«Поминальная молитва». Опубликовано 21 сентября 2015 года.
239 театральный сезон Калужский драматический театр открыл премьерой спектакля «Поминальная молитва» по одноименной пьесе Григория Горина. В свою очередь драматург написал пьесу по повести «певца еврейского народа» Шолом-Алейхема «Тевье-молочник».
Пьеса в России известная, её ставили во многих театрах. Иногда банально пытаясь повторить первую постановку в Ленкоме (для театра «Ленком» Горин и писал пьесу), а иногда пытаясь найти свой собственный подход к этому очень специфическому материалу. Трагедия еврейского народа, поданная с иронией, присущей Григорию Горину, таит опасность скатиться до банального «одесского варианта» в худших его проявлениях пошлости, анекдотичности, «еврейских шуточек».
С другой стороны, материал этот может сыграть злую шутку над постановщиком, который, то ли из страха перед пропастью пошлости, то ли из желания вывести спектакль на какие-то вершины познания мира всем человечеством, начнет делать из этой истории глубокомысленную притчу.
Отрывать историю, написанную Шолом-Алейхемом от корней еврейского способа мышления, разговора, обычаев и веры все равно, что обрубить те самые корни векового дуба, что красуется практически во всех постановках «Поминальной молитвы». Наш, калужский вариант – не исключение. Дуб есть. Он стоит, обвешанный менорами (еврейскими семисвечниками) как новогодняя елка игрушками. Художник-постановщик спектакля Александр Дубровин (Санкт-Петербург).
Режиссер-постановщик спектакля – Анатолий Бейрак – известен калужскому зрителю по серии постановок легкого, непритязательного свойства. Поставленные им неглубокие комедии, почти всегда с песнями и плясками, с разной периодичностью идут на сцене калужского драматического уже более двух десятков лет. К ним привыкли, «на Бейрака» идут, практически всегда зная, что увидят на сцене. Появление в афише «Поминальной молитвы» за подписью этого режиссера вызвало (у меня, по крайней мере) удивление и любопытство.
Анатолий Бейрак поставил очень «аккуратный» спектакль. Однако в попытке рассказать про смирение и покорность, про одиночество и упование на своего Господа, режиссер, как мне кажется, излишне увлекся. Притча – притчей, но мы все же хотим увидеть живую историю. Нам ведь необходимо понимать логику действий персонажей, моменты их переживаний, принятия решений, оценок жизненных перипетий.
Главный герой Тевье (Сергей Лунин) начав спектакль с объяснения зрителям экспозиции, так, похоже, весь спектакль и прошел, объясняя, а не переживая. Установка, данная режиссером актеру, не позволила последнему влезть в костюм Тевье. Этот костюм Сергей Лунин как будто держал перед зрителями на вытянутых руках. Вспомнилось поветрие конца 80-х – начала 90-х годов, когда актеры в России стали играть «глубоко внутри себя», с минимумом эмоций и темперамента, «под правдёнку», - как тогда говорили.
Ровная повествовательность Тевье вызывает много вопросов. Зачем он говорит со своим Господом? Советуется? Но ведь совет у Него просят, когда больше не у кого спросить, когда отчаяние, когда речь идет об основах миропонимания. В спектакле же Тевье говорит со своим Господом в моменты, написанные автором пьесы. Почему режиссер отказался выстраивать «подходы» к этому откровению мне совершенно непонятно.
Почему Тевье решает отдать свою дочь за старого мясника Лейзер-Волфа (Сергей Корнюшин), а потом с той же невозмутимостью меняет своё решение и соглашается на свадьбу её с портным Мотлом (Леонид Клёц)? И, наконец, самое важное, на мой взгляд: слово «погром». Для не еврея это слово может вызывать широчайший спектр эмоций – от улыбки до глубокого сожаления. Для еврея – лишь одно – ужас.
Где этот ужас на сцене? Тевье-Лунин реагирует на известие о погроме так, как может реагировать человек любой национальности, кроме одной, той, которая у его героя – Тевье. Даже если во главу угла режиссер поставил смирение и покорность, все равно, не может еврей спокойно принять известие о готовящемся погроме. Я не веду речи о том, как нужно было ставить ту или иную сцену – боже упаси! – я пытаюсь объяснить, что при любой притчевости, нельзя выхолащивать жизнь из героев спектакля.
Моё твёрдое убеждение, слово «вообще» - это убийца театра. Нельзя ставить спектакль «вообще» про то, что «надо принять свою судьбу безоговорочно», про «разговоры с собственной душой». Изначально неверный посыл и привел, на мой взгляд, к тому, что на сцене нам показали не трагическую историю конкретного человека и его семьи, а нечто «вообще».
Всё вышесказанное в большей мере относится к задумке режиссера и воплощении её, как я это понял, заслуженным артистом России Сергеем Луниным. Отдельные эпизодические же роли в спектакле совершенно иные. Стоит упомянуть прекрасно сыгранную Анной Сорокиной Годлу. Живая, понятная и вызывающая искренние переживания судьба влюбленной еврейской девушки. Острые, взгляды-молнии, резкие движения-порывы, обрываемые из-за «обычаев-традиций» удивительно точно и полно раскрывают клокочущую от любви душу.
Понятен и образ мясника Лейзер-Волфа. Прямолинейного и дотошного, во всем стремящегося достичь ясности. Его решение уехать в Америку логично, оно подтверждается всей линией роли от самого начала. К концу спектакля у меня сложилось впечатление, что режиссер столь много уделил внимания «общению с душой» Тевье, что на остальных персонажей ему просто не осталось времени, что дало возможность актерам привнести ту самую ценную на сцене живинку в их образы.
Владимир АНДРЕЕВ.
Фото Михаила Борисова, из открытых источников.