Когда я стал ректором, самое интересное было то, что я получил доступ к документам, я смог почитать то, что меня всегда интересовало.
Допустим, мне всегда было интересно: хорошо, революция прогремела, а что в Вагановском было-то? Как вообще балет выжил? И я начал это изучать.
Ни на один день! Ни на один день во время революции школа не переставала работать: дети учились, ездили в Мариинский театр, спектакли давались. О ней вспомнили тогда, когда закончились дрова и провизия, и они попросили выделить какие-то средства, потому что топить нечем стало.
Они работали. Они не обращали внимания, что на улице стреляют.
Настало страшное время – блокада. Основная часть школы была в эвакуации. Ни на один день школа не перестала работать. В этом здании, в подвалах была оборона Ленинграда – на улице Зодчего Росси она сидела. Но в зале, в одном зале дети учились постоянно.
Потому когда какие-то критикессы рассказывают о методике, о том: надо ли это и как это надо делать, – все, что во мне есть, протестует против этого!
Вместо того чтобы возводить этому памятник, духу человеческого сознания, борьбы в страшное время и тяге к красоте, существуют какие-то странные люди, которые будут рассказывать про миф? Пока я жив – нет!
В детстве я хорошо учился, мог открыть книжку, посмотреть стихотворение, тут же его прочитать наизусть, у меня очень хорошая память была, но потом, к сожалению, у меня все это перешло на балет.
Я не учу ничего специально. Я один раз смотрю, и могу сразу за всех все показать, повторить и так далее.
Но одно стихотворение я запомнил навсегда, потому что оно мне понравилось, мне понравился его смысл. Это Блок «О, я хочу безумно жить»:
О, я хочу безумно жить:
Всё сущее – увековечить,
Безличное – вочеловечить,
Несбывшееся – воплотить!
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне, –
Быть может, юноша веселый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!