Найти тему
Екатерина Вейцман

И тогда моя мама меня убила

Доброго дня, дорогие мои подписчики и все те, кто впервые читаем мои материалы. Сегодня мне хочется вновь чуть-чуть пролить свет на тему диссоциативного расстройства идентичности, направление, над которым я работаю уже несколько лет, консультирую как психоаналитический психотерапевт клиентов с этим расстройством и близкими к нему состояниями.

В этот раз мы поговорим о том, как современные исследователи понимают причины диссоциативного расстройства идентичности. Несколько десятилетий назад проблема расщепления психики рассматривалась лишь с позиции психиатрии, как актуальное на данный момент состояние, которое необходимо было купировать во что бы то ни стало. Вопрос причин поднимался крайне редко и неохотно. Чуть позже стало понятно, что на ДРИ невозможно повлиять медикаментозно, какие бы «лошадиный» дозы не назначались пациентам, основная симптоматика не уходила, а побочные эффекты столь тяжелых психиатрических препаратов росли в геометрической прогрессии.

В этот момент пришло осознание того, что данное расстройство требует психотерапевтического вмешательства в первую очереди, а психиатрическое лечение необходимо лишь при сочетанной патологии. И тут пришлось признать, что ДРИ имеет мрачную предысторию семейных нарушений и ужасающих событий в ранней жизни пациента. Следующие несколько лет прошли под звездой поиска экстремального насилия в истории пациента. Сошлись на том, что, скорее всего, это сексуальное насилие, более вероятно внутрисемейный инцест с элементами очень жестокого физического насилия.

Дальнейшие наблюдения и анализ фактов показали, что не все пациенты имеют историю физического и сексуального насилия. Да и эмоциональное насилие можно отследить не всегда. Так в чем же дело? Откуда это сложнейшее и запутывающее расстройство?

Последние исследования показывают интересные факты.  Не стану «напрягать» читателей вереницей фамилий, годов и названий работ, это всегда можно найти в интернете. Ограничимся кратким пересказом основных мыслей значительного количества статей и выступлений о ДРИ. Так, на данный момент коллеги из разных стран полагают, что основной причиной диссоциативного расстройства идентичности является серьезное расстройство привязанности, формирующееся в самом нежном возрасте, когда мамино отношение к младенцу крайне нестабильно, переменчиво вне зависимости от поведения малыша. Так в одни моменты мама может быть доброй и заботливой в ответ на улыбки и вокализации своего дитятки, а в другие быть агрессивной, сердиться и причинять боль, или быть холодной и отстраненной, игнорируя призывы малыша. В другие же моменты все может оказаться наоборот, на плач мама может отзываться заботой, агрессией или отстраненностью. В этой ситуации малыш совершенно запутывается, пытается изо всех сил наблюдать за мамой, найти намеки на причины и следствия. Смирившись же с тем, что этой закономерности нет, он отстраняется от своих чувств, потребностей своего тела, от реальности и чуть позже принимается множить миры, соответствующие разным состояниям матери, а не свои собственные.
Это можно выразить так: «я стану для тебя таким, каким ты сейчас меня видишь». На лицо явная небезопасная привязанность во всех ее формах и проявлениях. Я люблю объект, который может причинить мне вред, а может и не причинить, и от чего это зависит – не понятно.

И здесь позвольте мне высказать неуверенное, но постепенно приобретающее форму моё личное предположение. Вероятно, при диссоциативном расстройстве идентичности мы не можем говорить об отщепленных личных непереносимых переживаниях, а скорее о выделенных в отдельные мирки материнских проекциях, насильственно внедренных в сознание младенца ухаживающим лицом, таких как страх, затопляющее беспокойство или пожирающая ненависть. И все эти непереносимые переживания когда-то были направлены на ребенка, и чтобы не рассыпаться в прах, психика малыша вынуждена была использовать диссоциацию, чтобы выжить.   Таким образом, конфликт выживание-уничтожение был успешно разрешён в пользу жизни, но крайне фрагментированной, как расколовшаяся китайская ваза, куски которой не разлетелись, а зависли в небытии на некотором расстоянии друг от друга. И тут нет ни времени, ни пространства, есть лишь сила, удерживающая осколки.