--Садитесь, пишите,— проговорил участковый Василий Мышкин, подавая Прасковье Васильевне желтоватый лист А4 и шариковую ручку.--Всё, что видели. Это свидетельские показания.
--Маловато будет,— среагировала Прасковья на количество бумаги.— Я много напишу. И что она у вас такая старая, эта бумага? Как будто ей сто лет.
Участковый что-то буркнул и выдал ещё один листок.
Прасковья Васильевна сидела за столом в доме потерпевшей, Калерии Игнатьевны, куда они вместе с полицейским и другой свидетельницей, Ниной Ивановной, пришли сразу после того, как «скорая» забрала тело. Слишком долго ехала эта скорая…Пожилые женщины, пережившие стресс от случившегося, и ещё не совсем пришедшие в себя, согласились немедленно дать показания, чтобы не ехать потом в отделение полиции, аж за тридцать километров.
«Я сидела у окна, смотрела на улицу. Было ровно 10-00, по телевизору началась передача «Жить здорово». Улица была пустая, бегали только куры. Я увидела, как на велосипеде едет Калерия Игнатьевна. Она двигалась от своего дома к центру села. Может быть, в магазин. Послышался шум приближающейся машины, Калерия остановилась, слезла с велосипеда в ожидании, когда проедет машина. Она всегда ездила осторожно. Грузовик внезапно увеличил скорость и на полном ходу сбил стоящую на обочине Калерию Игнатьевну. Она упала вместе с велосипедом, грузовик, еще более ускорившись, проехал дальше. Это было страшно!
Я выскочила из дома, побежала к Калерии, попутно пытаясь увидеть номер грузовика, но номерной знак был заляпан грязью, хотя дождя давно не было. Это странно. Грузовик этот я никогда раньше не видела. Какой-то старой модели, таких сейчас не делают. Кто сидел за рулём, я не рассмотрела. Но это был некрупный человек в черном капюшоне. Даже не могу точно сказать: мужчина или женщина.
Подбежав к лежащей Калерии Игнатьевне, я стала кричать: «Соседи! На помощь!» и принялась звонить по номеру 112. На мой призыв прибежала Нина Ивановна, соседка. Она позвонила участковому по мобильному: ей часто приходится обращаться к нему по поводу зятя-дебошира. Участковый оказался недалеко, в соседней деревне. Он приехал на полицейской машине буквально через пятнадцать минут. Я всё это время объясняла диспетчеру про происшествие. Сказали, что приедет «скорая».
Мы с Ниной Ивановной принесли бинты и перекись водорода, обработали рану на голове Калерии. Женщина тяжело дышала, похоже, из-за поврежденной грудной клетки. Она была без сознания, только всё время бредила: «Ламбрекен… Йося...». Василий сфотографировал место преступления с разных ракурсов. Следы протектора хорошо отпечатались на пыльной грунтовке.
Мы с Ниной Ивановной пытались как-то облегчить состояние пострадавшей, но опасались даже сдвинуть её с места, боясь навредить. Держали Калерию за руки, плакали и молились.
Когда «скорая», наконец, приехала, Калерия была ещё жива. Она уже даже не бредила и умерла прямо во время реанимационных мероприятий. Врачам «скорой» пришлось помогать нам с Ниной Ивановной, ибо мы обе были в шоке. Спасибо им за это.
Да, возможно, это важно. Ещё до того, как приехал участковый, мимо места ДТП прошла быстрым шагом женщина с рыжими волосами. Я спросила, не медик ли она, не может ли помочь? Но она неприветливо посмотрела на нас и прошла мимо. В руках у неё была чёрная кофта, капюшон которой свисал вниз. На голове у дамочки был парик, точно. Я рассмотрела. А шла она в сторону дома Калерии Игнатьевны.
Эх, надо было проследить за этой персоной! Может, это убийца? Но нам было не до того, мы пытались спасти человека.»
Прасковья Васильевна подписала свои пространные показания и отдала их Василию.
--Что за зверь такой «ламбрекен»?— спросил участковый, прочитав текст.— Никогда такого слова не слышал. А «Йося», похоже, имя.
--Ламбрекен, это такая поперечная короткая занавеска над шторами, для красоты,— объяснила Прасковья Васильевна.--Вот, смотрите, здесь над окном точно был ламбрекен, а сейчас его нет.
Нина Ивановна тоже подтвердила, что у Калерии Игнатьевны был уникальный ламбрекен с верёвочной вышивкой. И, вроде, там был арабский текст какой-то. Но как теперь это установить?
--Кажется, я могу помочь,— обрадовалась Прасковья Васильевна.— Я была в гостях у Калерии всего один раз, но осмелилась сфотографировать ламбрекен. Без спроса, конечно. По принципу «пока не спросил, было можно». Очень уж мне занятным показался этот арт-объект. Когда Калерия вышла на кухню за чаем, я быстренько сфоткала, сейчас найду. Это что, я и в Питере как-то в музее тихонько фотографировала, хотя там вообще это запрещено, знаки везде висят. Ну, похулиганила слегка. Не поймали же. Да и кому от этого плохо?
Прасковья Васильевна нашла фотографию окна с ламбрекеном. На желтом фоне ткани ярко выделялась зелёная арабская вязь. Если бы ещё кто-то сумел это прочесть!
Нина Ивановна, сказала, что у неё есть соображения по поводу Йоси. Она вспомнила, как год назад, когда Калерия только въехала в этот приобретённый дом, то начала избавляться от оставленных прежними хозяевами вещей. Среди них было много игрушек. Калерия позвала соседок, чтобы они взяли что-то для внуков, прежде чем она выбросит всё в мусор. Нина Ивановна тогда пришла и видела среди мягких игрушек жирафчика. Калерия сказала, что оставит его себе и назвала жирафа «Йося».
Дом Калерии был обыскан от подвала до чердака. Были сняты отпечатки со всех поверхностей. Йосю не нашли. Как и ламбрекен.
Висяк, однако!
Прасковья Васильевна прожила в деревне три летних месяца и уехала домой, в город. Деревенскую жизнь ей устроили сыновья, сняв на лето домик. История с наездом не давала Прасковье покоя. Она периодически позванивала Василию, чтобы узнать, чем дело закончилось.
--Висяк!— грустно констатировал Василий.— Грузовик нашли недалеко от деревни в овраге. Без отпечатков.
Прасковья Васильевна обратилась к своему ученику, который был ей как сын. Этот талантливый мальчик ещё в школьные годы стал крутым хакером, сумел взломать сайты каких--то американских компаний, его даже чуть не посадили в тюрьму. Но возраст и поддержка учителей позволили ему вырасти человеком. Его пригласили на работу в компетентные органы, где он теперь не взламывает, а разрабатывает системы безопасности. Вот к этому Вовчику и обратилась Прасковья Васильевна за помощью.
Владимир пришёл в гости к любимой учительнице с цветами. Вспомнили школьные времена. Прасковья Васильевна рассказала про наезд на Калерию Игнатьевну. Выложила всю информацию, которую ей дал Василий.
--Знаешь, – сказала она.— Я сразу поняла, что эта дама совсем не та, за кого себя выдаёт.
--А почему вы так подумали?— спросил Вовка.
--Она сказала, что была учительницей, но это неправда! Я учителей сразу узнаю, как «рыбак— рыбака»,— пояснила Прасковья Васильевна. —Лексикон у этой «училки» не соответствовал декларации. Может, она шпионка? О ней нигде никаких сведений нет. Дело не раскрыто.
Вовка пообещал помочь, подключив, как он выразился, «тяжёлую артиллерию», и надолго исчез.
Через некоторое время «загадка ламбрекена» была успешно раскрыта.
Выяснилось, что «Калерия Игнатьевна» — не настоящее имя потерпевшей. Она русская, в молодости танцевала стриптиз, хотя в трудовой книжке значилось «артистка балета». Уехала в Эмираты, где вышла замуж, приняла ислам, выучила арабский язык. Муж после кончины оставил ей огромное наследство, за которым началась охота его родственников. Поэтому женщина вернулась в Россию, сменила имя, перевела активы в ценные бумаги и золото, и всё это поместила в банковскую ячейку. В России! На ламбрекене был вышит пароль, а в игрушке хранился ключ от ячейки. Арабские родственники её вычислили и устранили. Удалось ли им овладеть наследством, остается тайной.
Прасковья Васильевна искренне погоревала об участи Калерии. Напрасно убили бедную (в смысле, очень богатую) женщину! Она вела скромную деревенскую жизнь, а эти гады из-за каких-то денег посягнули на самое главное—жизнь.
Что ж, как говорят у нас «Пусть земля ей будет пухом!», и у них - «О, Аллах! Прости её...» Дальше очень длинно и витиевато. Но всё равно печально и безысходно.
Но дело-то раскрыто!
