И ещё немного мистики из «Долгана», чтобы не утруждать и не путать читателя, я продолжил предыдущий рассказ новым, не менее захватывающим. Книгу полностью, вы можете взять почитать в библиотеки имени А.С. Пушкина гор. Якутска, а так же спрашивайте во многих библиотечных системах улусов Якутии! Что ж желаю приятного чтения!
– Что, неужели такое могло быть на самом деле? – с недоверием спросил Семён. Бондаренко пожал плечами:
– Я сам не видел, а охотники баек не любят, значит, могло быть такое, пусть не в их селе, так в другом! Такие вещи на пустом месте не рождаются. Вот, к примеру, у каждого в жизни было что-то такое, от чего кровь в жилах стынет! Про шаманов много говорить не стану, расскажу пару случаев, свидетелем которых сам был. Тут уж хочешь – не хочешь, а себе врать не станешь!
– А вот это интересно! – уже более уверенно сказал Семён. – Это я послушаю с удовольствием!
– Ну, что ж! – продолжил Бондаренко. – Слушай. Приехал я в Бердигестях после окончания техникума. В сельсовете мне не могли предложить ничего лучшего, кроме старенького дома, он, мол, всё равно пустует. Я и рад, а что? Одному мне – целый дом! Пусть не бог весть какой, зато – свой. Въехал, пыль да паутину вымел, полы и стены оттёр, побелил – не дом, а игрушка, живи не тужи. Всё бы ничего, да только стали странные вещи твориться. Прихожу я с работы – посуда на столе стоит, хотя я точно помню, что в сервант её убирал. Поначалу на дружков грешил. Я им ключи оставлял, на случай если свои посею. Однажды ночью проснулся и слышу, на кухне посуда брякает. Что за ерунда, думаю? Кто это посреди ночи у меня хозяйничает? Ну, иду туда, а как глянул – волосы на голове зашевелились. Молодая якутка, в длинном белом платье, стоит и вроде как тарелки моет. Я и не помню, как на улицу вылетел. Стоял, покуда не закоченел, ясное дело – осень была, холодно. Как в себя пришел, вернулся в дом, везде свет повключал, так и уснул. Дальше – больше. Частенько я стал наблюдать эту хозяюшку. Только от этого дрожи в коленях не убавилось, а как про всё это рассказать? Да хрен его знает, свои засмеют, местные чего доброго подумают, мол, издевается. Так что пребывал я в полном замешательстве. А дальше пошло и поехало. Как-то поздним вечером пришёл я уставший как чёрт, так в одежде и завалился, уснул, как говорится, мертвым сном. Видится мне, будто огонь в печи загорелся. Я подняться хочу, а не могу, умом понимаю, что трубу открыть надо. Тут – раз, свет в доме погас, от пламени в комнате всё видать. Кто-то идёт ко мне, унты чьи-то вижу. Всё ближе и ближе. Чувствую, душат меня. Главное, ощущаю, чьи-то пальцы на шее, костлявые, холодные, обвились плотно, как тиски. Самое страшное, что не могу понять я, сон это или нет. Пытаюсь кричать – нет ни голоса, ни сил. А меж тем, чувствую, что сознание теряю. Вот тут-то я все молитвы вспомнил, которым моя бабушка меня в детстве научила. Вроде как чуть отпустило. Я словно дикий из дома пулей вылетел, в чем был: носках, брюках да свитере. В голове туман, не соображаю ничего. Тут меня вырвало! Не помню, как я добрался до ближайшего дома, постучал в двери и отключился.
Очнулся в постели. Впервые за последнее время я хорошо выспался. Вот только голова гудела, а в остальном – нормально. Хозяева, к которым я завалился, местные. Люди гостеприимные, добрые. Тут они мне глаза и открыли, рассказали про моё жильё. Поначалу сосед думал, что я угорел. Он, оказывается, после того, как я у их дверей трупом рухнул, ко мне сбегал и угар учуял. Я поведал им всё как есть! Про все чудеса, и про унты, и про то, что душил меня кто-то ночью. Переглянулись они. Смотрю, что-то не так. Им вроде бы это не в новинку. Подсел ко мне глава семьи и говорит: «Наши местные этот дом стороной обходят. До тебя семья жила, молодая пара. Вроде бы ничего, да только извела Саргылана молодую хозяйку. Осунулась девка, начала хворать, побледнела. Тут старые якуты и сказали, что если они из дома не съедут, то к покосу молодую в аккурат схоронят. Переехали они. Вскоре девушка поправилась. «А кто эта Саргылана?», – спрашиваю. Любопытно уж больно. Сосед головой покачал и продолжил:
– Лет десять тому назад, может, больше, жила в этом доме старуха, якутка Маркова. Имени ее уже и не припомню. Приехала она с внучкой Саргыланой то ли с Дикимди, то ли с Магарасс, точно сейчас не скажу. По посёлку слухи поползли, что старуха с нечистой силой знается. Народ в деревнях суеверный, потому и стали их сторониться. Ну а девка та, что ж, дело молодое, уж красотой ее бог не обидел. Так вот, она с русским лесорубом любовь закрутила. И хоть народ языками и чесал всякое, а у них всё серьезно было, уж я-то знаю. Девушка к нам частенько захаживала, супруге на бабку жаловалась, мол, грозилась та, что Валеру-лесоруба со свету сживёт. Он уже и посватался, и так и сяк, а всё бесполезно, упёрлась старая ведьма. Тогда-то и решили они уехать, тайком от старухи. Та, знамо дело, учуяла – слегла, будто болезнь её свалила. А Саргылана девушка сердечная была, всё у её кровати сидела, выхаживала. Хворь то была у старухи или нет, только крепко она к себе болезнью своей девку привязала. Приходил к ней суженый – посидят на лавочке и разойдутся. Как-то ночью ветер поднялся, начал гром греметь. Я такой погоды, сколько живу, не помню. Потом и ливень хлестанул. Среди ночи раздался стук в двери. Я смотрю – Саргылана, зарёванная вся. К столу ее проводил, жена чаю сделала, а та всё не унимается. Ну, вроде отдышалась, трясется вся как листок, а сама сквозь слезы рассказывает: «К вечеру плохо стало бабушке, колотить ее начало, будто лихорадить. Я ей пить поднесла, а она с постели поднялась, распустила волосы, попросила, чтобы я расчесала, а у самой глаза так и горят. Тут молния сверкнула за окном, прямо в наш огород пришлась, старая вздрогнула, забеспокоилась, то оглядывается, то принюхивается. Потом как будто увидела кого и давай причитать, что рано, мол, он за ней явился. Кричать стала, что душно в избе, зачем, мол, так натопили, а печь уже несколько дней не топлена. Растворила я окна. Ветер в комнату ворвался, давай всё вверх поднимать да безобразничать. Я створки закрыла и к бабушке, а она уже на последнем издыхании. Перед смертью просила её в унтах в гроб положить, чтобы на том свете не холодно было».
Схоронили старую, поминки сладили, все по-людски. Там вроде и у молодых все на лад пошло, сговорились свадьбу сыграть, только решили сорок дней повременить. Жених в лес уехал, денег подзаработать. Зарплата у лесорубов всегда хорошая была, если не лениться, можно было богачом стать! Саргылана себе свадебный наряд сшила. Со дня на день ожидала любимого домой, а пока его не было, все платье примеряла да перед зеркалом крутилась! Оно что, дело молодое, всяк человек своему счастью радуется! А тут, надо ж такому случиться, ночами уже прохладно стало, ну, деваха печь истопила, да, видать, поспешила, трубу рано закрыла. Угорела бедняга. Правда, народ поговаривал, что это старуха внучку за собой утащила. Видать, тоскливо стало грешной душе в одиночестве. Пёс их под утро так завыл, что мурашки по телу забегали, тут поневоле мысли всякие в голову полезли. Моя – к Саргылане, да уж поздно – лежит она на кровати, ручки сложила и будто спит сладким сном в своём свадебном платье. В том наряде жених ее и схоронил. Вскоре после похорон уехал он из этих мест, более его никто и не видел.
По-соседству дед Федот жил, года два как помер. Он-то мне и сказал, мол, не кончится все этим, старуха внучку перед смертью прокляла, душу невинную на муки вечные обрекла. Так что быть Саргылане вечной невестой. Так и вышло, пустует дом, всё тихо, никаких духов там нет, а только печь протопили – на тебе, кто-то в доме хозяйничает. Многие жаловались. Мужиков не трогала, а девчонка там поселилась, так сбежала на другой день. Мы-то думали, что тебя это не коснется, ты же нуучча, русский значит. Смотрим, живёшь вроде, ну значит всё хорошо, а оно, видишь, как обернулось, к тебе сама старуха заявилась.Я заулыбался. При чём, думаю, тут бабка–покойница? Нет, отвечаю, вы же сами говорите, что я рано трубу закрыл, вот с угару мне это и привиделось. Хозяин головой качает: «Да я и сам думал, что так, пока на шею твою не глянул!». «А что на шее?», – спрашиваю. Он мне зеркало подносит. Я как глянул, аж мороз по коже! На шее – синяки, словно душил кто! А хозяин и говорит:
– На похоронах Саргылана в гробу в шелковом шарфике лежала, скрыли тогда, что у нее то же самое, что и у тебя, было!
Вот тут, друг мой Семён, я и понял, что с нечистой силой тягаться не стоит.
– Ну ладно! – глянув мельком на часы, устало зевнул Бондаренко. – Давай укладываться. Дела завтра, а вернее, уже сегодня! Надо бы сил набраться.