Мужчина, словно в лихорадке, побрёл назад. Он не очень понимал, что произошло, но слышал, что кричал диким зверем именно его сын. Тяжело было отцу оставлять незнакомому человеку ребёнка, но это был его последний шанс. Михаил вышел на просеку и пошёл на закат.
В голове у него крутилась картинка, как его добрый, как он полагал, сосед, сам напрашивался в крёстные после рождения Егорки. Пришёл в гости, посидели, поговорили, обмыли рождение первенца, и Захар вдруг сказал:
-Ну что, буду что ли крёстным для твоего сына?
И Михаил не стал сопротивляться и перечить, хотя они уже условились до этого с женой Татьяной, что в крёстные позовут её брата. Как так могло получится, что он ему не отказал, а согласился? Он теперь этого не понимал...
Совсем стемнело, похолодало, решил мужчина переночевать в глухом лесу. Сделал себе наскоро шалаш, устлал землю хвойными ветками, и лёг. лежит, и вдруг ему как чудится, что кто-то говорит ему:
-А чего сына-то оставил?
Мужчина ворочается с боку на бок, уснуть хочет, а сон нейдёт. И снова в голову лезут мысли, и опять кто-то навязчиво спрашивает:
-Сына-то зачем оставил? На погибель?
Извертелся мужчина, вскочил под конец, как ужаленный. А голос говорит:
-Иди, иди, сына-то забери! Зачем оставил? Что наделал?
И бросился мужчина назад, бежит во тьме, на сучки да коряги натыкается. Кружит ночью по лесу, не поймёт, где он, только голос ему настойчиво шепчет:
-Монахиню-то убей... Задушить её надо, слышишь?
Видит он избушку её, подбегает и хочет зайти. Но сила какая-то не впускает его. Кружит, кружит вокруг Михаил, сам себе не рад, не понимает, что происходит.
Вдруг слышит страшный мужской крик из избушки:
-Ну иди сюда, тебя же зову!
Начинает трясти мужчину от страха, он плачет, а поделать с собой ничего не может. Берёт палку острую и направляется к избушке.
-Открой мне дверь...-шепчет ему его сын, пытаясь заглянут в щель дверную. Монахиня вышла, а дверь снаружи подпёрла и закрыла на засов.
-Открой дверь, слышишь, папа... - шепчет низким голосом его сын, пытаясь заглянуть в его глаза своими горящими огнём красными глазами, и дёргает её изнутри.
Михаил опомнился от страха, что тот, кого он хочет выпустить - и не сын его. Не похож он на тихого мальчика. Чувствует отец, что перед ним злое и коварное создание. Отошёл в сторонку и спрашивает:
-А ты кто?
-Как кто? - отвечает сын, рассматривая его через щель дверную и улыбаясь, - Сын я твой, Егорушка. Папа, ты возьмёшь меня домой?
Михаил спрашивает:
-А как маму нашу зовут?
-Я не знаю, как зовут эту лохудру. Я тебя спрашиваю: ты возьмёшь меня домой?
Сел отец на землю, схватился за голову от страха и растерянности. А мальчик за дверью говорит:
-Ну ладно... А теперь смотри, что будет с твоим сыном...
И стал ребёнок орать, скакать, биться о стены и печку, выкрикивая проклятья и матерщину. Сердце у отца разрывается всё это слышать, но открыть он боится. Он и сам теперь ребёнка боится, потому что чувствует, как вселился в него кто...
Стал креститься с перепугу Михаил. Молитв он не знал, а крестное знамение творит. Кричит кто-то в избе:
-Будешь креститься - убью твоего сына!
Закрыл уши и глаза отец, чтоб не слышать этих криков и голоса, а всё равно слышит, как в голове он звучит... Вот, -думает, - мука смертная! Страх-то какой! Когда же это кончится? - И упал без чувств...
Утром возвращается в избу Архелая, видит: лежит отец ребёнка на траве, спит. Прошла она мимо, открыла дверь - и сын его в изнеможении на лавке лежит, сам не свой. Укрыла она его снова овечьей шкурой, брызнула в лицо святой водой из родника, и снова вышла на крыльцо к отцу.
-Шёл бы ты отсюда. Нельзя тебе здесь быть. Не выдержишь ты, заберёшь ведь его. Вместе погибнете... Первую ночь ты вынес, вторая ещё хуже будет.
Архелая угостила мужчину тем, чем питалась сама, и благословила в обратную дорогу, наказывая:
-Крестись почаще. "Господи, помилуй!" про себя говори. И ни с кем по пути не беседуй. Тебе главное подальше отсюда уйти, чтоб не смог ты ночью прибежать сюда. Куда бы ты не ушёл - я сама тебя найду и сына верну. Но возвращаться сюда ты не должен. Иначе вам двоим погибель...
Михаил выслушал её и снова побрёл от избушки. Он понимал, что с ребёнком творится что-то страшное, мистическое, и ему было жутко от этого. Но надо было слушать монахиню, иначе они вдвоём с сыном погибнут. Он покорно уходил прочь, даже не представляя, что его ждёт на следующую ночь... В голове стоял образ Захара, который вышел к калитке и смеялся...
