Наверно, все помнят замечательную веселую комедию «Антон Иванович сердится», главные роли в которой исполняли блистательная Людмила Целиковская и романтичный Павел Кадочников.
В фильме они создали образы молодого талантливого композитора и начинающей актрисы. Но не все знают, что Людмилу Целиковскую озвучивала выдающаяся советская певица, лауреат Первого Всесоюзного конкурса артистов эстрады 1939 года, лауреат Государственной премии СССР Д. Я. Пантофель-Нечецкая.
Много лет назад я сидел в прямом эфире «Радио-1» и рассказывал об Александре Михайловиче Давыдове. Тогда еще было проводное вещание, и это была третья кнопка трехпрограммного громкоговорителя, который у всех в те времена был на кухне. На этом канале у меня была авторская программа «О любимом жанре», которая выходила в прямом эфире.
Рассказываю о Давыдове, слушатели звонят в прямой эфир, делятся впечатлениями, задают вопросы. Очередной телефонный звонок: «Здравствуйте! Меня зовут Дебора Яковлевна. Я была знакома с Давыдовым»!!!
У меня первая мысль – Дебора Яковлевна … Так звали выдающуюся советскую певицу Пантофель-Нечецкую … Если это она – то нам сказочно повезло! Это же легенда!!! Но, сколько же ей лет?
Да. Это была она, Дебора Яковлевна Пантофель-Нечецкая! Оказалось, легендарной певице тогда было 92 года!!! Не напроситься к ней в гости и не расспросить ее обо всем, о чем только можно, было бы преступлением!
Я, конечно, несколько раз встречался с ней. И здесь мне бы хотелось привести воспоминания Деборы Яковлевны о встречах с Александром Михайловичем Давыдовым и его женой Софьей Иосифовной. Декабрь 1996 года.
Боже мой! Сколько воспоминаний связано у меня с этой семьей! Целый кусок жизни. Давыдова я застала уже очень пожилым, но я знала, что это солист бывшего Императорского Мариинского театра, а я в Мариинский, Кировский, театр была приглашена петь. Он присутствовал в филармонии у меня на концертах, а потом в Мариинском театре я пела «Травиату», и он тоже там был. Для меня это – большое счастье, потому что Давыдов – один из самых лучших певцов того времени.
Ведь он же пел и с Шаляпиным, и со всеми звездами тех лет! У него была очаровательная внешность, он был очень красив. Немножко полноват уже в пожилом возрасте, очень воспитан, очень любезен, корректен. Когда я увидела его в первом ряду филармонии на моем концерте, мне было это даже больше, чем приятно, для меня это была большая честь – такой человек ко мне относится так благожелательно!
А потом ко мне пришла Софья Иосифовна Давыдова, его жена. Представилась, а затем представила мужа. Софья Иосифовна окончила консерваторию по классу фортепиано, и вот она изъявила желание со мной помузицировать. Я согласилась, конечно, у меня есть даже фотокарточка, мы сфотографированы во время репетиции, когда готовили репертуар.
Чуть позже они пригласили меня к себе, я была у них. Меня поразила, как бы сказать, даже более чем скромная квартира, просто бедная квартира, но она вся была украшена лавровыми венками, которыми Александра Михайловича венчали в дни его триумфов. Это были воспоминания о минутах славы, о восторгах восхищенной публики, всего музыкального мира, они все были поклонниками его таланта, в том числе, дирекция Императорских театров.
С Софьей Иосифовной Давыдовой мы ездили по России, концертировали. Она была замечательным музыкантом, и я понимаю, насколько в искусстве они были с мужем родными, близкими людьми. Она была его концертмейстером, и мне очень импонировало, что она мной восторгалась, я очень ценила, что нравлюсь таким художникам, как они.
Существуют наши совместные записи с Софьей Иосифовной Давыдовой. Программу составляли мы сами. Причем, у меня была такая установка, что я не должна очень бравировать своими верхними нотами. Я пела и лирические произведения в среднем регистре. Все время петь наверху – во-первых, это вредно для голоса, во-вторых, будет ведь скучно это слушать! И у нас с Софьей Иосифовной в этом было полное взаимопонимание.
К сожалению, конец Александра Михайловича Давыдова был печален. Софья Иосифовна умерла, и он остался совершенно один, он умер в доме престарелых. Он был там недолго, но судьба его ужасна, конечно. Не было детей, не было никого, кто бы о нем позаботился.
В то время как мы познакомились, он уже не пел, я не застала его поющим. Он выглядел очень постаревшим, но глаза его были молодые, они светились как-то одухотворенно, и весь он был очень красивый.
Я встречалась с ним в начале сороковых годов в Ленинграде, а потом уже в эвакуации во время войны и после эвакуации, когда он приехал.
Голос Давыдова – это bel canto, это чудесное звуковедение, музыкальность, это необыкновенно приятный тембр ... То есть все, что необходимо большому, великому певцу – все было в этом человеке, плюс внешность. Даже, будучи стариком, он был очень красив, я это еще раз повторяю.
В каждом жанре, где он творил – в опере, в оперетте, когда пел русские песни, цыганские романсы, камерную музыку, неаполитанские песни – это был певец Давыдов, это в любом случае было классическое пение, ничего от эстрады в современном понимании в нем не было. Везде Давыдов оставался Давыдовым. Как-то одна дама сказала Чайковскому: «Петр Ильич! Что же это? Вот в этой арии этот кусок походит на вот этот отрывок, и еще там, и вот там ... Что такое, так похоже?» Он отвечает: «Так это же Чайковский! Я везде Чайковский!» Так и Давыдов – он везде Давыдов. У его тенора был замечательный тембр, и он никогда не изменял своей вокальной линии. И, конечно, это же ученик Эверарди, что тоже много значит. Кроме того – природа!.. Природа и хватка ... Интерпретация – ничего не было вульгарного, все было очень тактично, я бы сказала, изысканно, аристократически. И музыкальность ... И нежность ...
