Гордость ведущих государств Европы (и не только) – королевские коллекции. Именно они, за очень редким исключением, самые интересные и богатые с точки зрения культуры и искусства. Они привлекают толпы туристов и внимание специалистов со всего мира, став прекрасным символом интеллектуальной мощи и государственного престижа. На современном этапе истории, когда так модно рассуждать об актуальных формах экспансии посредством мягкой силы, одними из проводников этой политики стали художественные сокровищницы.
В нашей стране это, прежде всего, Государственный Эрмитаж, во Франции – Лувр, в Испании – Прадо, в Австрии – Кунстхисторише музеум etc. Названия эти всем хорошо известны. Произведения искусства, принадлежащие этим прославленным коллекциям и участвующие в выставках по всему миру, становятся значимым «аргументом» для поддержания позитивного образа своих государств. Именно поэтому количество и качество культурного обмена на уровне выставочных проектов становится ярким показателем международной политики любой страны.
Таким образом, интеллектуальные усилия венценосных коллекционеров и потраченные ими некогда колоссальные материальные средства, в долгосрочной перспективе сыграли грандиозную положительную роль. Хотя мы знаем примеры, когда при жизни самих монархов их увлечения, зачастую опустошающие государственную казну, оценивались современниками без понимания. Многие монархические дома снесла история, но сокровища, накопленные ими, успешно служат их народу.
СУВЕРЕН – ЭТО ВСЕГДА ПЕРВЫЙ И ГЛАВНЫЙ МЕЦЕНАТ СВОЕГО ГОСУДАРСТВА. ТАКИМ ОБРАЗОМ, ЕГО ВКУСОВЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ВСЕГДА ОПРЕДЕЛЯЛИ НАПРАВЛЕННОСТЬ, СОСТОЯНИЕ ИСКУССТВ, ИНТЕНСИВНОСТЬ И КАЧЕСТВО КУЛЬТУРНОЙ ЖИЗНИ В СТРАНЕ.
Несомненно, мотивы коллекционирования у суверена и его подданного несколько отличаются. Монархи создавали моду на увлечения и хобби для высшей аристократии и общества в целом. Один из мотивов коллекционирования – стремление к общественному признанию, погоня за престижем. Тезис справедлив и для суверена, но только в данном случае, это престиж династического, государственного и национального масштаба. Монархи помимо личных интересов и пристрастий, руководствовались идеологической программой, направленной, например, на легитимацию собственной власти или укрепление определенной роли в стране и на мировой арене.
Принято считать, что первыми коллекционерами в мировой истории были правители молодых эллинистических царств, владыки Пергама и Египта. Оба государства конкурировали и претендовали на ведущую роль в греческой цивилизации. Династия Птолемеев делала это посредством аккумулирования в Александрии интеллектуального наследия эллинов. Для этого была основаны легендарная библиотека и мусейон (исследовательский и учебный центр). Пергамские цари Атталиды так же были заядлыми библиофилами, но помимо этого, они стремились собрать и величайшее художественное наследие эллинов. Они скупали живопись и скульптуру разных эпох и стилей, размещая свою коллекцию во дворце, библиотеке, храмах и святилищах. В настоящее время можно хорошо реконструировать, что их страстное коллекционирование носило вполне систематический и программный характер. Там, где нельзя было заполнить лакуну подлинными произведениями, они заказывали копии.
Плиний Старший донес нам один анекдот, который, несмотря на более чем двухтысячелетнюю историю, легко может быть перенесен и на современную почву. В 146 г. до н.э. римский полководец Луций Муммий организовал торги художественных ценностей, захваченных им в покоренном Коринфе. Среди сбываемых сокровищ был живописный образ бога Диониса кисти художника Аристида, за которого пергамский царь Аттал II был готов заплатить 600 тысяч динариев. Это была столь фантастическая, немыслимая сумма, что Луций Муммий вообразил некий подвох и предпочел снять картину с торгов. Позже он посвятил картину храму Цереры. Описанный эпизод хорошо показывает, что царь и полководец мыслили разными категориями. Если для первого это было произведение искусства с непревзойденными эстетическими достоинствами, то для второго – сакральный образ с некими магическими свойствами. Что-то похожее можно наблюдать и в наши дни. Еще несколько лет назад весьма остры были споры между сторонниками и противниками музеефикации икон, хранения их вне церковного пространства.
Средние века, или как сейчас принято выражаться, эпоха премодерна, характерны собиранием религиозных святынь при дворах европейских правителей, мысливших в рамках почитания святости и демонстрации благочестия. Христианские реликвии концентрировались в придворных сакральных пространствах и в грандиозных храмах, местах свершения церемоний государственного значения (коронаций, бракосочетаний, погребений и т.д.) и привлекали толпы паломников. Коллекционирование христианских мощей стало важнейшим фактором мировой культуры и политики. Монарх, претендующий на лидерство, демонстрировал это посредством количества и «качества» реликвий. В их число со временем начали входить не только мощи, но и святые образы. Не стояли в стороне от этих процессов удельные князья Древней Руси. Параллельно с политической и военной борьбой за великокняжеский венец, московские правители собрали в Кремле такие значимые святыни христианства как частицы Животворящего древа, «страстей Христовых», ризы Христа и Богородицы и др. Эти реликвии играли важную роль в государственном церемониале, например, в венчании на царство.
Новое время, ознаменованное Ренессансом, секуляризировало мышление, а с этим и коллекционерские увлечения монархов. Мы достаточно хорошо себе представляем королевские коллекции Европы. Лидерами и законодателями мод здесь были суверенные правители итальянских городов-государств, в числе которых был и папа Римский. В резиденциях европейских правителей формировались собрания модной живописи, скульптуры, античных артефактов, нумизматики, глиптики, коллекции декоративно-прикладного искусства и того, что составляло сокровищницы. Русские цари просто не могли остаться в стороне от этих процессов. Начиная с последней трети XV в., со времени правления Ивана III, женатого на последней византийской принцессе Софьи Палеолог, православные самодержцы постепенно, мало-помалу, начинали вовлекаться в процесс светского коллекционирования. Следование грандиозному тезису «Москва – третий Рим» требовало от династии Рюриковичей и Романовых соответствовать, поражая воображение современников роскошью и богатством.
В силу православного менталитета, правителей Московии не интересовали живопись и скульптура. У них был весьма большой интерес к оружию и всему связанному с охотой. Иностранцев восхищало богатое убранство лошадей. Коллекция драгоценной сбруи в конюшенной казне достигала в разное время до ста комплектов. При дворе начала формироваться библиотека, как ее тогда называли «либерия», известная ныне под именем «Библиотека Ивана Грозного». Несомненно, сведения о ней достаточно легендаризированы. В ее основу вошли тома, привезенные Софьей Палеолог из Рима в качестве части приданого. Книжное собрание, которое предположительно было не только религиозной направленности, пополнялось и заботливо оберегалось от многочисленных разрушительных пожаров. К сожалению, спасти его так и не удалось. Как предполагают, собрание погибло в огне, и было окончательно утрачено в смутное время.
Нельзя не упомянуть о собранной на протяжении полутора веков огромной коллекции искусства златокузнечества. Благодаря этой царской «страсти», собрание серебряной посуды в Оружейной палате Московского Кремля, является крупнейшим в Европе. Это наиболее полная в географическом и ассортиментном плане коллекция. Именно слава русского царя как собирателя способствовала тому, что серебряные предметы были основным дипломатическим даром от европейских послов. А уж они не скупились и проявляли редкую изобретательность, старались поразить воображение царя, поскольку рассчитывали на щедрое ответное вознаграждение русским мягким золотом, ценной пушниной.
Создание музейных пространств, доступных обществу, было прерогативой монархий Нового времени. Просвещение породило образ суверена-интеллектуала, несущего свет знания своим подданным. Так русский царь Петр I смог завоевать место одного из ярчайших коронованных представителей этой эпохи. Стремление снискать уважение и славу среди монархов Европы, феноменально пытливый ум и бесконечное любопытство, неутомимость в достижении поставленных целей, сделали из русского самодержца величайшего коллекционера своего времени.
Несомненно, Петр Великий имел настоящую коллекционерскую страсть. Диапазон его интересов был чрезвычайно широк. Он собирал книги, графику, карты и планы, живопись, скульптуру, различные рабочие, медицинские, инженерные, навигационные, чертежные инструменты и станки, предметы китайского и японского искусства, монеты и медали, скупал целые естественнонаучные коллекции. Гений Петра Великого, его поразительная прозорливость вывели Россию на лидирующие позиции не только на политической, но и культурной карте Европы. Петр I стал первым монархом, сформировавшим общедоступную коллекцию. Здание основанной им Кунсткамеры стало на тот момент самым передовым и крупнейшим музейным пространством в мире.
Первый русский император обладал первой личной живописной коллекции в нашей стране. Петр Великий предпочитал преимущественно голландских и фламандских художников. Сам посещал их мастерские и аукционные торги во время заграничных путешествий. Он приобрел полотна всемирно признанных мэтров: Рубенса, Рембрандта, Ван Дейка. Однако, особенно любил жанр марины. Такими пейзажами он окружил себя в петергофском Монплезире. Любимым его живописцем был Адам Сило, с которым русский самодержец был даже дружен. Это не удивительно ведь их, ровесников, объединяли общие интересы. В 1697 г. одаренный голландец обучал царя корабельному черчению и рисунку. К 30 годам А. Сило уже успел поработать золотошвеем, корабельным плотником, судостроителем и капитаном. Петр высоко ценил его разнообразные знания. Полотна мастера столь точно передавали строение любого судна, что самодержец экзаменовал по ним морских офицеров.
Незадолго до смерти Петр Великий учредил в Санкт-Петербурге Академию Наук, в ведение которой вошла Кунсткамера. С 1717 по 1740 г. там состояли на службе приглашенный Петром I швейцарский живописец Георг Гзель и его супруга Доротея, дочь прославленной Марии Сибиллы Мериан. Именно Гзелю было поручено стать, выражаясь современным языком, куратором живописной коллекции русского царя. Он не только следил за сохранностью и каталогизировал собрание, но и пополнял его, продолжая закупать полотна в Европе. На этом поприще художник продолжал трудиться и при приемниках Петра Великого.
Сложно охарактеризовать как-то конкретно коллекционерские пристрастия преемников Петра, да и были ли они вообще!? Взошедшая на престол императрица Екатерина I пережила супруга всего на 2 года. Она была женщина в целом малообразованная. Мы знаем, что она увлекалась вышивкой, лично готовила для мужа. Годы ее правления пролетели незаметно для государства. Подобное можно сказать и про столь непродолжительное царствование юного Петра II, страстным увлечением которого была лишь охота. Императрица Анна Иоанновна также была большой любительницей охоты. Имела коллекцию ружей. Известно, что правительница собирала собственную портретную галерею. Она окружала себя живописными образами предков и ближайших родственников, что зримо декларировало законность возведения ее на российский престол, представляло императрицу как обладательницу царской крови с полным династическим правом на трон. Курляндская герцогиня представала единственной наследницей престола, по праву царевны, дочери царя, рожденной в законном браке от матери из древнего рода. Конечно, портреты в этой галерее были весьма условного, ретроспективного характера.
Что же еще было страстью императрицы? Ну конечно же мода и драгоценности. Именно императрица Анна Иоанновна повелела не появляться при дворе в одном и том же платье дважды. Если бы ей удалось царствовать дольше, вероятно, именно ей принадлежала бы слава монархини с самым обширным гардеробом. Однако, звание самой страстной модницы завоевала ее преемница Елизавета Петровна.
Обе императрицы страстно любили изделия из фарфора. До середины XVIII века «белое золото царей» было столь дорого и редко, что его не использовали, а лишь выставляли на специальных полочках. Порцелановые изделия привозили из Китая. Но и европейский фарфор был столь же драгоценен. Первый фарфоровый сервиз европейского производства появился у Анны Иоанновны. Императрица Елизавета Петровна предприняла все возможное, чтобы секрет фарфора был раскрыт и в России. В XVIII в. именно фарфоровая посуда стала знаком монаршей благодарности и особым дипломатическим даром.
При Екатерине I, Петре II и Анне Иоанновне русская культура была ориентирована преимущественно на Германию и Голландию. В царствование несостоявшейся невесты Людовика XV и герцога Шартрского, императрицы Елизаветы Петровны в России расцветает такое явление как галломания. Самодержица была страстной поклонницей всего французского. В общем франкофонском векторе двигалась тогда вся Европа. Пиетет перед французским искусством к середине XVIII в. постепенно приобрел доминирующий характер при русском дворе и в кругах знати. «Французский манер» стал «образцом современного творчества» и «эталоном прекрасного». Так, до начала 1750-х гг. при русском дворе творил француз Луи Каравак, оставивший после себя школу. Б. Ф. Растрелли, зодчий, определивший единый стиль елизаветинской России, многое почерпнул из французских впечатлений своей юности. Будущий архитектор родился и начал профессиональное обучение в Париже, а его отец, итальянский скульптор Б.К. Растрелли, работал при дворе Людовика XIV. Семейство перебралось в Россию уже после смерти Короля-Солнце. По заказу Елизаветы Петровны Б.Ф. Растрелли построил роскошные императорские резиденции в Петербурге и Царском селе, перестроил большой дворец в Петергофе.
Все эти пространства требовали и живописного убранства, тем более, что в моде была шпалерная развеска. Этот прием требовал подбора картин в целостный ансамбль с учетом общего тона в их колористическом решении. Помимо картин голландской и фламандской школы, для таких сюит покупали живопись итальянских художников. В 1740 г. швейцарца Г. Гзеля сменил швабский немец Я. Штелин на посту куратора императорской живописной коллекции. В 1757 г. была основана Академия Художеств, через которую в Санкт-Петербург начали приглашать мастеров первой величины. К концу царствования Елизаветы Петровны приток художников и архитекторов из Франции заметно усилился. В Санкт-Петербурге творили такие мастера, как Л. Токе, Л.-Ж. Ле Лоррен, Л.-Ж.-Ф. Лагрене, Ж.-Л. Де Велли и Ж.-Б.-М. Валлен-Деламот.
Последние годы правления Елизаветы Петровны предопределили франкофонскую культурную политику просвещенного абсолютизма Екатерины Великой. Но нельзя не упомянуть ее неудачливого супруга, некоронованного императора Петра III. Он собирал игрушечных солдатиков. Интересно, что фигурки от его лица заказывали в том числе и на Мейсонской фарфоровой мануфактуре.
Императрица Екатерина II превзошла в своей коллекционерской страсти Петра I. Круг ее увлечений был также чрезвычайно широк. Просвещенная самодержица собирала монеты, медали и обожала глиптику. Цесаревна Мария Федоровна, супруга будущего императора Павла I, желая завоевать хорошее отношение венценосной свекрови, научилась тяжелому ремеслу вырезания по камню, стали и стеклу. Так она могла угодить «камейной болезни» великой правительницы. Известно, что у Петра Великого был серебряный кубок, подарок датского короля, инкрустированный резными камнями. Императрица повелела разобрать эту вещь, дабы камеи по-отдельности вошли в ее собрание. Екатерина Великая была крупным заказчиком гемм в Европе. Так, на протяжении десяти лет, с 1786 г. на нее работали знаменитые английские резчики – братья Брауны. Они создали для монархини около 200 резных камней, многие из которых были посвящены событиям ее правления.
Для хранения этой «бездны» Екатерина II заказывала специальные шкафы у Д. Рентгена, которые сами по себе сейчас ценятся как произведения искусства. В 1777 г. императрица заказала на Севрской мануфактуре фарфоровый столовый и десертный «Сервиз с камеями», состоящий из 744 предметов. Ради этой работы французские мастера не только создали новые формы, были выстроены особые печи. Король Людовиг XVI лично передал на мануфактуру свою коллекцию резных камней, чтобы художники смогли изготовить их точные копии из фарфоровых масс (были изобретены специально), которые потом в тончайших бронзовых оправах монтировались на предметы сервиза. Заказ стоил баснословных денег, оставаясь и по сей день одним из самых дорогих наборов посуды в мире.
Апофеозом страстной любви императрицы к искусству глиптики стала покупка ею 30 июня 1785 г. кабинета резных камней герцога Орлеанского, самого крупного по количеству и качеству собрания такого рода. Посредником в сделке между самодержицей и Филиппом-Жозефом Орлеанским (Эгалите) был ее постоянный агент в Европе – Мельхиор Гримм. Екатерина II высоко ценила посреднические усилия последнего, хотя известно, что он не был чужд финансовым злоупотреблениям. Однако, императрица до конца своих дней была теснейшим образом связана с этим человеком. Их переписка – драгоценный источник по истории культуры и искусства второй половины XVIII в.
Не только М. Гримм помогал самодержице в коллекционировании. Большую роль в приобретении лучшего, что встречалось на арт-рынке Европы играли французский философ и энциклопедист Дени Дидро, швейцарский коллекционер Ф. Троншен, прусский археолог и антиквар И.Ф. Райффенштайн, английский арт-диллер Дж. Кристи (основатель прославленного аукционного дома) и русский посланник в Париже, князь Д.А. Голицын. Вообще, все русские дипломаты в европейских столицах действовали от лица Екатерины II в переговорах о покупке произведений искусства. Например, в Лондоне это был граф А.С. Мусин-Пушкин, а в Дрездене – князь А.М. Белосельский. Как правило, императрица всегда получала то, что хотела. Она была весьма щедра и, что не маловажно, всегда очень гибко, с пониманием и уважением, относилась к требованиям продавцов. Мало кто мог конкурировать в это время с русской Минервой.
Екатерина II составила основу живописного и графического собрания современного Эрмитажа, покупая не только отдельные шедевры, но и целиком превосходнейшие коллекции, самые крупные из которых: И.-Э. Гоцковского в Пруссии, Г. Брюля в Саксонии, П. Кроза и Ф. Бодуэна во Франции, Р. Уолпола в Англии, Ш. де Линя и К. Кобенцеля в Бельгии и др. Все эти приобретения были также и очень значимыми актами политической воли русской императрицы. Они по-своему, весьма ощутимо демонстрировали силу и мощь огромной северной империи, а также неоспоримое превосходство ее правительницы. Успех Екатерины II на этом поприще был сопоставим с успехами ее армии и флота. Не зря покупку ею коллекции Кроза французы воспринимали как национальное унижение, а продажу коллекции Р. Уолпола по сей день называют «самой большой культурной потерей Великобритании».
Сначала императрица хранила свои «сокровища» на антресолях, над собственными покоями в Зимнем дворце. Эти помещения она сама называла «музеем». Однако, очень скоро места перестало хватать. В 1764 г. было возведено специальное здание, названное Малый Эрмитаж (место уединения). Со временем и в нем коллекции стало тесно. В 1771-1787 гг. выстроили Большой Эрмитаж. Отношение самодержицы к ее живописным сокровищам было более чем трепетное. Известно, что после доставки к ней картин из коллекции Г. Брюля, Екатерина II собственноручно их чистила под руководством первого русского профессионального художника-реставратора Л.К. Пфандцельта. При этом сама императрица скромно и не без кокетства высказывалась, что «не имела понятия ни в живописи, ни в музыке».
Будучи страстным библиофилом, Екатерина Великая приобрела библиотеки великих французских просветителей Д. Дидро и Вольтера. Причем, библиотеку первого она выкупила еще при жизни философа в 1765 г. за 15000 ливров с сохранением за ним права на пожизненное пользование книгами. Это оказался весьма долгий срок: лишь в 1785 г. 2904 тома прибыли в Санкт-Петербург и были представлены публике в одном из залов Эрмитажа.
Не менее примечательна история приобретения книжного собрания Вольтера. Официально племянница мыслителя, наследовавшая его имущество, подарила русской императрице библиотеку и рукописи дяди, а в ответ она получила в дар чек на 30000 рублей, благодарственное письмо с подписью Екатерины II, шкатулку с драгоценностями и сибирские меха. Для хранения книг самодержица задумала выстроить в Царском селе точную копию Фернейского замка, дома Вольтера. Для этого были сняты точные размеры, привезены образцы ткани с мебели и стен, создан деревянный макет, заказан скульптурный портрет мыслителя у прославленного скульптора Гудона, дабы философ как бы вечно присутствовал в окружении своих книг. Нужно отметить, что традиция помещать скульптурные портреты литературных авторов в библиотеках ведет свое начало в Эллинизме. Археологические раскопки библиотечных залов Атталидов в Пергаме обнаружили множество постаментов для статуй поэтов, историков и философов. К сожалению, задумка Екатерины II не была осуществлена. Книги Вольтера, составляющие 6760 томов, хранилась в отдельном зале в верхнем этаже Эрмитажа, там же были выставлены бюст философа и модель замка Фернея в окружении садов. Эта библиотека стала своеобразной достопримечательностью Санкт-Петербурга, обязательной для посещения путешественников и иностранных дипломатов. Мраморная фигура сидящего в кресле Вольтера, которая сама по себе является шедевром искусства ваяния, была помещена императрицей в грот Царского Села, словно статуя божества в святилище. Именно в этой своей летней резиденции Екатерина II предпочла разместить собрание скульптуры.
Что касается коллекции драгоценностей, то императрица систематизировала ее, организовав настоящее выставочное пространство в Эрмитаже, открытое для избранной публики. Интересно что, «бриллиантовый» зал, где находились государственный регалии, также использовался для игры в карты. А среди специальных витрин с сокровищами короны придворные ювелиры могли выставлять и новые вещи, готовые для продажи.
Екатерина Великая определила облик современного Государственного Эрмитажа, одного из крупнейших музеев мира. Воистину, она приобрела и оставила России великое культурное наследие Европы. Художественные собрания, прибывшие в Санкт-Петербург, были частью богатой истории европейского коллекционирования. В 1790 г. она написала М. Гримму: «Мой музей в Эрмитаже состоит, не считая картин и лоджии Рафаэля, из 38000 книг, четырех комнат, наполненных книгами и гравюрами, 10000 резных камней, приблизительно 10000 рисунков из собрания естественнонаучного, заполняющего две большие залы». Хотелось бы еще вспомнить ее слова, обращенные Вольтеру: «Вы удивитесь, что я покупаю много картин, может быть, для меня было бы лучше покупать их поменьше в настоящую минуту, но упущенные случаи не возвращаются; к тому же мои собственные деньги не смешиваются с государственной казной, и при надлежащем порядке великое государство справляется со всякими издержками».
Коллекционерские усилия приемников Великой императрицы так или иначе лишь дополняли отдельными гранями оставленный ею бриллиант, чтобы он сверкал с еще бóльшим великолепием.
АВТОР: Мария Сарычева, искусствовед.
Музеи Московского Кремля.