Как-то раз я спросил у него визитку с телефоном и прочитал: «Роман Маркин. Специалист». Точка. Мог бы отрекомендоваться и по-другому: театральный режиссер, педагог, кандидат искусствоведения, доцент, член СТД России и прочее, прочее.
Будь моя воля, я написал на карточке еще проще – «интеллигент». И тут уж без всякой иронии. Эта «порода», к несчастью, практически перевелась у нас в стране. Не оттого ли сегодня столько проблем? Ведь, как говорил академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, «интеллигентность не только в знаниях, а в способности к пониманию другого». С пониманием у нас, согласитесь, тяжеловато.
Интеллигентность – это и способность иметь нравственную позицию, отстаивать ее, не пытаясь выгадать себе местечко под теплым солнцем. С этим-то у нас в обществе как?
К слову, когда закрывали известный на весь ЦФО Рязанский институт культуры, Роман Евгеньевич не побоялся бороться за родные стены до конца, не соглашаясь на сомнительные компромиссы, которые в итоге оказались фикцией. Так к его книгам по режиссуре добавилась еще одна, публицистическая: «Сорок лет не отмечают. Хроника одной ликвидации».
Переворот
Если хочешь лучше узнать человека, познакомься с его родителями. И тут все становится ясно. Мама – блистательный журналист Галина Петровна Чернова, отец – выдающийся поэт Евгений Федорович Маркин. Люди со своим нравственным стержнем, отчего и страдали в жизни не раз. Казалось бы, семейная атмосфера должна была предопределить гуманитарные интересы Романа еще в юном возрасте. Но этого не случилось. Он долго искал себя. В девятом классе чуть не бросил школу, перестал ходить на уроки. «Скучно!». Дни напролет тусовался с «большими пацанами» на Низах – так назывался район в городе, где правильным мальчикам и девочкам по вечерам лучше было не гулять.
Однажды после привычной тусовки Роман пришел домой и взял полистать с маминого стола «Комсомольскую правду». Зацепился взглядом за очерк Валерия Аграновского – о пареньке из приличной рабочей семьи, который сошел на скользкую дорожку и оказался в колонии для несовершеннолетних. Прочитал материал на одном дыхании. А вскоре режиссер Сергей Константинович Кузьмин поставил в рязанском ТЮЗе спектакль по очеркам Аграновского «Остановите Малахова!», который полностью перевернул сознание девятиклассника. «Я потерял интерес к уличным компаниям и потянулся к книгам, стал читать запоем. И еще понял, что мое призвание – театр».
Эта жизненная интермедия наверняка озадачит скептиков, считающих, что искусство не способно изменить человека.
И Роман потянулся к свету
И Роман потянулся к свету. Устроился на работу осветителем в ТЮЗе, чтобы быть поближе к сцене. Оттуда, из-за кулис, начался его путь в театральную режиссуру. Там же, в ТЮЗе, на малой сцене, выпускник Высшего театрального училища имени Б.В. Щукина вскоре поставит дипломный спектакль «Провинциальные сцены» по одноименным пьесам М.Е. Салтыкова-Щедрина. Впервые, кстати, в театральной истории Рязани, несмотря на близость Михаила Евграфовича к рязанской провинции.
«Это было мое второе высшее театральное образование, – рассказывает Роман Евгеньевич. – Работать всю жизнь художником по свету я не собирался, и сначала поступил на режиссерское отделение в рязанский филиал Московского государственного института культуры, на курс Евгения Рыжика».
Подлинное погружение в профессию состоялось уже в «Щуке», где всегда были сильны традиции Вахтанговской школы. Конкурс более семи человек на место рязанца не остановил. Теперь Маркин не без гордости замечает: «Я – последний советский режиссерский набор «Щуки». Начинались 90-е…
Сделать трудное красивым
Провинциальный театр и театр в провинции… Вроде бы одни и те же слова, а смысл разный. Как раз «провинциального», то есть серенького, заштампованного театра Роману Маркину не хотелось. Да и как-то стыдно делать то, что умеют все. За плечами все-таки Вахтанговская школа, которую народный артист Вячеслав Шалевич охарактеризовал очень просто: «Это когда нескучно». А еще молодой режиссер хорошо усвоил заветы Станиславского. «Трудное сделать легким. Легкое – красивым. Красивое – привычным. Привычное – автоматическим». Эти принципы Роман Евгеньевич решил воплотить в экспериментальном театре «Малая сцена», который удалось создать в 1996 году.
Зрители увидели постановку в стиле «перформанс» «Игра в шахматы», пластическую драму по рассказу американского драматурга Макса Брэнда «Вино среди пустыни», моноспектакль по шекспировскому «Макбету», спектакль-перформанс по притче Славомира Мрожека «Лис-философ». Про спектакль «На одно лицо» М. Фрейна критик Владлен Гордиенко писал: «Изюминка состоит в том, что всех персонажей, а их пять, исполняют всего два актера». И это не от бедности «Малой сцены»: такой ход определен уже в ремарке драматурга».
Ремарка-то есть, но каков должен быть уровень режиссера и актеров (Лариса Силина и Борис Курочкин), чтобы зритель доверял всем этим перевоплощениям!
– Роман Евгеньевич, был ли ваш режиссерский стиль в те годы новаторским в Рязани?
– Вопрос в том, что понимать под новаторством. Без экспериментов не рождается что-то новое. Но если эксперимент висит в воздухе и не опирается на традицию, то может случиться фиаско. Вообще, открою секрет, спектакли ставить легко. Достаточно соблюсти три условия: «Вскрыть автора. Нафантазировать форму. Умереть в актере» – такая у нас была шутка на курсе, в которой много правды. И когда я говорю о традициях, то вспоминаю своего первого педагога Евгения Идельвича Рыжика, ученика великого Товстоногова, преподававшего в институте культуры теорию режиссуры. Нам эти лекции казались скучными, потому что приходилось работать не эмоциями, а головой. Рыжик учил тому, чтобы мы в работе над спектаклем предельно ясно понимали мотивы действия персонажей. Почему герой так сказал? Зачем так повернулся? Что подтолкнуло его к этим поступкам? Сейчас я, может быть, объясняю азы режиссуры. Но дело в том, что с азами теперь не считаются, а это печально для зрителя, который перестает понимать логику сценического действия. Ведь самый обескураживающий вопрос в постмодернизме звучит так: «А почему нет? Я так вижу!» Такая вот универсальная индульгенция творческой и профессиональной несостоятельности. Чем больше громоздится эффектов, новых форм, тем дальше режиссер от замысла драматурга. Почему это происходит? В театре, как и везде, возобладали технологии. Есть набор приемов, который позволяет быстро, с любым актерским составом поставить спектакль. Из этих кирпичиков сооружается причудливая конструкция, иногда завораживающая своей смелостью, но абсолютно пустая внутри. И способствуют такому технократизму в искусстве не только вольные режиссерские хлеба, когда приходится то там, то здесь зарабатывать копейку, а еще и перемены в театральном мире. Есть театры, где вообще отказались от главных режиссеров и художественных руководителей, приглашают на постановки сторонних режиссеров. Но это значит, что репертуарный театр постепенно утрачивает собственное лицо, становится всеядным. Нет атмосферы – нет и соответствующих условий. Евгений Вахтангов говорил, что актерская игра – это психофизический процесс. А сейчас он становится чисто физическим…
Полномочный представитель поэта
Вот и получается, что в современных обстоятельствах не опускать личную планку труднее всего. Маркин и не опускал ее никогда, в каких бы городах ни ставил спектакли – казахстанских Актюбинске и Астане, бурятском Улан-Удэ, удмуртском Ижевске, башкирском Стерлитамаке, Ульяновске, Ельце, Брянске и, само собой, в рязанском ТЮЗе и областном государственном драматическом театре. Его энергии хватило на педагогическую и научную деятельность. С 1996 года на кафедре режиссуры Рязанского филиала МГИК Роман Евгеньевич учил студентов искусству режиссуры театра, театрализованных представлений и праздников, а после закрытия вуза в 2019-м преподает в РГУ имени С.А. Есенина, где ведет семинары по культурологии. Вот за проверкой эссе, написанных студентами после просмотра фильма, я и застал своего собеседника, когда пришел к нему в гости. «Что касается культурного воспитания, тот тут я диктатор, – признается Роман Евгеньевич. – Заставляю всех оформить Пушкинскую карту и – вперед, по выставкам».
В детстве про Рому говорили: «Это сын поэта Маркина». Теперь, когда Роману шестьдесят, он воспринимается окружающими еще и как представитель своего отца, чей поэтический вклад «в летописи песенной Рязани» останется навсегда. Роман Евгеньевич тоже этому способствовал, издав полное собрание произведений Евгения Маркина и воспоминаний о нем в трех томах. Он постоянный ведущий рубрики «Наша Маркиниана» на собраниях Клуба, носящего имя его отца. Встречи рязанской интеллигенции проходят каждый месяц в культурно-выставочном центре на улице Грибоедова. Как настоящий режиссер, Роман Евгеньевич вносит в свои лекции театральные элементы и разыгрывает целые перфомансы.
Мне нравится, как закончила свою конкурсную работу «Школа живет выпускниками» Маша Маркина. Она учится в той же школе № 1, где учился Роман Евгеньевич. Вот что она написала с гордостью в конце: «Он ставит спектакли и учит, как это делать. Он входит в состав жюри Всероссийских этапов конкурса «Живая классика». Он всю жизнь болеет за ЦСКА. Он много читает, много знает, многое умеет. Он очень вкусно готовит. Он – мой папа».
Остановимся пока на этом. Жизнь продолжается.
Димитрий Соколов
Фото автора
Друзья! Уважаемые читатели "Рязанских ведомостей"! Присоединяйтесь к нашему каналу) Подписывайтесь на канал) Ставьте лайк!
Еще больше новостей и интересных материалов вы найдете на сайте https://rv-ryazan.ru/
Другие статьи Димитрия Соколова здесь.
#рязанские ведомости #рязань #новости культуры #театр #живая классика #перфоманс #деятели культуры #интеллигенты #Роман маркин