Письмо посла в Лондоне графа С. Р. Воронцова к обер-камергеру графу Н. П. Шереметеву
(п e p e в о д) Лондон, апрель 1799 г.
Граф. Я получил письмо от 15 марта, которое вы потрудились мне написать и в котором вы поручаете мне призвать к себе танцовщиков и танцовщиц, переговорить с ними о найме их для театра, которым вы управляете, осведомиться об их нравах и правилах и заключить с ними условие, которое вы мне прислали с подписью и оставленными свободными местами для их имен.
Вы мне выражаете также в вашем письме желание, чтобы был подговорен некто Дидло (Шарль Луи) с женой, предпочтительно, и чтобы только в случае если они наняты здесь, предложить то же некоему Лабори (Дама Александр Марсиаль Огюст актер Комеди Франсез?) с женой (Мари-Анн Лабори?).
Я очень огорчен, что не могу вам быть приятным в том, чего вы от меня желаете. Ваши предшественники, директоры театра, покойный Елагин, в то время как я был в Венеции, и князь Юсупов, с тех пор как я в Англии, мне навязывали подобные поручения, и я от них отказывался, потому что я самый неспособный человек для дел такого рода.
Я люблю музыку, но не люблю балета и ни капли в нем не смыслю. Мое здоровье так слабо, что, хотя я и люблю ее, но и десяти раз в году не могу попасть в оперу, в конце которой ухожу, не дожидаясь большого балета, оканчивающего спектакль.
От времени до времени я призываю к себе певиц и певцов для концертов, за которые плачу; но, ненавидя всегда общество людей театра, я не имею никакой связи с ними.
Переговоры, наем и условия этого рода, которые вы хотите, чтобы я совершал, никогда не делаются министрами: это дело банкиров, купцов и консулов, и я бы это поручили торговому дому, которому приказано г-ном Ливио передать мне деньги, если бы меня не остановило одно место в вашем письме, где вы мне говорите: если, судя по их нравам и правилам вы сочтете их достойными этой милости.
Никогда в жизни я не возьму на себя такой ответственности, никогда и не буду порукой нравов и правил людей театра, особенно если еще они французы.
Как бы вы хотели, граф, чтобы мог я получать эти сведения? Я должен был бы с ними жить, проводить мою жизнь в кабачках и кофейнях, которые посещают эти люди. Мои лета, рождение, звание, положение, которое я занимаю, и личные свойства не позволяют мне вести подобный образ жизни.
Должен я также вас предупредить, что от времени до времени я встречал в газетах, что то тот, то другой танцовщик или музыкант был выгнан из Англии за свои правила и за то, что в нем открыли французского шпиона, как, между прочим случилось со знаменитым скрипачом Виотти.
Согласитесь после всего этого, граф, с тем, что я уклоняюсь от поручения, которое столь выше моих способностей, чтобы его хорошо исполнить и столь ниже моего образа мыслей. До августа вы еще отлично успеете прямо обратиться к какому-нибудь банкиру, негоцианту или кому-нибудь, кто усердно посещает театры.
Кто бы он ни был, он в миллион раз больше будет в состоянии вас удовлетворить, чем имеющий честь быть, граф, вашего сиятельства смиреннейший и покорнейший слуга С. гр. Воронцов.
P. S. Так как присланное вами условие мне не может быть нужно по вышеупомянутым причинам, то я вам его при сем прилагаю. Как (обычно) в письмах: С. гр. Воронцов.
Черновой ответ обер-камергера графа Николая Петровича Шереметева графу С. Р. Воронцову
(п e p e в о д) Павловск, 1799 г.
Граф, тысячу раз прошу у вас извинения за ту смелость, с которой я позволил себе сделать вам поручение, которое вы считаете настолько ниже нашего образа мыслей.
Я просто думал, что, в качестве обер-камергера, которому Государем поручено управление его театрами, чтобы добывать людей способных удовлетворит редкий вкус, который Е. В. (Павел Петрович) проявляет к хорошими представлениям, я мог, прежде всего, обратиться к его же министрам за границей.
Я также думал доставить вам этим случай удовлетворить вашего Августейшего Повелителя, который, думаю вполне заслуживает, чтобы на минуту позаботились об его отдохновении, так как сам он столь серьезно занят нашим счастьем и счастьем всей Европы.
Но я вижу, что ошибся в своих расчётах, и еще тысячу раз сделал бы такой же промах, если бы не разумный урок, который получил от вас и за который я бесконечно вам благодарен.
Я также не думал, граф, сделать вас ответственным за нравы и правила людей, которых вы бы сочли достойными быть приглашенными на службу к Государю.
Ибо, не имя возможности читать в глубине души, в таких случаях можно только отдавать преимущество тем, чье публичное поведение, заведомо, безвинно; и я воображал, что не трудно иметь об этом достаточные сведения, отнюдь не беря на себя какой бы то ни было ответственности или уменьшая свое достоинство.
Вот настоящий смысл приводимого вам места из моего письма; другого и не может быть.
Действительно, даже директор театров, принужденный по своей должности иметь дело с этого рода людьми, презираемыми за свое ремесло, но всегда уважаемыми за добрый качества, не отвечает только за бесчинство их; тогда тем хуже виновному: он попадает в руки полиции, которая его сумеет наказать.
Потому что, всё-таки, мы признаем в этих людях только способности проявляемые ими на театре и свойства, которые они выказывают в наших передних, не имея других с ними сношений, могущих быть как вы это очень умно замечаете, предосудительными для наших лет, рождения, чина и должности.
Если бы было иначе, мы бы очень подвергались этому.
Итак, граф, соблаговолите простить мне, что я вас утрудил ответом мне, и верить, что в данном случае я поступили по простоте сердечной, внутренне побуждаемый близкими отношениями, бывшими между вашим братом (Александр Семенович Воронцов, в Андреевском держал свой домашний театр) и мною.
Я бы не замедлил обратиться к консулу или банкиру или какому-нибудь купцу, если бы Е. В. не было благоугодно уволить меня от управления его театрами, недавно перешедшего к обер-гофмаршалу (Александру Львовичу Нарышкину).
Имею честь быть с особенным уважением, граф, вашего сиятельства смиреннейшим и покорнейшим слугою.
#librapress