Что была для вас школа, ребята, пошедшие в школу в начале 1970-х?
Для меня - неприятной и тягостной обязаловкой. А в первом классе - настоящей трагедией. Потому что до школы я ходила во МХАТ, где работала реквизитором мама, и выходила на сцену в спектаклях "Валентин и Валентина" и "Сталевары", в "детских" сценках. В "Валентине" - с А.П. Георгиевской или Татьяной Ленниковой, а в "Сталеварах" - с Георгием Епифанцевым и его сыновьями, Мишей и Вовой. Я выходила на сцену МХАТа 1,5 сезона - зима 1972-лето 1973 гг.. Со школы МХАТ для меня резко прекратился, да и мама оттуда ушла, перешла в Малый театр, суфлёром. И, конечно, скучная, "голая", школа, не могла мне заменить прославленного старого театра с таинственностью его сцены и кулис! С яркостью и неповторимостью его актёров! Весь первый класс я ужасно тосковала по Театру...
Кроме того, я оказалась слишком хорошо подготовленной к школе! Нет, специально меня не готовили. Впрочем, нет, готовили, но совсем чуть-чуть! Бабушка в последнее лето перед школой писала со мной прописи, а папа показывал геометрические фигуры. Считать я могла уже до 1000 и обратно, - просто как-то набрав эти знания за семь лет. Читала с 4-х лет, тоже быстро и незаметно научившись сама, по купленному "по случаю", Букварю. В детский сад никогда ни дня не ходила, провела очень счастливое детство с бабушкой и дедушкой!
Но, будучи слишком хорошо подготовленной к основным предметам, я оказалась совсем не подготовленной к предметам "второстепенным" - "Рисованию", "Труду", "Физкультуре"... Рисовала я дома только простыми, цветными, и одним химическим, карандашами. Красок я в глаза не видела, - видимо, бабушка совсем не хотела после меня всё отмывать, включая саму меня...
Так же, я в глаза не видела ни цветную простую, ни бархатную, бумаги, и не подозревала о их существовании, как и о пластилине. Бабушка никогда не давала мне в руки ни ножниц, ни иголки. Так что, я пришла в школу совершенно "безрукой", и таковой в основном и осталась! И, конечно, на этих уроках я переживала мучительные моменты!
Насчёт "физ-ры" - я была достаточно активной и спортивной девочкой, много и бегавшей, и прыгавшей, - но бабушке очень не понравилось, что мы в коротких шароварчиках, с голыми ножками, занимаемся вместе с мальчиками, и она быстро сделала мне справку, которая освободила меня от этого предмета, кажется, года на два... У меня вдруг обнаружились какие-то "проблемы с почками".
Весь первый и второй классы я откровенно проскучала и протосковала. Слушать, как одноклассник, то и дело запинаясь, не может прочесть одно простое предложение, было очень муторно. А я-то ещё думала перед школой, что с меня будут спрашивать что-то супер-сложное, что-то такое, непостижимое ("Ха-ха" три раза!)... Я практически все уроки смотрела в окно, а если не в окно, то просто погружалась в себя, иногда выныривая, чтобы не потерять нить урока. Впрочем, часто и теряла. Раза три случалось так, что я не слышала задания, по поводу которого учительница вызывала меня к доске. Два раза мне удачно подсказали, и я решила задачку, и получила свою "пятёрку" (подсказали задачу, которую надо решать, а не решение). Но один раз вышло так, что мне никто не подсказал, какой номер задачи, которую я должна решить у доски, и я стояла молча, чем очень раздражила нашу первую учительницу. "Ты не хочешь со мной разговаривать?! - в ярости спросила она у ребёнка. - Ну так ступай за дверь!".. И я простояла у стенки конец урока, всю перемену, и часть следующего урока, пока учительница не спохватилась и не позвала меня в класс.
Подружек в первом классе я себе не завела, завела только во втором. А в первом я пребывала в шоке, да и дети были слишком другими (вернее, я - слишком другая!). О МХАТе я не считала возможным кому-то рассказывать, а больше мне рассказать было не о чем, по крайней мере, меня тогда ничего не интересовало. А в куклы я перестала уже играть к тому времени, а они ещё продолжали! У меня была подружка-ровесница, но она пошла в параллельный класс. Сначала я к ней приходила на переменах, и мы вместе проводили время, но вскоре она обросла подружками-одноклассницами, и мне приставать к ним стало неловко.
Вообще, для меня было дикостью невообразимой то, как вели себя многие дети на переменах - носились, как ненормальные, кричали, визжали, чем-то бросались! Все они были чужими и чуждыми. Хотелось домой, к бабушке...
Продолжение следует.