До Петра Первого главной русской рекой была Сухона
В 70-80-е годы прокатиться от Вологды до Тотьмы на пассажирском теплоходе было сплошным удовольствием.
В 6 часов вечера отдают швартовы, играют "Прощание славянки". На Советском проспекте - толпа провожающих: слёзы, прощальные крики, чуть заметный знак рукой...
Николай Михайлович (храню в особом шкапчике книжку "Сосен шум" с автографом), известным образом тотьмич, стоит на берегу в виде памятника, с чемоданчиком, значит - в путь, невозмутимый, сочиняет:
"Мне поставят памятник на селе. / Буду я и каменный навеселе..."
Или на уме держит грустное напутствие:
"Россия! Русь! Храни себя, храни..."
...Теплоход разогнался, стремится по Сухоне; успеешь на сон грядущий насытиться борщом, а ночь светлая, спать не хочется, выспаться успеешь: не шибко и торопится кораблик, до Тотьмы добежит не раньше завтрашнего обеда. Стоишь и стоишь, смотришь и смотришь...
Не Волга, нет, Сухона - главная русская река до самых петровских времён: по ней, мимо Устюга Великого, в Северную Двину, далее - в холодные северные моря и - во все концы света. И немцы, и англичане из своих басурманских земель с посольствами, с товарами шли до Вологды этим же водным путём, далее, до Москвы - по суше.
Боюсь перечислять имена кораблей, что-нибудь да перепутаешь: "Добролюбов", мол, ходил по Сухоне, а "Гоголь" - по Северной Двине и до сих пор ходит, музей на воде, а другие пароходы-писатели отошли в область преданий...
Не помню, доводилось ли путешествовать на пассажирском теплоходе "Шевченко", но имя корабля было хорошо известно, даже знаменито среди водоплавающей публики.
Само собой до последнего времени - согласно учебникам - разумелось: вислые усы Шевченко переняли Ницше, Горький, а великий хохол, певец свободы Малороссии, безвинно-де страдал в казахской ссылке; советский город Шевченко казахи - у них учебники другие - переименовали-таки на свой лад...
Корпоративных понятий я не признавал, потому в многотиражке вологодского пароходства "Речник Сухоны" вытерпел недолго, но - облазал десятки теплоходов; на всех судах побывать было невозможно: на "Операцию Юг" ежегодно хаживало до трёхсот судов; Наполеона таки зависть жгла: посылал на британцев франко-испанскую армаду аж из тридцати парусников, но адмирал Нельсон и невиданные морские бури - на горе всему нынешнему миру - спасли англо-саксонский мир...
Многие названия запомнились.
Иду по бережку, курю, вижу обгорелый, заржавленный корпус, если бы не надпись на носу "Т. Г. Шевченко", не узнать бы имени кораблика, отдающего концы перед отправлением в последний путь, в огонь доменных печей...
Вскоре на переплавку кинули всю страну...
Иду, курю, окурок бросаю, притаптываю в песке...
Теплоход, хотя и списанный, лежащий на берегу, недавно имел вид бравый, на нём отрабатывали эпизод учений гражданской обороны: "тушение пожара и спасение пассажиров".
Остойчивость у кораблика надёжная, а мало ли какой рассеянный уснёт в каюте с дымящейся сигаретой во рту, - всем кранты...
... Тёплая летняя ночь. Стою на палубе один, пассажиры убегались в городе по магазинам, спят без задних ног, не скопятся все на левом борту - любоваться огненным закатом, а и выскочили бы все, словно на пожар, - корабль не накренился бы столь опасно.
Когда в начале 1990-х советская публика, утомлённая бесплатным образованием, лечением и прочими благами, от которых не знала как избавиться, когда та публика сгрудилась любоваться Западом: загнивает-де, но пахнет приятно, тогда-то наш державный корабль и накренился, зачерпнул воды иллюминаторами, и то думали: идут плановые учения...
