Посетив земли Северного Рейна-Вестфалии, Баден-Вюртемберга и слегка Баварии, мне в глубине души хотелось подобраться с визитом и к столице. Я предполагала, что моё знакомство с Берлином будет разово-туристическим. Я села писать эти главы для книги «18 странствий», побывав в Берлине и не предполагая, что получится томик впечатлений. Потому что стала приезжать в Берлин снова и снова. Каждый раз клялась себе: «больше ни ногой», но вновь оказывалась в Берлине.
Берлин приютил и в феврале 2022 года. Стал вторым домом. Я присматриваюсь к нему так и так, и не в состоянии полюбить, по крайней мере начинаю быть способной рассказать о том, каким вижу этот город, жизнь его жителей — немцев и русскоязычных.
Первый раз я приехала в Берлин весной 2019, и пробыла в общей сложности недели две. Вернулась в Питер с ощущением, что не увидела Берлина, потому что охватила недостаточно популярных достопримечательностей.
Если взять ассоциативный ряд, которым я могла бы охарактеризовать «свой» Берлин сегодня, это люди и их дома, зелень, озёра и память об истории, июньская невыносимая жара, весеннее цветение всего, что только произрастает, турки, без которых нечего было бы есть, процессы, которые не сдвинешь с места. Но главное — Берлин невообразимо разный. Лоскутное одеяло по сравнению с ним — ничто. У меня до первого приезда было одно из предположений, что Берлин — современный столичный город, который просто идёт вперед и ни на что не оглядывается. А еще, припоминаю, я могла ожидать увидеть достаточно скучный мегаполис, суетливый, серый и шумный.
Главным удивлением было на месте стало то, что город очень зелёный, утопает в зелени, поют птицы. И очень спокойно. Берлин не производит впечатление столицы. Много парков, а улицы прячутся в тени густых деревьев. Интересно, как изменился бы Невский или другие улицы в Питере, если бы вдоль тротуаров росли деревья. Город стал бы, наверное, ещё прекраснее. И совсем другим.
Местные говорят, что в Берлине жить комфортно. Это и транспортное удобство и конечно то, что Берлин — зеленый оазис.
В этой книге мои дневниковые записи будут смешиваться с взглядом из будущего. Это мой вид лоскутного одеяла — смешивать заметки из телефона, записки в ежедневнике, разбавлять его измышлениями в процессе того, как соединяю эти лоскутки. Эта небольшая книга, как и мои предыдущие книги, написана скорее для любителей наблюдений за окружающим миром, а не для ценителей профессиональной литературы.
Мои первые воспоминания о Берлине — это голубые глазки озёр с высоты птичьего полёта, путь пешком под длинным навесом от аэропорта Тегель, который больше не существует, к подземному переходу и оттуда к притаившейся за ним парковке. Собирающийся дождик и район Груневальд, куда мы первым делом приехали — великолепная зеленая зона Берлина. Проезжая по брусчатке мимо вилл по тенистым зелёным улицам, поверить, что это район столицы практически невозможно. Небольшие, как правило, двухэтажные дома с террасами утопают в цветах и зелени. Я была представлена феерической семье, где всё происходящее тем вечером, а может быть и каждый день, в просторной гостиной словно было водевилем, спектаклем домашнего театра. Без антракта.
К вечеру пошел дождь, но мы всё равно, чтобы почувствовать приезд в Берлин, съездили на Александрплац к Ратуше и телебашне с вращающимся, как и в Останкино, вокруг своей оси рестораном.
Ночевать отправились в Кройцберг на Ораниенштрассе. Застройка на этой улице напоминала советские жилмассивы пяти- и девятиэтажек. Все окна выходили в уютные зелёные дворы.
Ораниенштрассе была на западной части, и дом, в которым мы остановились, был одной из «западных» пятиэтажек, которые были построены после войны. Поскольку Берлин был разрушен, разбомблен, то в шестидесятые и в восточной, и в западной частях Берлина была программа по созданию большого количества жилья для народа. Грубо говоря, западные хрущевки, этакое социальное жильё, тоже были. Ими застраивали пустые места, пустыри, чтобы было, где жить людям.
Милая двушка с балконом, кухня очень маленькая, что вообще, как я потом поняла, свойственно квартирам в Берлине.
Однако, здесь давно никто не жил, так что полы и поверхности были завалены чрезвычайно большим количеством не работающего запылившегося хлама — старыми мониторами, системными блоками, лодочными моторами. Поразительно не сочетались когда-то бывший здесь уют с воцарившейся грязью и разбросанными бесполезными предметами. При малейшем соприкосновении с окружающей обстановкой пыль иссушала руки, а вытереть её повсеместно не представлялось возможности, потому что было слишком много мелких предметов и текстиля. Перед сном я вымыла полы от кровати до душевой и, где руки добрались, сделала влажную уборку в спальне. Это было достаточно бесполезным трудом — каплей в море. Так что единственное, чем я итоге не брезговала пользоваться, была сушилка для белья.
Проснулась утром от пения птиц в кронах деревьев. В окно светило теплое солнышко. Но из форточки веяло свежестью, на улице было еще прохладно. Я решала, что лучше: прибраться во всей квартире и помыть полы, ведь жить здесь нужно было пять дней, или идти гулять. Очень хотелось есть, так что выбрала второе.
Я была совершенно дезориентирована и знала только то, что прошла десять минут пешком от квартиры и нахожусь у метро Kochstrasse напротив Checkpoint Charlie. Мы позавтракали, мой друг скрылся в подземке, уехав по делам, у меня было минут сорок личного времени, чтобы решить вопрос со связью. С пакетными предложениями в Германии небольшая (мягко говоря) загвоздка. 500 мб, 1 Гб, 1,5Гб… Я нашла максимальный на 2 Гб за 10 евро в магазине Rossmann. До этого дня у меня был стереотип, что пользоваться заграничными симкартами дороже, чем роумингом. Это заблуждение. Два гига можно тратить с умом, на мессенджеры. А когда появляется возможность воспользоваться вайфаем, грузить в ленту фотографии и видео.
Для активации симкарты в Германии необходимо пройти ряд процедур. Зарегистрироваться на сайте, указав все свои данные, включая данные паспорта. Затем получить специальный код и скачать приложение по ссылке, чтобы пройти на английском или немецком языке собеседование по видеочату с оператором. Иначе ничего не получится. Есть еще второй способ — заказать активацию по почте в домашний почтовый ящик. Я предпочла найти вайфай и пройти верификацию сразу же. С доступом к вайфаю в Берлине проблемы. Он весь запаролен и это просто беда. Я не нашла его ни в Макдональдсе, ни в Бургер-кинге. Не пожадничала только итальянская траттория. Затем я обошла пару контор и магазинов в поисках канцелярской скрепки и зашла в ателье, где позаимствовала булавку, чтобы открыть слот для симкарты. Наконец, я стала счастливой обладательницей мобильной связи в Евросоюзе.
Я то и дело слышала русскую речь, прошла мимо сувенирного магазина с шапками-ушанками и красными флагами с серпом и молотом, мимо музея Берлинской стены, набрела на табличку «Вы выезжаете из Американского сектора», и осознала что нисколько не знаю историю послевоенной Германии. Для меня было потрясением узнать, что Берлин делился реальной, блин, стеной, целых 28 лет.
— Как дела, погуляла немного?
— Да, да, слушай, а кто такой Чарли?
— Думаю, это символ американского солдата.
— Со мной такого еще нигде не бывало. Не хочется показаться полной невеждой. Но что поделать, если это так. Без понимания, что здесь вообще происходило, смотреть город бесполезно.
— Берлин был разделен стеной.
— Ага, это я уже поняла.
— Однажды в августе за двое суток весь Западный Берлин обнесли колючей проволокой, перекрыли почти 200 улиц, разорвали телефонные линии. U-bahn, вот на котором я сейчас ездил, был разделен на две автономные системы. Часть станций метро были закрыты на 30 лет, а часть в Восточном секторе стали транзитными, через них без остановки шли поезда в Западный сектор. Не тронули только водопровод и канализацию, их перекрывали стальными решётками. Стену строили 14 лет, понадобилась она потому, что Восток не хотел, чтобы на Запад мигрировали люди. А мигрировали они потому, что запад восстанавливался после войны стремительнее.
— А восток — это ГДР или ФРГ?
— ГДР, Катюня.
— Ой, смотри, воздушный шар! А люди могли бежать? К примеру, было такое, что стена проходила по каким-то домам, что стены некоторых домов образовывали собой части стены? И что, если кто-то сверлил дырку к соседу и выходил на другую сторону?
— Самый популярный способ бежать были подкопы. То есть, люди сначала заходили в подвал в каком-то доме, из этого подвала начинали рыть, пытались прорыть лаз на ту сторону. И кое-кому удавалось. Но в одиночку было невозможно. Самая большая проблема была с этими подкопами. Ты же одна не справишься рыть, тебе надо сколько-то людей. А если есть несколько человек, обязательно найдется кто-то, кто настучит или проколется. Представь: он ходит, а у него постоянно земля под ногтями. Поскольку ГДР была страна доносчиков номер один в социалистическом блоке, там всё так было выстроено, то конечно многие погорали на этом. Но были и счастливые случаи, когда людям удавалось — за долгое время, до года и больше года они рыли, — выйти с другой стороны. Второй способ бежать был переплыть через речку, через Шпрею, в надежде что не застрелят.
— Запад тоже стрелял?
— Только ГДР. ФРГ беженцев принимала. Западные туристы вообще, например, могли посещать ГДР, навещать родственников. А жители Восточного Берлина не могли посещать Западный без особых разрешений, которые получить было почти нереально.
— Стену сломали люди?
— Советский Союз уже дряхлел понемногу. И его приверженцы в ГДР в конце 80х были уже не теми старыми коммунистами крепкой закалки. Им уже ничто человеческое, типа покататься на мерседесе, было не чуждо. Не хватало веры в идеалы, чтобы жертвовать людьми и устроить маленькую гражданскую войну, лишь бы не пускать никого на запад. И вот началось с того, что социалистические страны типа Венгрии и Чехии открыли свои границы в Австрию. Многие оттуда стали валить через открытую австрийскую границу, грубо говоря, на запад. Открылась эта лазейка. Ну и в ГДР тоже все так захотели, конечно.
И вот, как-то по телевизору сказали, что будет открыт доступ к Западному Берлину. Со всего города, представь себе, люди побежали, поехали кто на чем, ринулись к стене. Пограничники, в конце концов, открыли границы. С обеих сторон люди пришли к стене, начались обнимашки. Всё это это привело к тому, что через неполный год ГДР перестал существовать после объединения с западом.
— А моя бабушка была в ГДР. И в Чехословакии. В путешествии. Что она могла видеть?
— Ну, на самом деле в восточной части Берлина было много современных достопримечательностей. Не знаю, правда, в каком они были состоянии, когда она приезжала. Восток ведь очень плохо восстанавливался после войны.
Я осознала, насколько это невообразимо — разделённый пополам город. Представила себе, что, если бы Питер разделили вдруг стеной. В голове не укладывается. Не хочу сравнивать это с чудовищностью блокады Ленинграда или ужасами войны и вообще не хочу сравнивать. Меня потрясла сама по себе именно эта данность, с которой столкнулись люди. Ограничение, барьер в их жизни — смертельно непреодолимый, уродливый, разбивший город, в котором они жили. Город, в котором живем, мы воспринимаем как свой большой дом. Часть дома для жителей ГДР была им недоступна.
Невозможно себе представить, что, привыкнув свободно перемещаться, выйдя утром по делам, вдруг обнаружишь перекрытые линии метро, железной дороги, трамвайные линии и улицы, будешь наблюдать эвакуацию из жилых домов, не сможешь дозвониться по городскому телефону. Вот что случилось с берлинцами.
— На этой огромной площади — Потсдамер плац — между Восточным и Западным Берлином по сути дела была нейтральная территория. Авианалёты в войну превратили половину застроек на площади в руины. После войны здесь образовался пустырь и он был превращен в стихийный рынок, такую большую Юнону, барахолку, чёрный рынок. А потом площадь разделяла Запад и Восток. А сейчас это символ нового Берлина. Здесь видишь, такие новомодные стеклянные здания, Sony Center и театр.
Мы сели в стеклянном дворе у фонтанов и я сняла новые кроссовки, которые уже успели натереть ноги. Я продолжала чувствовать себя дезориентированной в пространстве, мне казалось, что мы чёрт знает где. Уже начало хотеться увидеть что-то, похожее на исторический центр, хотя бы по минимуму, хотя бы как во Франкфурте-на-Майне. Кроме Рейхстага и Брандендбургских ворот я всё равно ничего про Берлин не знала, так что хотелось как-то уже приблизиться к ним. Но не было ни намёка: ни тебе дворцов, ни толком никакой архитектуры старинной. По всему, что я видела, невозможно было понять, что мы находимся в сердце Берлина.
Начиналась сильная жара. Мы отдохнули у Сони-центра и дошли до Кора-Берлинер штрассе. Нельзя было догадаться, что Рейхстаг в пяти минутах ходьбы, если не знать наверняка. Перед нами простиралось огромное поле из почти 3000 серых плит. Не зная подоплёки, кажется, что это странная современная инсталляция или лабиринт. Оказывается же, что это место, где рискуешь сделать самое неуместное селфи в своей жизни. И я тоже такое сделала.
Сначала плиты были невысокими, достигали лодыжки, затем становились выше, до колена. Волнообразно увеличиваясь, они окружили в итоге бесконечным лабиринтом длинных коридоров.
Как только узнаёшь, что это мемориал жертвам Холокоста, место начинает оказывать эмоциональное воздействие. Оно совсем не весёлое. Каменный лабиринт, который становится всё масштабнее и масштабнее, а ты в нём мельче и мельче, призван будить в душе волны страха, тревоги, одиночества, незащищённости — те чувства, в которые постепенно погружались жертвы Холокоста, переживая ощущение себя потерянными и беспомощными в ужасной новой для них реальности. Вообще, Берлин сейчас словно пронизан, с одной стороны, послевоенной историей стены, с другой стороны, памятью о своих ошибках. Такого второго города в Германии я пока не встречала. Этот город выглядит так, словно он не хочет повторить.
В России боятся, что мир забудет о победе над фашизмом. Мы устраиваем пышные парады 9 мая. День дорогостоящего пафоса и забвение остальные 364 дня. Холёные актрисы в отечественных современных фильмах про войну при полном мейк-апе в кадре, портреты героев Бессмертного полка, валяющиеся на мусорках после шествия. И мы очень горды, что война не забыта, а на авто с русскими номерами — Фольксвагенах, Ауди, БМВ, Опелях и Мерседесах висят наклейки с георгиевскими ленточками «Можем повторить». У меня всегда возникал вопрос: что все эти люди рвутся повторить?
Бывшая столица нацистской Германии действительно потрясает, потому что она каждый день помнит о содеянном.
В этот день я познакомилась с одной из прекраснейших площадей, какие видела в своей жизни — Жандарменмаркт. Находится она в пяти минутах ходьбы от Унтер-ден-Линден, где говорят, официанты бегают через светофор, чтобы принести заказ тем, кто сидит за столиками через дорогу на бульваре. Унтер-ден-Линден простирается от Бранденбургских ворот. Это престижная улица, где располагаются консульства, шикарные отели, в том числе Адлон, куда конечно невозможно не зайти из любопытства, ведь это один из самых старых фешенебельных отелей в городе.
Мне так понравилось сидеть на теплых ступенях Немецкого собора, рассматривая Французский напротив, наблюдать за людьми, любоваться прекрасным архитектурным ансамблем. Весь день было бы не жаль просидеть вот так. На Жандарменмаркт мы дожидаемся знакомого студента из Питера, который пару лет назад переехал в Берлин и в красках рассказывает о своей жизни, о том, как налажен быт, работа и учёба, сколько стоит проездной в метро с велосипедом и без.
Проводить вечер с друзьями и ужинать мы пошли в тоже некогда еврейский район, старое берлинское и очень классное место — Хакские дворы. Hacken с немецкого переводится как нарезанные, нарубленные. Это можно применить к этим дворикам, которые тоже словно нарублены, и ты переходишь в следующий двор из предыдущего. Это самый крупный архитектурный комплекс закрытых дворов в Германии, их классно отреставрировали после войны и мне очень понравилось находиться в этом месте (в следующих главах еще о нем расскажу). Здесь находится дорогостоящая недвижимость, приятные ресторанчики, красивые галереи. Моя любимая Lumas тоже. Как всегда это бывает со мной, зайти в нее я зашла, но не вышла, пока не рассмотрела все, что висело на стенах и что лежало на журнальных столиках.