Документальная повесть. (книга «Больше, чем тире»)
Глава 7. Старый знакомый и первые впечатления.
Новое свежее утро нас разбудило приятной солнечной безветренной погодой. В бездонном голубом небе несколько испуганных облачков, словно потерянные белые барашки, осторожно паслись у самого горизонта. И опять после объявления санитарной зоны, мы уже по ранее отработанной схеме обрекли нескольких пассажиров железнодорожного состава на лишение гигиенического удовольствия. Поезд, нежась под ласковыми утренними лучами крымского солнца, слегка покряхтывая на стрелках, в десять утра прибыл в Симферополь. Он как-то не спеша и даже крадучись въехал на перрон и, как бы извинившись скрипнув тормозами, замер в тупике. Ура! Приехали!
Дружной и слегка вялой командой мы все высыпали на перрон, и стали спонтанно кучковаться в ожидании старшего практики. Когда перрон опустел от приехавших и встречающих, то к своему удивлению мы обнаружили стоящего поодаль на нашем же перроне нашего же бывшего сокурсника Эдика Демидова. Ну того самого, который в ресторане «Украина» неудачно отметил экзаменационную победу. Эдик был нарочито весел, небрежно бодр и даже трезв. Ну и также, как и мы – он был одет по гражданке: в лёгкую белоснежную рубашку с коротким рукавом и серого оттенка лёгкие брюки... носков под сандалиями в крупное плетение - по курортному этикету у него, конечно же, не было. И хотя он старался держаться с нами легко и непринуждённо, но иногда в его словах, жестах и ужимках нет-нет, да и проскальзывала предательски ностальгия по системе и досада на то, что произошло с ним по его же глупости. Так и плыл у нас такой скучный и формальный разговор ни о чём, да ни про что, пока к нам не подошёл старший практики со своим семейством, навьюченными чемоданами и сумками. А Демидов, быстро кивнув в ответ полковнику на его снисходительное приветствие, как-то вдруг потускнел, поблёк и, слегка ссутулившись, вдруг также внезапно растворился в нагревающемся курортном воздухе, как и появился незадолго перед нами, словно мираж или наваждение.
Мы же, подхватив свои пожитки, а также заодно и некоторые вещи старшего практики, организованно-пёстрой толпой не спеша прошли по перрону в здание вокзала в поисках нужной нам электрички на Евпаторию. И спустя где-то с полчаса мы уже катили по выжженным раскалённым солнцем просторам Тавриды на юго-запад крымского полуострова. И у нас у всех было такое особенное и непередаваемое ощущение, словно мы ехали сейчас не на корабельную практику, а на какой-то семейный курортный пикник. Настроиться на серьёзный военно-морской лад нам мешала погода, географическое местоположение, громкий перестук и скрип вагонов полупустой электрички и всё те же весёлые разудалые песни Сашки Викторова. Да! Мы ехали на генеральную репетицию нашего летнего отпуска.
Евпатория встретила нас весьма радушно своим ароматным, плавящимся под солнцем и пышущим жаром асфальтом привокзальной площади, вялым шуршанием выцветшей зелени исполинских густых каштанов и тополей и смущённым позвякиванием смешных и совсем игрушечных узкоколейных стареньких трамвайчиков "Gotha T57" ещё ГДР-овской сборки 1960-х с жутко дребезжащими стеклами в деревянных оконных рамах.
До ближайшего автобуса к озеру Донузлав – на посёлок Мирный оставалось ещё около сорока минут, когда мы к своему удовольствию недалеко от автобусной площади – совсем по-соседству с вокзалом - вдруг обнаружили небольшую забегаловку, в которой местные кулинары-коновалы на скорую руку уже готовили первые утренние ароматные шашлыки и подавали холодное пенистое пиво. Ну что же говорить об этом? Вся наша команда приняла единственно правильное решение: на автобус совсем не спешить и по-возможности пропустить ещё парочку кружечек пивка и парочку автобусов, которые ездили в нужный нам посёлок довольно-таки часто - раз в час... Уж больно приветливо нас встретила Евпатория. Тем более такому нашему настроению и раскладу очень обрадовался сам старший практики и его семья. Они решили со вкусом отобедать в местном ресторанчике, а потом экскурсионно «прошвырнуться» по местным магазинчикам. Так что за те неполные пару часов местная шашлычная не только работала только ради нас до полного изнеможения, изо всех сил пыхтя ароматным шашлычным дымком и отдуваясь рыхлой белоснежной пивной пеной, но и смогла перевыполнить, как нам показалось в тот момент, месячный норматив по скорострельной жарке шашлыков и розливу янтарного напитка. А мы, настолько опьянённые курортной атмосферой и внезапно обрушившейся на наши головы свободой, даже не дожидались полной прожарки сочных мясных ломтиков, руководствуясь известным студенческим принципом: «Подогретое – не значит сырое!». Шашлыки в то утро местными мангальщиками готовились вопреки древнему этикету – не дожидаясь появления углей – прямо на открытом огне, благо деревянной тары на заднем дворе соседнего ларька было вдоволь. Пиво лилось рекой, мясо смущённо шкворчало в бумажных тарелках испачканных обильным кровао-красным кетчупом и коричневатой и жутко острой (здравствуй язвочка родная) аджикой местного разлива. Как только к нам – уже таким весёлым, сытым и довольным – стал подкрадываться вечер, на наш бивуак возвратился и полковник Меняйленко со своим семейством. Оглядев с досадой наши нестройные, но вполне самоотверженные ряды, он сурово пригласил нас пройти к автобусу...
А потом водитель и немногие пассажиры того почтенного рейсового автобуса, который тяжело охая, громко причитая и гремя всеми своими болтами и гайками, мчал нас к посёлку Мирный, тревожно принюхивались к умопомрачительному запаху, вызывающему лишь интенсивное выделение желудочного сока. А в салоне автобуса от нас задорно пахло пикником, откровенной радостью и местами даже детской беспечностью – практика начиналась просто восхитительно. Когда автобус около пяти вечера прибыл на конечную остановку – на площадь посёлка Мирный, который представлял из себя несколько многоэтажных и несколько десятков частных домов, то мы к своему удивлению обнаружили, что до нашей конечной цели, то есть до бригады кораблей ещё придётся шлепать по распаренному вечернему асфальту среди высокой болотной растительности в окружении мошкары и прочих кровопийцев не менее часа. Когда мы все вышли из автобуса, то Меняйленко решился не на долго прощаться с семьёй:
- Добирайтесь самостоятельно. Я сейчас устрою подопечных и сразу же к вам вернусь…
Рядом с автобусом, который громко и надрывно булькал двигателем, на остановке, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу, стояли пассажиры, алчущие поскорее уехать из посёлка в вечернюю Евпаторию.
- Да не переживайте, Виктор Николаевич, - вдруг перебил нашего полковника старшина класса Витя Ченгарь, - мы же не младшая группа детсада в шортиках на лямочках. Авось сами доберёмся живыми до бригады. Не переживайте.
- И в самом деле? – от внезапной радости наш Виктор Николаевич аж нахохлился этаким перекормленным воробьём, - тогда действуйте, старшина. А мне тут надо со своими делами-потрохами разобраться…
Но перспектива трехкилометровой прогулки не налегке, а со своим имуществом, да ещё быть заживо склёванными и сожранными местными нетопырями, и прочей кровососущей мошкарой нас совсем не устраивала, и поэтому к водителю тотчас были посланы парламентёры, чтобы уговорить того пожертвовать своим кратким отдыхом на конечной остановке ради комфорта и удобства будущих офицеров славного флота Российского. Уговаривать сердобольного водителя не пришлось от слова "совсем", так как пущенная нами по кругу фуражка, в которой набралось немногим более тридцати рублей добровольных пожертвований от курсантов местному автобусному парку (при цене билета всего в 15 копеек), явилась тем самым катализатором, который резко поднял уровень патриотического гемоглобина в крови шофёра, и он без колебаний согласился помочь страждущим, доставив их за какие-то пять-семь минут до КПП бригады. Правда резвый старт автобуса в сторону донузлавских болот ввел в легкий ступор пассажиров, намеревавшихся заранее занять вкусные места в салоне. Но автобус уже унёсся во весь опорв сторону болотных прерий озера Донузлав по развальцованной асфальтированной дороге к КПП корабельной бригады, срезая углы и повороты, словно Айртон Сенна да Силва на бразильском этапе Гран-При состязаний «Формулы-1».
Вскоре мы уже стояли у КПП, провожая взглядом радостно подпрыгивающего на ухабах вместе со своим автобусом счастливого водителя, неожиданно сорвавшего под конец рабочего дня такой нескромный банк.
Дежурный по КПП, старый уставший от службы и жары, полуседой усатый старший мичман вышел к нам на крыльцо, почесал своё лицо и обвёл нас скучающе-трагичным взглядом:
- Кто такие? – равнодушно спросил он, разглядывая коротко-стриженную пеструю толпу пришельцев в гражданском одеянии. В своих грубых сарделькообразных пальцах он держал за тонкий хвостик большую надкусанную редиску и угрожающе слегка помахивал её огрызком.
‑ Курсанты Калининградского военно-морского училища, третьего факультета, четвёртый курс, - неспешно проговаривая каждое слово, с театрально-драматичным пафосом произнёс старшина класса вялому старшему мичману, - я – старшина команды, доложите начальству.
Говоря откровенно, мы ожидали хоть какой-то адекватной реакции дежурного по КПП. Ну, там натянутую на лицо приветливую улыбку на ширину приклада автомата Калашникова, или там наоборот, ругань и чертыхание в стиле «понаехали тут». Но старший мичман был вопиюще неадекватен. Жаркое солнце, тёплый морской бриз, вялые вскрики морских чаек, оплавленных словно воск, создавали жуткий диссонанс с понятием "строгий уставной порядок".
Дежурный по КПП широко разинув свою старше-мичманскую пасть нарочито громко зевнул, обнажив нестройный ряд своих зубов-пеньков и, немного причмокнув обветренными губами, вяло произнёс:
- Я щаз.
С этими словами он неспешно доел редиску, бросил её крысиный хвостик к нашим ногам, и скрылся за дверями КПП, оставив нас в полном недоумении и тихом шоке. Часть курсантов прямо перед дверями смачно закурила, другая же часть спустилась по небольшой тропинке к слегка подрагивающей водной глади озера Донузлав, и принялась с интересом акванавта Кусто разглядывать копошащихся на дне маленьких рачков-отшельников, старательно таскавших на себе ворованные спиралевидные ракушки.
Но вот дверь КПП громко хлюпнула и на крыльце вновь появился уже улыбающийся дежурный мичман. Он смущённо козырнул, словно девушка одёргивающую книзу внезапно задравшуюся от ветра платье, и торжественно объявил:
- Добро пожаловать, тажщи курсанты, в нашу бригаду. Вас уже с самого утра ждут. Вам надо идти на «Курс».
Мы опять недоумённо переглянулись, а в голове мелькнуло презрительно-академическое:
- Странно, вроде бы моряк, а говорит неправильно. Ведь идти курсом или по курсу, но никак не «на курс»… хотя, чёрт их разберёт – на каждом флоте свои порядки, свои традиции и жаргон свой тоже. А особенно – в бригадах. Может нам так и надо – действительно идти «на… курс».
И тут же в нашем воображении всплыли различные картины и тревожные предположения, что же это такое – «курс» или «курсы». Наверняка какое-нибудь казарменное помещение по типу того, в котором мы проходили свою первую летнюю практику после первого курса в эстонском городке Палдиски в дивизионе ракетных катеров. Это помещение должно было сильно пахнуть свежей краской, въедливой хлоркой и горьким лизолом, а стены его непременно должны быть окрашены в оптимистичный темно-синий или темно-зелёный цвета. Внутри же - на обшарпанном коричневом дощатом полу будет стоять ряд скрипучих поржавелых коек, а в глубине спального помещения будут дремать несколько ученических столов с окрашенными чёрной краской копытами. В углу или у входа на колченогой табуретке обязательно должен злобно дремать, словно хищник на цирковой тумбе, оцинкованный бачок с питьевой позеленевшей водой и непременной никелированной кружкой темно-зелёного цвета с щербинкой у дна и прикованной к бачку длинной цепью от сливного бачка.
Вот за этими размышлениями мы и миновали несколько строений административного и жилого назначения, прошли вдоль по дорожке, густо разросшейся ароматной акацией и ещё какими-то сугубо южными растениями, и вышли на широченный, можно даже сказать на бескрайний причал, который плавно переходил в громадный строевой плац с разлинованными на нём прямоугольниками и квадратами. По левую сторону от этой площади в заросли убегали потрескавшиеся от жаркого солнца асфальтированные дорожки, по обеим сторонам которых лениво дремали несколько хозяйственных и складских построек, и за которыми виднелось пожелтевшее выжженное южным солнцем футбольное поле. По другую сторону плаца-причала стоял кормой ровный строй сонных кораблей различного класса и водоизмещения.
Спали здесь и бывшие китобойные суда, и рыболовные сейнеры и уставшие траулеры, переделанные сейчас под гидрографические суда. Равнодушно отвернувшись к нам кормой все эти горделивые корабли лишь лениво и приветливо помахивали нам своими тёмно-синими кормовыми флагами гидрографической службы СССР. И вот на серо-голубой корме одного из таких корабликов яростно белели четыре буквы «КУРС».
- Ну вот вам и «Курс», - радостно объявил мичман, который по приказанию дежурного по бригаде проводил нас до нашего корабля.
- Мда, - подумалось мне, - ты уж прости меня старший мичман за мою опрометчивость. Я был не прав. Мы действительно следовали верным курсом прямиком на «Курс».
У трапа гидрографа нас встречал широко улыбающийся вахтенный офицер в чине старшего лейтенанта:
- О! Курсанты! Практиканты! Откуда?
- Из КВВВМУ!
- Из нашей системы? Отлично! Приятно! Я тоже калининградский выпускник, только со второго факультета! Прошу следовать за мной!
Мы подхватили свои вещи и, громыхая по дюралевому трапу стали подыматься на борт корабля муравьиной вереницей.
Этого вахтенного офицера я узнал. Ранее я был с ним очень хорошо знаком ещё в его бытность курсантом четвёртого курса. Он действительно учился на втором факультете и был лучшим другом мужа моей двоюродной сестры. Но сейчас он был уже действующим морским офицером, а я – всё ещё курсантом и поэтому из чувства то ли ложной скромности, то ли из опасения невольной компрометации (чтобы не впасть в панибратство) я сделал вид, что не узнал его. Не узнал меня и он (но пока что), по причине того, что сейчас главной его головной болью было принять всё поголовье вновь прибывших практикантов и, разместить его на корабле. После этого вахтенный должен был провести с нами всеми краткий вступительный инструктаж, определить каюту для старшего практики и накормить всех корабельным ужином.
Всего спустя каких-то полчаса старший лейтенант успешно справился с поставленными задачами. Мы были размещены в полубаке – в надстройке, которая охотно вмещала в себя как раз сорок спальных местам. По словам экипажа корабля в этой надстройке когда-то располагался камбуз с хлеборезкой, но этот фактор не должен был серьёзно помешать нам обитать здесь. Говорили это нам матросы, ехидно улыбаясь и смущённо отводя глаза в сторону. С особенностями комфорта на корабле мы столкнулись буквально же в первые же минуты нахождения в кубрике. Конечно же, мы отдавали себе отчёт в том, что кубрик личного состава должен разительно отличаться от каюты премиум-класса круизного океанского лайнера фешенебельной категории. И поэтому мы довольно-таки равнодушно встретили пугающую придирчивый глаз морского теоретика аскетичное убранство нашего временного пристанища, разделённого на два отсека. В первом отсеке все койки-люлечки располагались друг над другом вдоль тонких металлических переборок, которые днём от жаркого солнца немного раскалялись и превращали кубрик в прекрасную духовку. В проходе между двумя рядами коек было достаточно места для установки там раскладного широкого обеденного стола и пары длинных банок-лавочек, тоже раскладных. Причём раскладывались и складывались эти предметы корабельного имущества в самый неподходящий момент и никакие фиксирующие и стопорные устройства не могли совладать с этой своенравной морской мебелью. Второй отсек, который располагался ближе к носу корабля, был гораздо уютнее и имел большее число спальных мест и иллюминаторов, обеспечивая тем самым великолепную вентиляцию, нежели в первом отсеке.
Очередным же фактором некоторого дискомфорта стало неприятное открытие, сделанное нами буквально в первые минуты нашего нахождения на корабле. Дело в том, что к своему удивлению мы обнаружили, что в экипаж гидрографа, кроме матросов и старшин срочной службы, а также мичманов и офицеров было зачислено неимоверное число обыкновенных тараканов-пруссаков. А основное место их дислокации находилось именно в том помещении, куда нас поместили на период морской практики. И нам теперь стал понятен весь сакральный смысл экипажа, который и смеясь, и сочувственно прищурив глаза утверждал, что в том кубрике не так уж и страшно жить. Особенно днём... В этом помещении подлые и наглые тараканы жили аж с тех самых легендарных времен сотворения этого судна. По данным старинного эпоса, в те времена в этой надстройке, где сейчас нам организовали спальные места, располагался камбуз с непременной и злосчастной хлеборезкой. Затем всё это хозяйство перекочевало в низы корабля. Но воинственные тараканы, которые свято чтили завещания своих предков и ревностно хранили древнюю легенду о благостных временах теплого и сытного камбуза, верили в возвращение той славной эпохи, и терпеливо ждали наступления новой эры. В своей неистовой надежде, что со дня на день из этого помещения вынесут противные койки и вернут обратно посудные шкафы, кандейки с продуктами и холодильники с припасами, когда вернётся такое приятное тепло и волнительные запахи борща, макарон и компота, эти коричневые членистоногие старались как можно интенсивнее размножаться. Именно поэтому, завидев вновь прибывших в кубрик, пруссаки поняли, что их мечтам не суждено было сбыться по крайней мере в ближайший месяц и, вероятно поэтому они отличались повышенной агрессивностью, неслыханной наглостью и поразительной находчивостью. Например, они умудрялись прогрызать маленькие дырочки среди зубцов молнии, на которую был застёгнут мой походный чемодан. Однажды, где-то к концу второй недели нашей практики я вдруг неожиданно вспомнил о нескольких конфетках «Дюшес» и «Барбарис», оставшегося со времён нашего натурального обмена на провинциальном вокзальчике. К тому моменту нам уже опостылели всяческие морские деликатесы, и тут я как раз вовремя вспомнил про несправедливо забытые конфетки. Не обратив внимания на пару маленьких дырочек на молнии, я открыл чемодан и достал заветный пакетик с конфетками. Но что-то уж очень легким оказался тот пакетик – просто невесомым. Я же, предчувствуя недоброе, высыпал на стол конфеты, которые с тихим шелестом опавшей листвы опустились на приготовленную по этому случаю тарелку. Мы присмотрелись и на пустые фантики, трепетно сохранившие форму леденцов и обнаружили на них многочисленные дырочки диаметром не более спичечной головки – проделки наших заклятых друзей пруссаков. Внутри фантиков леденцов не было. Тараканы их выжрали все изнутри! Как это им удалось? Вот истинная загадка природы!
Но я немного отвлёкся. Кроме тараканов вторым невкусным фактором нашего общего и весьма существенного дискомфорта явились уникальные матрасы времён нашего легендарного парусного флота эпохи адмирала Ушакова. Эти матрасы были набиты не ватой, не соломой или какими-то там перьями или тривиальным поролоном. Они были наполнены жутким конским волосом лошадок эпохи татаро-монгольского ига. Тут я должен возвратиться к описанию наших коечек. Дело в том, что все нижние коечки обоих отсеков были изготовлены из больших листов дюраля с огромными дырками для вентиляции и, конечно же, беспрепятственной миграции тараканьей популяции. Верхние же люли были выполнены из обыкновенных армейских коек с панцирной сеткой из крючков и шайб, и имели ромбообразные отверстия величиной с кулак. Подматрасников, как это полагается по уставу, на этих койках не было и поэтому, когда на койку (не важно какого яруса) укладывался матрас, то спустя какое-то время весь конский волос устремлялся в эти дырки и отверстия. Спустя всего полчаса этот матрас уже свисал этакой исполинской виноградной гроздью, которая нервировала спящего внизу, и у которого тоже весь конский волос в матрасе тоже сполз уже в отверстия рундука и теперь комфортность обоих курсантов определялась лишь толщиной их подкожного жира. Короче говоря, ночной отдых всех без исключения курсантов сводился к эпизодическому – как минимум раз в час, а то и чаще – интенсивному встряхиванию и вспушиванию матрасов, чтобы через час вновь повторить эту процедуру. Ну а чёрные подушки, до отказа набитые ватином и уступающие своей мягкостью разве что силикатному кирпичу являлись своеобразной вишенкой на тортике всеобщего дискомфорта, определённого уставом внутренней службы как «тяготы и лишения воинской службы», которые мы вот уже четыре года с успехом преодолевали местами стойко, мужественно и даже неистово.
Но вот наше размещение по спальным местам кое-как завершилось. И знаете, что уже тогда нас всех приятно поразило и даже обрадовало? Это отсутствие взаимных претензий упрёков и споров по поводу «места под солнцем», как это было ранее. То есть на первом и втором курсах у нас были и споры, и даже серьёзные ссоры за лучшее место у окна автобуса, у иллюминатора или у переборки, а в этот раз были только спокойствие, рассудительность, взаимное уважение и даже честь и достоинство при выборе своего спального места. У меня со Стефаном (моим другом Вовкой Стефаненко) состоялся такой диалог:
- О! Класс! Я чур у люмика лежать буду!
- Ой! И я хотел бы!
- Ну так ложись!
- А как же ты?
- А я – внизу лягу, а ты будешь в иллюминатор смотреть и рассказывать мне об обстановке…
Вот так со взаимным уважением, учтивостью и обоюдным почтением друг к другу мы и размещались по спальным местам в обоих кубриках. Затем не спеша и с каким-то языческим благоговением переоделись в тропическую летнюю морскую форму и все такие ярко-сине-ультрамариновые стали оглядывать друг друга. Прямо хоть на обложку журнала «Советский воин» с подписью: «Иди на флот – и будь доволен!»
Но тут к нам в кубрик без стука и с негромким треском влетел матрос-вестовой. Когда мы спросили, как его зовут и с чего это он к вторгся в наши пределы, он с непонятной опаской ответил, что зовут его матрос Вася и сейчас он приглашает нас на верхнюю «волейбольную» палубу на корабельное суаре…
Тогда мы ещё не знали, что же это за такое суаре, и тем более верхнепалубное. Поэтому, прихватив с собой несколько запасных бутылочек «Жигулёвского», купленных еще в шашлычном ларьке Евпатория, мы с некоторой предосторожностью неспеша и заметно смущаясь вышли на верхнюю палубу…
© Алексей Сафронкин 2022
-==--==-=-=-=-=-=-=-
Другие истории из книги «БОЛЬШЕ, ЧЕМ ТИРЕ» Вы найдёте здесь.
Если Вам понравилась история, то не забывайте ставить лайки и делиться ссылкой с друзьями. Подписывайтесь на мой канал, чтобы узнать ещё много интересного.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.