Шахматные этюды (серия Фамильный герб)
«Ветер ли старое имя развеял? Нет мне дороги в мой брошенный край. Если увидеть пытаешься издали, не разглядишь меня…». Рабиндранат Тагор.
В моих воспоминаниях не найти голой правды. Как известно у каждого она своя. Особенно ныне, во времена фейков, мета вселенных, искусственных интеллектов. Выбирай всякую, кому что нравится. К примеру, существует судебная правда, окопная или неприглядная правда. Есть издательство «Комсомольская правда» и газета коммунистов «Правда»; историческая справедливая правда, неумолимая суровая и абсолютная истинная правда. - «Я вот думаю, что сила в правде. У кого, правда – тот и сильней», говорит герой нашего времени Данила Багров. Другой герой утверждает, что сила женщины, в её слабости. Третий интересуется, «Кому на Руси жить хорошо?», как поэт Некрасов в поисках русской правды. Так или иначе, все они соседствуют друг с другом, отражая наши представления о душе, духе или бренном теле. Уравновешивает этот пестрый набор правд и бесконечных истин классическая правда или принцип справедливости – «каждому своё». Однако и тут все относительно.
Впрочем, знать всю правду вовсе не обязательно, так легче жить. В конце – концов, можно «сотворить себе кумира». Так делают, вопреки библейской заповеди, фанаты или идолопоклонники, бесспорно принимая правду небожителя. В разные времена примерами для подражания для нас становятся родители, братья, друзья, авторитеты улиц, учителя жизни. Одни предостерегают от ошибок, другие тянут ко дну. Такими образчиками и примерами для меня, когда - то являлись дяди и тети, дальняя и неведомая родня. Она жила далеко, где – то в Молдавии, в Узбекистане, в Москве, в Аткарске, Петровске, в других городах и селах. Она воевала, работала не покладая рук, заботилась о своих семьях, продолжала род. Живя своей жизнью, родня лишь изредка появлялась на горизонте, словно полярные летчики или капитаны дальнего плавания. Тогда мы собирались вместе за одни столом, но чаще собирались на похоронах, реже на свадьбах, случалось при переездах.
Порой мы родственники, гостили друг у друга, радовались встречам, выпивали и пели песни. Однако мои хрупкие кумиры оставались примерами на удалении, на расстоянии. Я не слышал их назиданий, они не читали мне морали. Для меня они являлись надуманными образчиками, придуманными образами. Той нереальной правдой, которой человек порой хочет видеть. Но они были реальны, оставаясь людьми со своими заботами и слабостями, героями и не героями. Таковым для меня, был дядя Вася, старший брат мамы. О нем и повествую в своих заметках.
Здравствуйте дядя Вася!
Помнится, вы неплохо играли в шахматы, с которыми так схожа наша жизнь, где не редко ошибаешься, теряешься, заблуждаешься. Порой, хочется переиграть судьбу, начать жизнь сначала, куда – то двинуть конем или скосить слоном, сохранить ферзь или взять ладью. Однако с дорог, которые мы выбирали уже не свернуть, всему свое время. Что – то успел, где – то пролетел, позади неиспользованные возможности, не случившиеся любовь. Переиграть не получится, сослагательное наклонение – это, состояние нереального, эмоционального, желаемого. Не стоит и сожалеть о свершенных ошибках, кто не ошибался, тот не жил. Древние говорили - не так важно, как ты сыграл, важно, что играл и стремился к цели.
В моих представлениях дядя Вася был человеком «честных правил», как у Пушкина. С той лишь разницей, что дядю Евгения Онегина сам Пушкин не видел, но моего я видел, то на фотографиях, то в натуральную величину. Небольшого роста, вдумчивый и неторопливый, что – то было в его внешности от Сталина, больше от себя. Его представления складывались в иное время, закалялись в войну, формировались в годы репрессий. Странное существо человек, на войне поднимался атаку, шел на верную смерть, после войны случалось мелко строчил доносы или покорно валил лес в лагере. Дядя, не сидел и не привлекался, он не был похож на жертву, но и ярким лидером вряд ли его назовешь. Скорее – добротный хозяйственник, управленец, интендант. Не великан и не герой, усади за офисный стол, пройдешь мимо. В сорок первом дядьке шел семнадцатый год, пришла война. В отцовском, не по размеру большом пиджаке он подался в военкомат. Выбор был не велик, в институт не светило, дорога была прямая – армия, фронт, война. С тех пор на много лет его одеждой стала шинель, гимнастерка, сапоги, да китель. Нормой жизни – распорядок, дисциплина, умение выживать. Не замерзнуть зимой в окопе, схоронит себя от шальных пуль и снарядов, затихориться, затаится, не высовываться без нужды, уйти в землю, стать незаметным. Так выживают гады ползучие, змеи подколодные, такова эволюция вида и природа вещей. Однако человек бывает порой гадом, иногда птицей. Случается, что и «звучит гордо», как утверждал пролетарский писатель Горький.
Время дяди Васи учило больше молчать, внимать и слушать. «Не болтай!», висел доходчивый плакат в армейской каптерке, где дядя распоряжался валенками и портянками, кружками и гимнастерками. Хлопотное хозяйство воинской части принадлежало войскам связи, без которой ни разведка, ни артиллерия ничего сделать не смогут. А значит, каждая мелочь здесь имела значение. Так и пошло, за всем наблюдать, все примечать, уметь крутится, но быть готовым отдать жизнь «за Родину, за Сталина!» Уважать «отца народов» и посылал по назначению «авторов перестройки» накрепко сидело почти у всех людей, что прошли огонь и воду, войну и стройки пятилеток. Тех, кто знал цену слову и делу. Коренастые, упертые, живучие они не приемли пустобрехов и болтунов, тех, кто легко сдавал позиции, прикрываясь мнимыми ценностями и свободами. «Свобода, как известно, есть лишь сознанная необходимость», не больше. Потому защищать свое добро, хозяйство, семью, Родину до последнего гвоздя, до последнего вздоха было нормально и обыкновенно. Свинтить, слинять, предать было равносильно расстрелу, так воспитали поколение победителей.
Войну дядя Вася закончил в Берлине, продолжил службу в Германии, имел представление о немецком порядке, европейской культуре. Возможно, из него вышел бы неплохой дипломат, но не до учебы было. Не сложилось. Зато в свободное время он учился играть в шахматы, делал осторожные ходы, постепенно продвигался по службе. Быть на хозяйстве для него было ближе, чем сидеть за столом переговоров или плести интриги в штабном офисе. Вот, царь Николай в графе «род занятия» пояснял свое назначение - «хозяин земли русской». Дядя Вася думал о том. - Слишком широко, раздольно, разворуют все, распадется Русь – матушка на кусочки, за нашим братом глаз да глаз нужен.
«Лучше меньше, да лучше», как учил Ленин, «учет и контроль», главное.
Однако дядьке при императоре, да при Ильиче жить не приходилось. Он родился около ста лет назад, в тот год умер Ленин, но уже свершилась революция, закончилась Гражданская война. Старший брат мамы, дядя Василий от природы был не столько крепок и силен, сколько живуч и уверен в себе. В деревне люди полагались больше на судьбу, уповали на бога. Если прибрал господь, чью - то душу – видно, так ему угодно. Если и случался рядом доктор, то заменял селянину всю поликлинику разом. Ныне, когда люди ходят по больницам, как на работу, представить жизнь без аптек и больниц невозможно. Оттого и болеть стали чаще, полагаться не на Всевышнего Господа, а на продажную медицину. Таково было и воспитание поколения дядьки - сообразно природе, без компьютера, без инструкции, доверяй и надейся на себя. Это был иной тип людей, представляя собой более приспособляемый вид, сильную особь.
Известно, что Сталинское время противоречиво. Однако сам Хозяин земли Советской был уважаем и любим народом. «От Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей». В редких беседах со мной дядька вспоминал: - Не был Сталин ни демоном, ни злодеем. Ходил в старой шинельке, был осторожным, внимательным, расчетливым. Сталинская страна уникальна, такого доверия своему царю больше не было. Потому, как справедливость была. Наше поколение воевало, много дерьма было, но много и хорошего. Мы больше строили, а «не перестраивали». Зачем ломать, когда можно отремонтировать.
Простые вещи должны быть надежны, служить долго. Иногда надо что – то почистить, продуть, завести вновь. Так и со страной, все можно сделать умно. Пойти по социализму к коммунизму, не важно, какой на улице социализм шведский или китайский, важно, что он справедлив. В СССР – справедливость была, но люди ничего не решали. Они и ныне ничего не решают, но им сказали. Вот, пришла свобода, перестройка и гласность, Теперь как вы решите, так и будет. Люди поверили или захотели поверить. Овцы никогда ничего не решать, им всегда нужен пастух, вот он и пришел просрать Великую Державу! Он повышал интонацию голоса, на него это было не похоже, сдержанность подводила. - Похерить лучших в мире спецов и науку! Восклицал дядька. Мы часа два играли с ним в шахматы, пили чай с лимоном. С его лица, покрытого крупными морщинами, то не сходила спокойная улыбка, то выражалось горечь и досада.
Но, глядя на меня, он вновь улыбался. И что было с меня взять? Я за любой кипишь! Демократия, а вместе с ней Политика виделась мне забавой, квестом, игрой, лекарством от скуки. Мы заспорили, в шахматы я, конечно, проиграл. Те дискуссии были схожи с вечными противоречиями Отцов и Детей. Мои суждения угадать было не трудно - все люди братья, долой прошлое, да здравствует грядущее, «мы хотим перемен»! Из такой цветной капусты случаются вечные либерасты, авторы «яблочных экономик», шипящие, как змеи радиостанции, всякая цифровая, да голубая братия. Однако бог миловал пойти меня по пути мнимых истин. В те времена я вообще не представлял, что меня ждет и чем заняться.
(Продолжение следует...)