Когда-то давно стояла на берегу Дона-батюшки станица. Ни большая, ни маленькая - в самый раз. Населяли её люди честные, приветливые. Дедов-прадедов чтили, друг за друга горой стояли. Пришла радость – одна на всех. Горе пожаловало – разделили поровну. Земляков в лицо знали, а к незнакомцам относились настороженно. Времена были неспокойные, от случайных людей добра ждать не приходилось.
В ту пору жил в станице добрый казак Степан с молодой женой Настасьей.
Вышла раз Настасья утром по воду. Видит, ветер по дороге пылевой столб гонит. Померещилось казачке, будто это человек по дороге бежит, волчком вертится, сам вокруг себя пыль поднимает. Она даже зажмурилась и головой тряхнула – быть того не может! Открыла глаза - и правда. Дорога чистая, никакого ветра, листья на соседской груше и те не колышутся.
Настасья в ту пору ребёнка ждала, подумала – голова закружилась. Постояла немного, и дальше отправилась.
У криницы* задерживаться не стала, набрала воды и заспешила домой. Идёт - навстречу чужак. Головой по сторонам вертит, в дворы заглядывает, словно высматривает где что плохо лежит. Поравнялись - мать честная! Босой, рыжий, не мыт, не чёсан, борода чуть не до пояса. Один глаз косит, на другом бельмо. Одежда грязная, рваная. Улыбается, на весь рот один зуб и тот гнилой. Таким только детей пугать.
- Не дашь ли, красавица, водицы испить? Запалился я. - Говорит и не понять – то ли искренне, то ли насмехается.
Захолонуло сердце у Настасьи, словно беду почуяло. Про себя подумала: «Дай такому в ведро морду сунуть, ещё заразы какой наберёшься». Вот и ответила:
- Да ты пройди чуть, добрый человек, криница тут недалеко. Там тебе и напиться, и умыться с дороги сподручней будет. Извини, спешу я. – Сама шаг ускорила, будто и впрямь домой торопится.
Того не видела, как перекосило у чужака лицо злобой, плюнул ей вслед и прошипел:
- Чтоб тебе урода родить, хлебать с ним горя, не выхлебать.
Позже пришлого оборванца у криницы видели. Недолго задержался – только губы помочил, набрал в баклажку воды и убрался скоренько вон из станицы.