В декабре 1889 года в бедной еврейской семье в Виннице родился мальчик. Много лет спустя, уже известный живописец Натан Альтман, автор хрестоматийного портрета Анны Ахматовой и самого известного бюста Ленина, рассказал жене семейное предание о своем детстве. Его зимой куда-то везли на санях и выронили. Когда родители хватились, нашли мальчика под большой елью, а над ним, как бы охраняя, раскинула крылья орлица...
Текст: Мария Башмакова, фото из личного архива Малаховских, Андрей Семашко
Кем был отец будущего художника, доподлинно неизвестно, мать работала в больнице кастеляншей. Когда Натану исполнилось 4 года, его отец умер. Мать вскоре уехала в США, оставив мальчика на попечении бабушки и дедушки. Когда Натан был уже известным художником, она разыскала его в Советском Союзе: написала письмо и прислала свою фотокарточку. Но Альтман ответил матери, что ее для него не существует.
Натан любил рисовать с детства. Первой моделью будущего художника стала бабушка («Портрет бабушки», 1908 год). А в память о своем деде, который умер раньше, Натан написал картину «Еврейские похороны».
Он поступил в Одесское художественное училище, но окончил лишь четыре класса. Юному Альтману хотелось самостоятельности. Оставив училище, он начал давать уроки рисования. Но нужно было выбирать, что делать дальше. Путь в Петербург в 1910 году из-за черты оседлости был закрыт для еврея. И молодой художник отправился в Европу: сначала в Вену и Мюнхен, затем в Париж – учиться. Первое время он жил в мастерской своего однокашника по Одесскому училищу, затем переехал на Монпарнас, в La ruche («Улей») – знаменитый фаланстер, созданный в 1902 году меценатом Альфредом Буше. Студии-ателье здесь сдавались художникам и скульпторам за символическую плату, в «Улье» в то время жили многие будущие знаменитости.
Год, проведенный в Париже, благодатная пора в жизни художника: он посещал Лувр, Люксембургский музей, занимался в Свободной русской академии Марии Васильевой. Знакомился с современным искусством, искал свой почерк.
К работам молодого художника Париж отнесся благосклонно. В 1911-м авторитетный «Салон национального общества изящных искусств» принял на выставку его картины. Картину Альтмана «Старый город. Церковь» назвали «оазисом в пустыне», потому что «в ней чувствуется подлинное душевное волнение».
В том же году Альтман вернулся в Винницу. После Парижа жизнь в родном городке показалась тусклой. Художник рисовал шаржи, освоил искусство гравюры. Но мечтал учиться и развиваться дальше. Его манил Петербург. Выход нашелся: еврей мог жить в столице, если имел диплом ремесленника. Альтман отправился в Бердичев, получил там диплом «живописца вывесок». И в 1912 году переехал в Петербург.
СТОЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ
Знакомых в столице у 23-летнего Альтмана не было. Чтобы заработать на жизнь, он устроился в витражную мастерскую.
Искусствовед Абрам Эфрос в книге «Портрет Натана Альтмана» называл художника «пришельцем», «аристократом европейского склада», упрекал в подражательстве и отсутствии, возможно, самого ценного в манере творца – самобытного почерка. Но пусть о манере Альтмана рассуждают искусствоведы, очевидно одно: он с юности жадно впитывал новое и с интересом брался за разные виды творчества.
В столице в это время разворачивалась борьба двух направлений в живописи: с одной стороны, «Мира искусства» во главе с Александром Бенуа и Сергеем Дягилевым, с другой – «Союза молодежи», объединившего футуристов Бурлюков, Малевича, Розанову... Альтман не примкнул ни к тем, ни к другим. Но ему благоволили Александр Бенуа и Велимир Хлебников. Молодой художник участвовал и в выставках «Союза молодежи», и в выставках «Мира искусства».
В 1913 году в петербургском кабаре «Бродячая собака» (см.: «Русский мир.ru» №6 за 2016 год, статья «Под знаком собаки». – Прим. ред.) Альтман встретился с Анной Ахматовой и предложил позировать ему. Молодой художник писал поэтессу в своей мансарде, через окно которой можно было выйти на крышу. Он работал долго, модель, к счастью, была терпелива. В итоге получился, возможно, самый известный портрет Анны Ахматовой. Почти сразу после завершения портрета Анна Андреевна написала о нем в стихотворении «Эпические мотивы»:
Как в зеркало, глядела я тревожно
На серый холст, и с каждою неделей
Все горше и страннее было сходство
Мое с моим изображеньем новым.
Портрет Анны Ахматовой произвел сильное впечатление на публику. Молодая женщина – острая, тонкая – в синем платье с желтой шалью. Искусствовед Николай Пунин, третий муж Анны Ахматовой, всегда считал его лучшим из того, что написал Альтман.
В кабаре «Привал комедиантов» в 1916 году Альтман дебютировал как театральный декоратор, оформив постановку пьесы Метерлинка «Чудо святого Антония».
ИЗВАЯТЬ ВОЖДЯ
Революцию Натан Альтман встретил с воодушевлением. И в искусстве тех лет след оставил значимый. В 1918 году он участвовал в конкурсе на создание геральдики РСФСР: предложенный художником красный флаг с золотыми буквами аббревиатуры признали лучшим. После революции Альтман руководил секцией художественных работ, связавшей искусство с агитационными задачами. Он организовал Первую государственную свободную выставку произведений искусства во Дворце искусств (Зимний дворец); руководил созданием Музея художественной культуры; был редактором первой советской газеты по вопросам искусства «Искусство коммуны»; возглавлял художественную часть журнала «Пламя»; занимал должность профессора живописных и скульптурных мастерских СВОМАСа («Свободные государственные художественные мастерские» – группа художественных школ, созданных в нескольких городах России после Октябрьской революции. – Прим. ред.).
Новое время породило новых героев, которых требовалось увековечить. Набив руку на барельефах революционеров (Луначарского и Халтурина), Натан Альтман получил в 1920 году важный заказ: создать к 50-летию вождя его портрет. Анатолий Луначарский был впечатлен работой Альтмана, а Ленин доверял наркому просвещения в вопросах культуры.
В течение полутора месяцев Альтман работал в кремлевском кабинете Ленина по пять-шесть часов, создал множество натурных набросков. Вождь поинтересовался, «футуристическую» ли скульптуру замыслил Альтман. Тот объяснил, что его задача – портрет, и принес Ленину репродукции и фотографии работ футуристов. Вождь признался, что ничего в этом не понимает, он по другой части. В итоге именно скульптура работы Альтмана была первым портретом Ленина, экспонировавшимся за границей – на Всемирной выставке в Париже в 1925 году.
Впоследствии «лениниана» Альтмана будет его кормить и, видимо, спасет его семью в годы «большого террора». Ирина Щеголева, вторая жена художника, вспоминала, что у мужа хранилась записка Ленина, в которой вождь восхищался его талантом. И эта бумага была «броней», которая защищала художника от упреков в «формализме».
Как-то Натан Исаевич попросил невестку прибрать в мастерской. Девушка рьяно отнеслась к поручению и решила вынести бюст Ленина на помойку вместе с кипой «старых бумаг» – пачкой рисовой бумаги, подаренной Пикассо.
ФАРФОРОВАЯ АГИТАЦИЯ
Альтмановский профиль Ленина был использован при росписи тарелки с продовольственной карточкой и лозунгом «Кто не работает, тот не ест» (1921), ставшей флагманом советского агитационного фарфора. Современник назвал бы Альтмана талантливым пиарщиком, а агитационный фарфор с Ильичом и колосьями – «прогрессивным мерчем». Шутки шутками, но Альтман и правда был жадным до нового, умел быть гибким, созвучным времени. Не зря художник много лет спустя шутил: «Я всегда старался быть впереди своего времени».
К 1919 году состав отделения живописных мастерских Ленинградского (бывшего Императорского) фарфорового завода впечатлял именами: Натан Альтман, Александр Самохвалов, Борис Кустодиев, Кузьма Петров-Водкин, Мстислав Добужинский. Мастера Москвы и Петрограда, работавшие в то время над оформлением революционных празднеств, откликнулись на призывы «Искусство – в массы» и «Искусство – в производство».
Елена Данько, современница Альтмана и участница заводских творческих экспериментов, писала: «Этот фарфор был яркий, жизнерадостный, праздничный». Художники агитировали за власть Советов, многие из них искренне ощущали себя участниками революции. Эти слова в полной мере можно отнести к знаменитой альтмановской работе – фарфоровой тарелке «Земля трудящимся» (1919). Для эскиза художник взял за основу герб Петроградской трудовой коммуны, который представлял собой изображение ромба с фабричными зданиями, обрамленными снизу скрещенными серпом и колосом. Он стал символом союза земледельческого и промышленного труда, на котором строилось новое государство.
В 1921 году Альтман переехал в Москву, где начался «театральный этап» творчества художника. Он работал с режиссерами Соломоном Михоэлсом, Григорием Козинцевым, Алексеем Грановским, стал главным художником в Государственном еврейском театре (ГОСЕТ). В 1921-м оформил постановку «Мистерии-буфф» Владимира Маяковского в переводе на немецкий язык для депутатов III Конгресса Коминтерна.
В 1922 году Альтман выполнил сценографию спектакля «Гадибук» – это мистическая трагедия о любви и смерти по пьесе Семена Ан-ского. Пьеса стала одной из самых репертуарных в ХХ веке. За постановку взялась Еврейская студия при МХТ под руководством Евгения Вахтангова. Успех был оглушительным.
Помимо театра Альтман работал в кино, был художником фильма «Еврейское счастье» (1925) по мотивам рассказов Шолом-Алейхема. Одной из последних работ Альтмана стал фильм «Дон Кихот», снятый Григорием Козинцевым по сценарию Евгения Шварца (1957). Козинцев признавался, что многим обязан таланту Альтмана.
В апреле 1928 года Натан Альтман выехал за границу в качестве главного художника ГОСЕТа. «В творческой командировке» он пробыл до 1935 года. Вернувшись, понял, что стал чужим среди своих: он и его искусство не соответствовали духу соцреализма. Художник ушел в тень. Точнее – нашел себя в театре и книжной графике.
ПАЁК ЗА ИМЯ
Натан Альтман был женат дважды. В 1928 году художник женился на балерине Ирине Дега. С ней же он уехал на зарубежные гастроли с ГОСЕТом. В Париже у супругов родился сын, который умер в младенчестве. В 1935-м Альтман вернулся в СССР один.
Со своей второй женой, Ириной Щеголевой, Альтман впервые встретился в 1927 году на пляже в Евпатории. В тот момент оба состояли в браке.
Ирина – высокая, статная, большеглазая – произвела впечатление на Альтмана. Натан Исаевич заинтересовал Ирину как человек необычный и яркий. Держался скромно и приветливо.
Брак с Ириной Щеголевой (урожденной Тернавцевой) оказался бездетным. Об Ирине и ее сестре Марии – дочерях известного философа, чиновника особых поручений при обер-прокуроре Синода Валентина Тернавцева, – писатель Алексей Толстой говорил, что они были «немыслимой, неправдоподобной красоты». Мария была замужем за художником Брониславом Малаховским, у них было двое детей: Екатерина и Дмитрий. Малаховского расстреляли в 1937-м. Марию отправили в ссылку в Казахстан, детям грозил детприемник НКВД. Альтман усыновил племянников и посылал свояченице деньги. Мария Малаховская умерла в тюрьме в 1948 году.
В 1941-м Альтман с семьей был эвакуирован в Пермь (тогда Молотов). Там Натан и Ирина зарегистрировали брак. Альтман стал главным художником Кировского театра оперы и балета, который был эвакуирован в Пермь, оформил постановки «Фауст», «Князь Игорь», «Лауренсия», «Гаянэ». С последним спектаклем случился курьез. Балет Арама Хачатуряна пришлось украшать декорациями, сделанными из солдатского сукна. На занавесе художник изобразил древних рыцарей, на заднике – гряды гор и хлопковые поля… Так родилась эпиграмма: «Говорят, что на Севане мало знают о Натане. Но, наверно, и Натан мало знает про Севан».
Дирекция Кировского театра оперы и балета выхлопотала для артистов дополнительный лимитный паёк. Поскольку Натан Альтман не был артистом, ему предложили хлопотать за себя самому и поехать в Москву к председателю Комитета по делам искусств Михаилу Храпченко. Альтман поехал. Секретарь Храпченко спросил, как доложить о художнике, и поинтересовался званием Альтмана. «У меня есть имя!» – ответил художник.
Храпченко распорядился выдать лимитный паёк художнику.
ИНДЕЕЦ И АРАП
Натан Альтман обладал запоминающейся внешностью. Николай Пунин писал: «У Альтмана было лицо азиата, юркие движения, крупные скулы; он всегда приносил с собой суету жизни, у него был практический ум, но затейливый и веселый».
Созерцатель – пожалуй, это подходящее для Альтмана слово. Художник мог неделями лежать на диване в мастерской и обдумывать творческий замысел. А потом очень быстро работал.
Второй страстью после искусства для художника была рыбалка. Рыбачил он вдохновенно, но не очень удачно. Зато сам сшил костюм для рыбалки.
В старости Натан Альтман повязывал шейный платок вместо галстука, ходил, опираясь на элегантную трость, которую сам вырезал из дерева.
«Прелесть Натана Альтмана – в простоте, с которой он живет, пишет свои картины, ловит рыбу, – вспоминал Евгений Шварц. – Он ладный, желтолицый, толстогубый, седой. <…> Есть во всем его существе удивительная беспечность, заменяющая ту воинствующую независимость, что столь часто обнаруживают у гениев». Элегантность и «несоветскость» Шварц поймал точно, описывая Альтмана-рыбака в Комарове. Стройный мужчина в берете на седых густых волосах выделялся среди дачников. Шварц отмечал: рыболовные снасти у Альтмана были самодельные и отлично выполненные.
Скуластый брюнет с крупным ртом и чуть раскосыми глазами, Альтман чем-то походил на индейца. Таким будущего мужа увидела Ирина Щеголева. Она вспоминала, что у Альтмана было замечательное чувство юмора.
Супругу Натан Исаевич нежно любил, но в мастерскую не допускал, хотя уборка и уход за цветами были на ней. Цветов в доме было много. В их числе и лимонное деревце. Натан Исаевич очень надеялся увидеть плоды, а лимон все не радовал. Ирина Валентиновна подшутила над мужем: привязала купленный лимончик к дереву. Обрадованный художник радостно воскликнул: «Я же вам говорил!» Но когда ему показали веревочку, чуть не расплакался.
Сама Ирина Валентиновна была яркой, эксцентричной женщиной, умела удивлять. 19-летие дочери Кати она решила отметить маскарадом, несмотря на суровые условия послевоенной жизни в Ленинграде. Натан Исаевич нарисовал пригласительные открытки для гостей, на которых изобразил Катю кошечкой в балетной пачке (она окончила Вагановское училище), а Ирину и себя в виде сфинксов. Гостям надлежало явиться в маскарадных костюмах. Хозяева не без горькой иронии предупреждали, что «пища в основном будет духовная», но веселились под залпы шампанского. Смуглый невысокий Натан Альтман переоделся арапом, его высокая супруга – Петром Великим.
Натан Исаевич иллюстрировал и взрослые, и детские книги. В последних с особой любовью рисовал животных. Почему? «Моими игрушками были разные животные, кошки, собаки, а когда подрос, то и баран. <…> Когда я стал рисовать, то именно эти «игрушки» стали моими первыми объектами: сидя на полу под столом, я мелом рисовал на нижней крышке стола… Бумагу и карандаш я получил гораздо позже. Животных и неодушевленные предметы я наделял человеческими чувствами и поступками. Отсутствие игрушек и наличие некоторого воображения помогли мне видеть в обыкновенном необычное, в простых предметах – фантастические персонажи, помогло мне мечтать» – эти слова художника приводит в своей монографии «Натан Альтман» Марк Эткинд.
Мастер и правда умел видеть то, что не замечали другие. В конце жизни всматривался в лесные коряги и вырезал то, что удавалось разглядеть. У потомков хранится трость, расправившая крылья птица и собака, вырезанные из дерева. Жива и настольная антикварная лампа Натана Исаевича. И черная самодельная маска с именин Кати сохранилась.
Альтман берег и всегда возил с собой картину «Весна», поскольку считал ее своей первой важной творческой работой, карандашный автопортрет 1908 года и Тору в красном переплете.
ОЧЕНЬ СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК
Прямых потомков Натана Альтмана не осталось. Но не прервался род Бронислава Малаховского, чьих детей усыновил Альтман. Дмитрия Малаховского в приемной семье Альтмана звали Валентином – мальчика крестили под этим именем. После университета в Ленинграде Дмитрий окончил аспирантуру в МГУ, там же защитил докторскую диссертацию. Изучал геоморфологию. У Дмитрия Малаховского родились сыновья Петр и Василий, дочь которого, Станислава, стала художником. Она окончила Академию Штиглица, училась на кафедре книжной графики. Потом получила второе образование – искусствоведческое. Поступила в Академию художеств. Изучает книжную графику Натана Альтмана. Сама Станислава – автор иллюстраций уже нескольких книг.
Решив воссоздать семейную историю, Малаховские организовали несколько художественных выставок с участием семейной коллекции. Супруга Василия, Татьяна Миронова, подготовила книгу воспоминаний об Ирине Щеголевой.
…Вспоминают, что, встречая Натана Альтмана, Осип Мандельштам всякий раз декламировал: «Это есть художник Альтман, // Очень старый человек…» В 1914 году «очень старому человеку» Альтману было всего 25 лет. Но поэт не ошибся: художник прожил долгую жизнь.
Натан Альтман умер в том же месяце, что и родился, прожив 80 лет. Он похоронен в Комарове, недалеко от могилы Анны Ахматовой. И если художник при жизни сам творит своимиры, то после его смерти мифы воюют с памятью и фактами. Вдова Натана Альтмана слышала, как «старательные экскурсоводы», подходя к могиле художника, говорили о нем как о «муже Ахматовой». У покойного было отличное чувство юмора – он бы посмеялся.
