинностью, как для крестьян - подати и отработка, они служили в тех-же службе земской и посполитом рушении, но не полноправными бойцами, а в почтах шляхты. «Слуги» были многочисленным, обособленным и выраженным сословием, а сословная воинская служба требовала по представлениям Позднего Средневековья и Раннего Ново о времени - особого социального статуса, особых привилегий и прав.
Всем этим «слуги» были наделены согласно русским обычаям и нормам, которые преобладали в Великом княжестве Литовском во второй половине 14 века и в первой половине 15 века - с тех пор, как Ольгерд сделал ставку на возрождение русских начал в государственности Литвы и русской военной организации в её вооруженных силах.
Но после заключённой Ягайло в 1383 г. Кревской унии с Польшей заряд Ольгерда - выраженный в инерции Витовта - постепенно затухал.
Неудачное восстание «русской Литвы» при Свидригайло привело к разрушению и обвалу русских государственных начал и военно-организационных принципов в последней трети XV в.
В Литву проникало и закреплялось там польское государственное устройство, польское представление о сословном делении, правах и обязанностях сословий.
В Польше же ничего между свободным крестьянством и полноправным шляхетством не было (как, впрочем, не было, в отличие от Руси, и свободного крестьянства).
В Польше социальный статус определялся не землевладением и военной службой, как на Руси, а «благородным» происхождением. Даже в Мазовии, где шляхта составляла до 30% населения и ее большинство жило обычным крестьянским хозяйством на арендованной земле, она имела те же права и статус, что самые богатые магнаты (а представление о себе ещё выше).
Южнорусские слуги оказались в социальной, правовой и военно-организационной неопределенности. Именно тогда, когда в Южную Русь вернулась полномасштабная и беспощадная война.
В конце XV в. татарский натиск на вновь освоенные земли Южной Руси резко усилился.
Большинство населения Подолья и Киевщины, значительная часть населения Волыни - были истреблены и выведены в рабство либо бежали.
Характер жизни остатков южнорусских жителей принципиально изменился.
Неукрепленные села были выжжены и заброшены, население стало сбиваться вплотную к небольшому числу замков, где могло укрыться от татарских набегов и отбиться.
Первоначально замки были государственными. Правительству приходилось не только финансировать их по стройку, но также направлять туда рабочих и гарнизоны из других регионов. Оно обеспечивало гарнизоны замков продовольствием и боеприпасами, следило за исполнением местными боярами и мещанами необходимых для их содержания и обороны повинностей.
В Киевском, Житомирском, Каневском, Черкасском, Остерском, Брацлавском поветах в первой трети 16 века немногие городки при замках остались единственными поселениями в огромной округе. Все прочие были уничтожены татарами.
Ведение хозяйства в прежнем виде стало невозможным. Не просто селиться вдали от замков, а даже удаляться от них для проведения сельхозработ было гибельно. Татары вычёсывали Южную Русь очень частой и острой гребёнкой. Оставшиеся там бояре и слуги, даже владея номинально сёлами и землями, в действительности были их лишены. То была дикая пустыня. Им следовало искать себе другой источник доходов в обмен на свою военную службу.
Именно их умение воевать оказалось нежданно высоко востребованным. Замки стали не только единственным средством выживания в Южной Руси, по мере освоения властями и населением замкового устройства обороны, замки оказались эффективным инструментом «реколонизации» южнорусской лесостепи, которая началась с середины 16 века В Литве реколонизация была связана уже не с правительством, не с широким воинским сословием землевладельцев, а преимущественно с магнатами.
На Киевщине, в Восточном Подолье и Восточной Волыни магнаты получали от правительства Литвы Рады - панов громадные земельные владения и стремились освоить их. То были преимущественно волынские князья Рюриковичи и Гедиминовичи, православные и русские либо обрусевшие. Собственно литовских магнатов Южная Русь не интересовала: им было довольно Западной - более спокойной от татар.
Освоение полученных земель волынские магнаты вели, воспроизводя там то замковое устройство, которое было характерно для Волыни. Но как крупные замки - центры власти и контроля над территорией, так и мелкие замки как укрытия населения от набегов, требовалось охранять и защищать. Широкой шляхты (бояр и земян) в Южной Руси (кроме самой Волыни) не было. И шляхта не могла обеспечить столь массовой военной службы, которая требовалась для обороны того множества больших и малых замков, которые магнаты настроили.
На Волыни в замках располагались небольшие гарнизоны наемников, а основой замковых сил выступали местные бояре и земяне. Они были опытными бойцами, военная служба - их основным занятием. Но в Подолье и на Киевщине их было слишком мало (а где-то не было вовсе).
Правительство и магнаты требовали военной службы от населявших городки при замках мещан: имеющие коней зачислялись в конное ополчение, не имеющие - в пешее.
По мере роста вокруг замков крестьянского населения его также стали обязывать военной службой в ополчении - не только крестьян на государственной земле, но также на церковной и частной.
Замковые чиновники следили за наличием у мещан и крестьян необходимого вооружения и снаряжения. Впрочем, крестьяне и мещане не были опытными бойцами, и татары не слишком их опасались.
Магнатам ничего не оставалось, как нанимать на службу в свои частные войска уцелевших местных «слуг», а возможно - привлекать их также из Волыни, денежным жалованием и земельными имениями близ замков.
То же самое наперегонки с магнатами делали правительственные наместники государственных замков (из тех же магнатов). Они нанимали «слуг» безо всяких указов и законов, просто потому, что «слуги» были там единственным воинским сословием, к которому они могли обратиться.
Для них низшее воинское сословие «слуг» было не чем то новым, а не забытым старым источником боевых сил. Особенно в Киевском воеводстве оно оставалось много численным, вооруженным, с устоявшимися обязанностями военной службы.
Статус «слуг» в новой правовой среде был найден не сразу. Первоначально их вознаграждением за службу было денежное и натуральное жалование, а не наделение землёй. «Благородства» у них не было. Ни статус бояр по-литовски, ни статус шляхты по-польски им не годился. Гораздо быстрее, чем обретение социального статуса, шло вовлечение мелких слуг в бои.
Освоение польской Юго-Западной Руси: Галиции, Западной Волыни и Западного Подолья - зависело от магнатов меньше, чем её литовской части.
Здесь имения получала широкая шляхта, в Галиции и Западной Волыни основой сил обороны против татар служило посполитое рушение, которое отличалось хорошей подготовкой, опытом и слаженностью.
Ситуация в Западном Подолье была совершенно иной. Здесь широкой шляхте закрепиться не удалось-татарские набеги были не просто частыми, а постоянными, и основу обороны против татар составляли замки не шляхетские, а государственные. Для защиты территории от татар там была размещена постоянная армия - оброна поточна.
Даже при насыщенности литовской и польской Южной Руси большими и малыми замками потери в земледельческом населении без сплошного прикрытия территории были слишком велики. А кроме того, татары неплохо умели брать замки, особенно если у них было время и они не чувствовали угрозы от действующей вне замков полевой армии прикрытия.
Однако замки, выстроенные в Южной Руси, имели два свойства, затруднявшие организацию с опорой на них сплошной обороны. Прежде всего, они располагались не по принципам прикрытия территории, а с задачей сбора населения при набеге.
В основном то были небольшие дерево-земляные строения типа «блокхаус», имевшие две-три пушки, а также запасы продовольствия на случай блокады. Ни доминировать на местности и закрывать пути сообщения, ни служить базой для военных операций и расположения полевых войск - они предназначены не были.
Поляки в определенной мере решили задачу защиты территории в Западном Подолье с помощью оброны поточны. Действуя против татар крайне эффективно несмотря на свою малочисленность, оброна поточна выигрывала для населения время на укрытие в замках, не давала татарам вести их осаду, позволяла развёртывать для противодействия им посполитое рушение.
В литовских Восточном Подолье, Восточной Волыни, на Киевщине - ничего подобного оброне поточне не было. Регулярной армии у Литвы не предвиделось. Имевшиеся на Левобережье Днепра крепости: Переяслав, Глинск, Лубны, Ровны, Полтава - в единую оборонительную линию связаны не были.
Единственным орудием обороны территории могло быть только создание территориальных войск в замковых районах. Магнаты и наместники были вынуждены этим заняться. Набеги крымских татар вызвали казачество к жизни.
По опыту замковых сил составом литовских территориальных войск в Южной Руси стали «слуги», перелицованные в «казаков».
Но казачество нельзя считать лишь войсковым наемничеством, его появление именно как социального слоя - очевидно.
«Оказачивание» низшего слоя служилого сословия было обычной в Позднее Средневековье и Раннее Новое время попыткой решить мобилизационную и военную задачу социальными средствами.
Значительная группа мелких бояр и «слуг» перешла в состав казачества - «показачилась».
Термин «казаки» они использовали как самоназвание, обозначали им себя как отдельное сословие с более высоким статусом, чем податное население: с политическими правами, с личными свободами, с освобождением от части повинностей и налогов.
Формируя казачество, они приносили в его статус свое самосознание низшего воинского сословия и свои социальные притязания.
Трансформация мелких бояр и «слуг» в казачество в первой половине 16 века происходила незаметно и постепенно в ходе борьбы с татарами и реколонизации литовской Южной Руси, формирования здесь новых пограничных и территориальных войск.
Казачеству, как привилегированному сословию, нечего было заимствовать в правовом положении у крестьянства. Южнорусское крестьянство, привязанное к земле и политически пассивное, не играло никакой роли на начальном этапе становления казачества.
Переселения крестьян в ходе колонизации не превращали их в казаков: на новом месте крестьяне оставались крестьянами. Казаки получали в вознаграждение за службу жалование - а не желанную для крестьян землю.
До конца 16 века крестьянству было нечего искать в правовом положении казаков, лишь в конце 16 века с наступлением крепостнических порядков оно обратило на казачество внимание как на статус, альтернативный своему ухудшающемуся состоянию. Но к тому времени крестьянство не только в Галиции и на Волыни, но так же в Подолье и на Киевщине было крепостным, трудилось в фольварках (господских хозяйствах) магнатов и шляхты; его расселение в процессе колонизации управлялось господами.
Заброшенные земли в пограничье с Диким Полем при всей своей привлекательности не могли быть с ходу освоены как сельскохозяйственные потому, что такой тип освоения предполагал расселение не в замках (как бояре и мещане) и не в плавнях и островах (как бродяги и добытчики), а в сёлах. То есть именно так, как было удобнее грабить и пленить татарам.
Колонизация лесостепного пограничья не могла быть земледельческой вольной - проводиться беглыми от «феодального гнета» крепостными. Для земледельческой колонизации сперва требовалось оттеснить татар.
В этом смысле крымские татары играли роль «социального фильтра»: в казачество могли попасть либо те слои на селения, что умели защищаться (бояре и «слуги»), либо те, что умели скрываться (промысловики-добытчики). Крестьяне - нет: татары их убивали.
Гораздо большую роль в формировании казачества сыграло население приграничных городов, таких как Канев, Черкассы, Киев.
Само понятие «городовые казаки» и термин «черкасы» как синоним «казаков» подтверждает это. Часть мещанства там была не городским населением, а военно-служилым сословием; по своему положению они являлись «слугами» или выполняли функции «слуг».
Другая часть была «казаками», вольными людьми без начальства и правил, исконно. Именно такими были многочисленные татарские отщепенцы-«казаки», составлявшие даже во времена Батория едва не большинство, и прочие пришлые иноземцы: поляки, немцы, москвичи.
В казачестве все они искали подтверждения своего особого социального статуса, связанного с волей и военной службой. Поскольку казачество было экстерриториальным (чтобы его приобрести, не было необходимости переселяться или по-новому обустраиваться), для мещанства оно было привлекательным.
Самовольное присвоение мещанами статуса казака не было редкостью, но и оказачивание не было всеохватывающим феноменом даже в основных казацких районах.
В Черкассах в 1552 г. проживало 223 мещанина и 250 казаков, таким же было соотношение этих двух основных групп населения в Виннице и Брацлаве.
При этом казаки занимались сельским хозяйством, торговлей и ремеслами, а мещане и селяне «казаковали»: ходили с казацкими бандами на татар и турок, участвовали в казацких промыслах и предприятиях. Казачество распространилось в Киевщине и Восточном Подолье как образ жизни и социальный статус.
Похожим, но не подобным, было становление казачества в русской Северской Украйне: сословие казаков также возникло здесь, но в отличие от Литвы мелкие служилые люди в России были устроены в своем сословии городовых детей боярских и не нуждались в защите своего социального статуса.
Поэтому в русской Северской Украйне казачество сформировалось именно как военно-организационное явление, а не социальное.
Что, конечно, не мешало казакам по обе стороны границы при необходимости сотрудничать в нападениях на татар и обороне от них.
В Польской и Литовской Украйне стала складываться целая прослойка населения «живущего по-казацки» - отказывающегося подчиняться местным землевладельцам и королевской администрации, платить налоги и исполнять повинности, установленные для крестьян и мещан, но всегда готового отстаивать присвоенные себе права и вольности с оружием в руках.
Задавить эту прослойку литовская администрация не могла и не стремилась.
Во-первых, ей постоянно приходилось прибегать к помощи казаков для противодействия татарам, а во-вторых, казаки всегда могли обратиться за поддержкой к своим запорожским товарищам, которые не были неподконтрольны никому
Дорогие читатели и читательницы, подписывайтесь на канал, тут много интересного!
Полный список источников в закреплённом комментарии: