Каждый раз, отмечая со всей страной день народного единства, я поражаюсь выборочной памяти наших историков, сумевших придумать максимально пафосное описание для ситуативного и в общем непродолжительного перемирия (даже не единения) тех сил и армий, которые в наших учебниках истории называются первым и вторым народным ополчением. Перемирия с понятной целью набить наглое лицо третьему лишнему. Перемирие хрупкое, не всеми принятое и завершившееся жесткой разборкой между главными участниками.
Я понимаю придумавших этот праздник. Все мы любим красивые истории с бескорыстными героями, вопреки всему забывшими былые обиды и пожертвовавшими своей гордыней. Милый мальчик, родственник последнего законного царя, принявший корону из рук двух суровых взрослых воителей, вчерашних врагов, объединившихся ради общего дела и выбравших компромиссного незапятнанного смутой кандидата – это сказка. Красивая. Часть национального кода. Но любить сказки и верить им – разные вещи.
Основная проблема для осознания связей и логики поступков участников Смуты – это как раз обилие сиюминутных союзов. Очень часто участники этой войны были не столько за кого-то, сколько против кого-то хоть с чертом заодно. Ну а вторая – это крайний градус ненависти многих участников друг к другу, порождавший пропаганду на грани расчеловечивания противника, где даже прямая ложь казалась приемлемым инструментом.
Вернемся к героям нашей сказочки.
Взрослый суровый воитель номер раз.
Князь Дмитрий Пожарский. На этот момент 34 года, даже не боярин, окольничий. По отцу из рода Рюриковичей, далекий потомок Всеволода Большое Гнездо. Когда-то род был связан со Стародубом, но несколько последних поколений укоренился в нижегородском княжестве. Его предки, включая отца, сильно пострадали в опричнину и до самой смерти Ивана IV прозябали в опале. По маме – из рода Беклемишевых, старомосковских бояр с татарскими корнями. На пике достижений – новгородские наместники, но в Опричнину также подверглись гонениям (видимо частью их стал и очевидно неравный брак матери). Собственную карьеру начинает при Годунове, пользуясь очевидной протекцией. Беклемишевы и Годуновы явно давно знакомы и относятся друг к другу с явной симпатией.
В короткое правление Дмитрия Симеоновича (Лжедмитрия I) особым гонениям не подвергается, но переворот Шуйского поддерживает. Это не должно вызывать удивления, Шуйские – природные нижегородские князья, Пожарский – наследственный нижегородский дворянин. Не боярин, не родня (поэтому, в отличие от Годунова Шуйский его особо не продвигает), но вплоть до зимы 1611 года Пожарский последовательно отстаивает права царя Василия Ивановича.
Активный участник Первого ополчения. Тоже неудивительно, его (ополчения) фактический глава – патриарх Гермоген, бывший митрополит Казанский. Родственник и последовательный сторонник царя Василия Шуйского. В боях в Москве Пожарский тяжело ранен.
После выздоровления присоединился к собравшимся в Нижнем Новгороде остаткам армий Шуйских. Четыре тысячи смолян, полторы тысячи нижегородцев, немного вспомогательных татарских отрядов. Негусто. Авторитет князя Репнина (наместника Нижнего Новгорода) невысок, да и город оставить не на кого. Главным в армии становится Пожарский. Он ведет ополченцев не к Москве, а к богатым северным городам и обосновывается в Ярославле. Вооруженное сопротивление его армии оказывают отряды даже не московского правительства, а первого ополчения во главе с атаманом Просовецким. Год назад они вместе бились под Москвой с поляками. За два года до – тоже были по разные стороны баррикад. Просовецкий удерживал Суздаль для Дмитрия Ивановича Угличского (Лжедмитрия II), Пожарский - Зарайск для Василия Ивановича Шуйского.
Логика этих боестолкновений проста. Люди, откликнувшиеся на призыв Гермогена, видели на троне очень разных людей. Ляпунов – Василия (или Андрея) Голицына, Заруцкий – Марину Мнишек и Ивана Дмитриевича (Ворёнка), Дмитрий Трубецкой – себя (для виду колебался). А был еще Лжедмитрий III в Пскове (видимо Дмитрий Шуйский) и Лжедмитрий IV в Астрахани (видимо внук Симеона Бекбулатовича и племянник Лжедмитрия I). Кровавых счетов у этих людей накопилось друг к другу столько, что поляки в Москве не особо активничали, просто стравливали куски ополчения друг с другом. Благо карманных московских бояр было с избытком, а сеять смуту они умели.
Пожарский засел в Ярославле почти на полгода и занялся дипломатией. К ополчению присоединились десятки местных князей – родственники Шуйских (Долгорукие, Сицкие) и Романовых (Морозовы, Пронские). Из международных контактов были послы Швеции и Австрии, естественные союзники против польских Васа. Правда ради благожелательного нейтралитета шведов пришлось отказаться от поддержки Дмитрия Шуйского (Лжедмитрия III), но царский брат, присягнувший польскому королю – изначально так себе кандидатуры в цари. Ненависть к полякам у второго ополчения была понятная, очевидная и запредельная (Смоленск уже был взят, Москва сожжена, Шуйские свергнуты). Это оставляло ополчение без понятного кандидата в цари. В рамках совместного со шведами троллинга кандидатом провозгласили Карла-Филиппа, младшего брата шведского короля. Реально, конечно, все всё понимали. Именно поэтому все дела ополчения вели Кузьма Минин (даже не дворянин) и Пожарский (даже не боярин). А думный боярин Морозов, ничего не обещал и не подписывал.
Церковь делала уже третью итерацию по замене дискредитировавших себя Даниловичей на их родственников или природных князей. Годуновых съели Мстиславские и Бекбулатовичи, Шуйских заклевали поляки и Дмитрий Иванович Угличский, у Даниловичей и Шуйских осталось не так уж и много живых родственников. В Москве то ли в плену, то ли на польской службе был Миша Романов, внук Ивана IV (по отцу) и Горбатовых-Шуйских (по маме).
Дальше вы знаете. Пожарский привел ополчение к Москве. В страшном побоище остановил Ходкевича, проявив качества выдающегося полководца. Сумел вытащить из осажденной Москвы будущего царя и старую боярскую думу. При Салтыковых (до 1619) и Филарете (до 1633) особо не котировался, но благодарный Михаил вознес его на вершины власти, отблагодарив реально по-царски.
Суровый взрослый воитель номер два.
Дмитрий Тимофеевич Трубецкой. Гедиминович. Потомок Дмитрия Александровича (Корибута Ольгердовича). Его предки перешли на московскую службу еще при Иване III. Впрочем, после захвата Смоленских земель Польшей в Смуту, Трубецкие даже веру сменили, чтобы править родным Трубчевском. Правда, когда Алексей Михайлович вернул Смоленск (и Трубчевск), с той же лёгкостью поменяли родину и веру обратно.
Его отец – конюший Ивана Ивановича Угличского, старшего сына Ивана Грозного. После его смерти попал в опалу.
Дмитрий Тимофеевич был последовательным сторонником Дмитрия Ивановича Угличского (Лжедмитрия II). И в Тушино, и в Калуге, и у стен непокорной Москвы в проклятом августе 1610 года князь Дмитрий был рядом с царевичем, деля кровь, пот и слёзы.
После его смерти – участвовал в первом ополчении, постепенно стал его главой. Не признал Марину Мнишек и ее сына, то ли считая виновной в смерти Дмитрия, то ли сомневаясь в отцовстве. Не признал Владислава (в отличии от двоюродных братьев) из религиозных побуждений или властолюбия. Последовательно устранил Ляпунова (и Голицыных), Шуйских (Лжедмитрия III), покушался (но это не точно) на Пожарского. С поляками воевал непоследовательно. То геройствовал, то не очень. Когда надо было стоять насмерть, отбивая атаки гусаров Ходкевича, сидел в лагерях и не высовывался. Зато, когда обессилевший гарнизон стал договариваться об условиях сдачи, устроил удачный штурм Белого Города и чуть не устроил штурм Кремля. Казнил всех сдавшихся в плен, не разбирая возраста и заслуг (исключениями стали только несколько служивших Дмитрию Ивановичу (Лжедмитрию II) наемников). Если бы Миша Романов (стольник царя Владислава) ошибся воротами и вышел к лагерям Трубецкого – была бы у нас совсем другая история. Но будущему царю и бывшей боярской думе отчетливо объяснили куда стоит идти, а куда не стоит.
Пытался воцариться, потратил на это кучу денег. Но у РПЦ их было больше, хватило даже перекупить большую часть казаков. Еще год был формальным главой правительства и осыпался наградами. Точнее правительств фактически было два и второе медленно выжимало Трубецкого из власти. Лояльная армия таяла. Чтобы поднять денег и авторитета князь Дмитрий пошел в поход на контролируемый шведами Новгород, где (преданный дворянскими частями – долг платежом красен) потерпел страшное поражение от Делагарди. Большая часть казаков его покинула, присоединившись к отрядам Баловня. Князя то ли спровадили в Сибирь, то ли купили титулом Сибирского наместника. Он остался в среде высшего боярства, но не в первой десятке.
Второе ополчение, пока первое ходило под Новгород и Ярославль, тоже зря времени не теряло. Смоляне ушли отвоевывать родной город, но не преуспели. Князь Оболенский вихрем пронесся по Поволжью, оттуда бежал Лжедмитрий IV и не смогли сбежать Заруцкий с Мариной Мнишек и Ворёнком. Потом тяжело и последовательно давили казачьи восстания. Самый мощный казачий отряд во главе с атаманом Баловнем дошел до Москвы, но был у ее стен разогнан.
Милый мальчик.
Ну и милый, незапятнанный мальчик, просто дальний родственник Ивана Грозного. Старший сын опального боярина Фёдора Романова, главного модника Москвы. Его дед – последний глава земского правительства при Иване Грозном. Его отец – двоюродный брат царя Фёдора (его профиль был на монетах второго ополчения). В боярской думе 1610 года из семи участников – трое его дядей (Лыков, Шереметьев, Романов). В 1613 – столько же. Был ещё дальний родственник Воротынский. В 14 лет, в 1610 году – кандидат на престол номер два после Василия Голицына (который, как и Филарет – в польском плену).
В пять лет был оторван от родителей и передан на воспитание сестры матери. В десять вернулся под крыло матери и до 16 прожил в Москве, то ли пленником, то ли кандидатом в цари. Во время осады у него на руках умерла единственная сестра. В отличии от образованнейшего отца получил кусочное образование. До 1619 года вместо него правили родственники матери Салтыковы, до 1633 отец Филарет и его друзья-старперы. Даже женился он уже в 30 лет абсолютно нединастическим браком.
Миша Романов всю жизнь помнил и уважал людей, спасших его в тяжелом 1612. Пожарский станет богатейшим помещиком и наместником новгородским, войдет в топ-3 боярской думы. Шереметьев и вовсе всю жизнь будет вторым после царя и первым из бояр. Трубецкого молодой царь на дух не переносил и не скрывал этого.