Если вы вдохновились прекрасной сказкой института НУ И НУ из фильма "Чародеи" и, узнав, что снят он по мотивам (подчёркиваю – ПО МОТИВАМ) "Понедельника...", понеслись его читать, то мои вам искренние соболезнования. К слову, Борису Стругацкому фильм поначалу не понравился, но потом, как он сам выразился, попривык. Чего и вам желаю при прочтении "Понедельника..."
Вообще "Понедельник начинается в субботу" это просто моё состояние по жизни. Учитывая график пятидневной рабочей недели с периодически возникающими рабочими субботами, смысл этого названия я испытывала на себе. В отличие от "Чародеев", это не красивая фэнтезийная сказка о любви. Здесь нет двух кристально честных главных героев и злодеев, строящих им козни. "Понедельник..." это книга о суровых буднях научного института НИИЧАВО (да-да, даже не НУ И НУ). К сожалению, я встретила в сети текст этого произведения, выдаваемый за сценарий "Чародеев". По-моему, это либо тонкий троллинг, либо откровенное издевательство над поклонниками фильма.
Что хорошего в этом произведении? Если честно, не знаю. Это сухое описание будней научных работников. Просто они исследуют не законы физики, не разнообразие видов нашей планеты, а магические законы. Волшебство в мире "Понедельника..." обыденно, буднично, объяснено научно и поставлено на конвейер. Но не для всех, а только для работников секретного научного учреждения. А для простого народа всё это дико и странно, что нам и показывают авторы в первой части произведения.
Начинается всё с того, что молодой талантливый программист берёт попутчиков, которые приводят его в итоге к новой работе и в новый, совершенно незнакомый ему мир магии. Поначалу он всему удивляется и всего шугается, но уже во второй части мы видим, что он втянулся и стал полноправной частью магических будней.
Повторюсь, если вы ждёте чего-то фэнтезийного, сказочного, то вам не к "Понедельнику..." Его стиль повествования слишком сухой, сюжет ровный, будничный. Но именно это меня почему-то в нём и привлекло. Стругацкие сумели так ловко вписать магию в повседневность, что даже не замечаешь этого "шва" между вымышленным и реальным миром. Можно даже засомневаться, а вдруг НИИЧАВО реально существует?
Но зато в "Понедельнике..." много достаточно забавных ситуаций. Чего только стоит вылупление прожорливого гомункула, который в итоге так обожрался, что лопнул в прямом смысле слова, ли процесс создания стенгазеты (тут я ржала местами в голос).
"Сказка о Тройке", несмотря на название, это логическое продолжение "Понедельника...", высмеивающее различные комиссии по приёмке чего-либо и некоторых заявителей изобретений. Так, например, члены комиссии не всегда разбираются в теме, а потому не могут адекватно определить, какое изобретение достойно патентования и выпуска в серию, а какое нет. Но среди заявителей тоже встречаются уникумы вроде старичка с пишущей машинкой, которая, как он утверждает, может ответить на все вопросы. Проблема в том, что ей для этого нужен человек, который напечатает её ответ. Ну, вы поняли принцип работы. И сколько бы ни кричал такой горе-изобретатель, что "у неё внутрях", патента ему не видать.
Наверное, чтобы полюбить эти произведения, нужно быть человеком науки или быть с ним связанным. Я работаю в университете и некоторые сцены из этих книг иногда наблюдаю воочию. Но при этом охотно верю, что большинству людей книги о НИИЧАВО покажутся скучными.
И напоследок немного юмора! Мой любимый фрагмент из "Понедельника..." – процесс создания стенгазеты.
Мы сели за отдельный столик и разложили перед собой карикатуры. Некоторое время мы смотрели на них в надежде, что нас осенит. Потом Стелла произнесла:
— Таких людей, как этот Брут, поберегись — они сопрут!
— Что сопрут? — спросил я. — Он разве что-нибудь спер?
— Нет, — сказала Стелла. — Он хулиганил и дрался. Это я для рифмы.
Мы снова подождали. Ничего, кроме "поберегись — они сопрут", в голову мне не лезло.
— Давай рассуждать логически, — сказал я. — Имеется Хома Брут. Он напился пьяный. Дрался. Что он еще делал?
— К девушкам приставал, — сказала Стелла. — Стекло разбил.
— Хорошо, — сказал я. — Еще?
— Выражался…
— Вот странно, — подал голос Саня Дрозд. — Я с этим Брутом работал в кинобудке. Парень как парень. Нормальный…
— Ну? — сказал я.
— Ну и все.
— Ты рифму можешь дать на "Брут"? — спросил я.
— Прут.
— Уже было, — сказал я. — Сопрут.
— Да нет. Прут. Палка такая, которой секут.
Стелла сказала с выражением:
— Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут.
— Не годится, — сказал Дрозд. — Пропаганда телесных наказаний.
— Помрут, — сказал я. — Или просто — мрут.
— Товарищ, пред тобою Брут, – сказала Стелла. — От слов его все мухи мрут.
— Это от ваших стихов все мухи мрут, — сказал Дрозд.
— Ты заголовок написал? — спросил я.
— Нет, — сказал Дрозд кокетливо.
— Вот и займись.
— Позорят славный институт, — сказала Стелла, — такие пьяницы, как Брут.
— Это хорошо, — сказал я. — Это мы дадим в конец. Запиши. Это будет мораль, свежая и оригинальная.
— Чего же в ней оригинального? — спросил простодушный Дрозд.
Я не стал с ним разговаривать.
— Теперь надо описать, — сказал я, — как он хулиганил. Скажем так. Напился пьян, как павиан, за словом не полез в карман, был человек, стал хулиган.
— Ужасно, — сказала Стелла с отвращением.
Я подпер голову руками и стал смотреть на карикатуру. Дрозд, оттопырив зад, водил кисточкой по ватману. Ноги его в предельно узких джинсах были выгнуты дугой. Меня осенило.
— Коленками назад! — сказал я. — Песенка!
— "Сидел кузнечик маленький коленками назад", — сказала Стелла.
— Точно, — сказал Дрозд, не оборачиваясь. — И я ее знаю. "Все гости расползалися коленками назад", — пропел он.
— Подожди, подожди, — сказал я. Я чувствовал вдохновение. — Дерется и бранится он, и вот вам результат: влекут его в милицию коленками назад.
— Это ничего, — сказала Стелла.
— Понимаешь? — сказал я. — Еще пару строф, и чтобы везде был рефрен "коленками назад". Упился сверх кондиции… Погнался за девицею… Что-нибудь вроде этого.
— Отчаянно напился он, — сказал Стелла. — Сам черт ему не брат. В чужую дверь вломился он коленками назад.
— Блеск! — сказал я. — Записывай. А он вламывался?
— Вламывался, вламывался.
— Отлично! — сказал я. — Ну, еще одну строфу.
— Погнался за девицею коленками назад, — сказала Стелла задумчиво. — Первую строчку нужно…
— Амуниция, — сказал я. — Полиция. Амбиция. Юстиция.
— Ютится он, — сказала Стелла. — Стремится он. Не бриться и не мыться…
— Он, — добавил Дрозд. — Это верно. Это у вас получилась художественная правда. Сроду он не брился и не мылся.
— Может, вторую строчку придумаем? — предложила Стелла. — Назад — аппарат — автомат…
— Гад, — сказал я. – Рад.
— Мат, — сказал Дрозд. — Шах, мол, и мат.
Мы опять долго молчали, бессмысленно глядя друг на друга и шевеля губами. Дрозд постукивал кисточкой о края чашки с водой.
— Играет и резвится он, — сказал я наконец, — ругаясь, как пират. Погнался за девицею коленками назад.
— Пират — как-то… — сказала Стелла.
— Тогда: сам черт ему не брат.
— Это уже было.
— Где?.. Ах да, действительно было.
— Как тигра полосат, — предложил Дрозд.
<...>
Стелла быстро протараторила все, что мы успели сочинить. Роман почесал подбородок, Володя Почкин неестественно заржал, а Корнеев скомандовал:
— Расстрелять. Из крупнокалиберного пулемета. Вы когда-нибудь научитесь писать стихи?
— Пиши сам, — сказал я сердито.
— Я писать стихи не могу, — сказал Корнеев. — По натуре я не Пушкин. Я по натуре Белинский.
— Ты по натуре кадавр, — сказала Стелла.
— Пардон! — потребовал Витька. — Я желаю, чтобы в газете был отдел литературной критики. Я хочу писать критические статьи. Я вас всех раздолбаю! Я вам еще припомню ваше творение про дачи.
— Какое? — спросил Эдик.
Корнеев немедленно процитировал:
— "Я хочу построить дачу. Где? Вот главная задача. Только местный комитет не дает пока ответ". Было? Признавайтесь!
— Мало ли что, — сказал я. — У Пушкина тоже были неудачные стихи. Их даже в школьных хрестоматиях не полностью публикуют.
— А я знаю, — сказал Дрозд.
Роман повернулся к нему.
— У нас будет сегодня заголовок или нет?
— Будет, — сказал Дрозд. — Я уже букву "К" нарисовал.
— Какую "К"? При чем здесь "К"?
— А что, не надо было?
— Я сейчас здесь умру, — сказал Роман. — Газета называется "За передовую магию". Покажи мне там хоть одну букву "К"!
Дрозд, уставясь в стену, пошевелил губами.
— Как же так? — сказал он наконец. — Откуда же я взял букву "К"? Была же буква "К"!