Многие сегодня пишут о 100-летии пионерской организации, вспоминая с нежной ностальгией или отвращением о том, как им довелось быть пионерами, или обсуждают возможность возрождения чего-то подобного в наши дни.
Мне довелось побывать в рядах этой славной организации с третьего, кажется, по седьмой или восьмой класс, и я мало что интересного помню, кроме удивительной шелковой бахромы на знаменах, блестящих горнов и кубков – я их обычно тщательно рассматривала от скуки на заседаниях совета школьной дружины.
Да, еще помню, что галстук гладила, предварительно полностью смочив его водой – иначе эта тонкая синтетика моментально скукоживалась и прилипала к утюгу. В последние годы пионерии этот процесс у меня почему-то прочно ассоциируется с диснеевскими мультиками – их как раз тогда только начали показывать по выходным, и под них я и устраивала глажку. Тогда мне и в голову не приходило, что на моих глазах и под моими руками буквально сменяется эпоха, и вот это странное смешение двух временных линий было чем-то по-настоящему уникальным. Как тусклая луна на рассвете – старое еще не ушло, а новое уже смело вторгается в жизнь.
Пионерия, конечно, как и все подобные организации, была порождением и характерным симптомом тоталитаризма – то есть, как говорит нам Википедия, «полного контроля государства над всеми аспектами общественной и частной жизни». Любопытно, что при ее образовании за образец брались американские скауты – довольно нишевый проект, являющийся абсолютной противоположностью любой тоталитарной организации, а, наоборот, призванный развивать личные качества и достоинства его участников.
Все, что было в пионерии самым интересным – все эти походы, песни у костра, спортивные игры – все это было позаимствовано у скаутов. А все эти официальные ритуалы типа линеек, советов, декларирования стихов и прочее вызывали только скуку, шуточки и анекдоты. Никто, конечно, не воспринимал все эти лозунги, клятвы и речевки всерьез – дети вообще хорошо чувствуют любую фальшь и мертвечину, и смех – самая здоровая их реакция на нее.
Как и целью любой тоталитарной организация, целью пионерии, конечно, было удержание общества в архаике, приучение максимального количества людей к ней с самого детства. В коллективе не надо думать самостоятельно, не нужно принимать важные решения – все за вас придумает и сделает начальник или командир. Вы же, в свою очередь, должны быть готовы в любой момент вместе с коллективом разделить его участь и быть послушной шестеренкой в системе.
Особенно тщательно в коллективе выстраивается «образ врага» - он является вообще системообразующим фактором, от которого отталкивается весь коллектив в целом, его общее самоопределение и самосознание. В пионерии, например, такими «врагами» были всякие двоечники и хулиганы, которых или вовсе в пионеры не принимали, или грозно и назидательно для других исключали. Это был самый страшный страх и позор детства – чтобы тебя исключили из пионеров.
Является ли пионерия той самой детской травмой, которая сделала наше нынешнее общество таким архаичным и так рьяно сопротивляющимся любому здравому прогрессу и переменам? Отсутствие самостоятельного мышления, приверженность стереотипам, готовность нападать на любого, кто кажется «чужим», и все остальное, что так печально характеризует наше общество - разве не оттуда, не из пионерии все это идет? Возможно, что и да, и возможно, поколению пионеров 60-70-х, которое сейчас в массе и составляет ядерный электорат, как раз и досталось больше всех. Это вообще, конечно, многое проясняет, если и не оправдывает.
Под версию о детской травме пионерии хорошо укладывается и тот факт, что с последствиями ее прожили далеко не все – многим удалось вырасти во вполне приличных людей и обернуть этот странный и жутковатый опыт себе на пользу. Дети ведь все разные, и травмирующие ситуации очень по-разному проживают и воспринимают. Конец 80-х и начало 90-х вообще было наиболее легким в этом плане временем – пионерия так долго изживала себя, так долго была уже, по сути, ходячим призраком, что, когда она наконец-то закончилась, этот факт даже никто особо и не заметил.
Просто вдруг стало можно ходить в школу без галстуков.