Суетливый, пронизанный солнечным светом утренний мир, проникавший даже сквозь закрытое окно и задвинуты шторы, окончательно разрушил недолгий спасительный сон – и Вера, открыв глаза, замерла в ожидании неизбежного. Вот сейчас, через несколько блаженных минут после пробуждения, вернётся неизменная спутница-боль. Так бывало всегда, уже на протяжении долгого времени. Мучительного времени болезни.
Спутница не заставила себя ждать, накатила воной – вначале лёгкой, как ранний прибой, но постепенно нарастающей – и Вера сжалась, скрючилась под напором этой тяжёлой, тягучей, сковывающей движение, давящей волны. В комнату тихонько заглянул муж:
-Верунь, укол делать будем?
Она молча кивнула. Саша был врачом – хорошим врачом – он бы и сейчас работал, но пришлось выйти на пенсию, чтобы ухаживать за больной женой. Вера вспомнила, как они познакомились. В общем-то, банальная история – она попала в больницу, в отделение, где работал Саша. Он приносил ей цветы, пробираясь ночью в палату, в своё дежурство – но его быстро рассекретили – потом женщины хихикали на утреннем обходе, вгоняя доктора в краску. Вера улыбнулась этим далёким воспоминаниям – слабая гримаска, искажённая, отравленная болью – этой всемогущей, неистребимой ядовитой жабой, засевшей где-то внутри.
Вернулся Саша, привычными движениями затянул руку жгутом, ввёл лекарство:
-Сейчас будет легче! – Улыбнулся он. Улыбка у него тоже получилась какая-то слабенькая, измождённая. Она не могла скрыть печаль, которую выдавали глаза, морщинки, напряжённые складки на лбу.
Давящая безысходность и отчаяние от собственного бессилия снова захватили сознание Веры – «мучаюсь сама и он мучается рядом со мной – из-за меня! Зачем это всё? Зачем – если нет выхода?!»
Минут через пятнадцать стало понемногу отпускать – боль не ушла совсем, она уже давно не уходила - но стала терпимой. Муж раздвинул занавески, впуская в комнату сияние солнечного утра, а потом проводил Веру в ванную. Хотя бы это она ещё могла делать – медленно, напряжно передвигаться, выполнять какие-то гигиенические процедуры, самостоятельно есть. Саша принёс завтрак – теперь она завтракала в комнате, подложив повыше подушку.
-Саша! – Помолчав, на какое-то время погрузившись в свои невесёлые мысли, Вера решилась вернуться к тому тяжёлому разговору, к навязчивой теме, которая постоянно присутствовала в голове на протяжении уже долгого времени, - ты помнишь, о чём мы говорили? Саша, я больше не могу!
- Вера, не надо! Пойми – я не в силах это сделать! Это неправильно, невозможно! Я тоже не могу – не могу, понимаешь?
- Ты помнишь нашу Василису - нашу любимую, ласковую кисоньку? Помнишь, как она мучилась – и как больно нам было принять решение?
- Вера,…это другое! Пожалуйста, не надо! Не мучай меня! Я всё понимаю – но не могу!
После обеда и очередного укола она ненадолго уснула – а потом, за долгое, мучительно долгое время, почувствовала себя лучше. Саша сходил в магазин – и как тогда, в далёкой молодости, принёс и положил ей на подушку цветы – впрочем, он часто так делал в последнее время.
Вера попросила альбом с фотографиями и долго его рассматривала – вот они в походе, а здесь на море – молодые и счастливые. А тут уже родились Катя и Антошка – и мама ещё живая и весёлая…
Потом она смотрела в окно – наблюдала недоступную ей суету, движение чужой жизни, перечёркнутое для неё болезнью. Пребывание на ногах, даже совсем недолгое, утомило Веру – она взяла книгу и снова легла в кровать.
Вечером она попросила пирожное и чай, отказавшись от обычного ужина – ей вдруг очень захотелось чего-то сладкого. В последнее время Вера ненавидела время, когда надо ложиться спать – потому, что это было время боли и тяжёлых мыслей – самое мучительное время. Она старалась подольше читать – но сил не хватало. Она надеялась, что усталость нагонит сон – но этого не происходило. И боль брала верх над всем – не помогали даже уколы. Вера вертелась, сжималась в комок, стараясь найти положение, в котором боль будет менее мучительной. Она не хотела беспокоить мужа ещё и по ночам – поэтому настояла, чтобы Саша спал в бывшей детской, освободившейся после ухода детей во взрослую жизнь. Она обосновала это тем, что ей самой так будет удобней – и муж не стал возражать.
В какой-то момент Вера включила светильник на прикроватной тумбочке, чтобы попить воды из стоявшего здесь же стакана – и вдруг явственно увидела в кресле напротив Василису. Рыже-белая кошка лежала на своём любимом месте и смотрела на Веру. Женщина зажмурилась – а когда открыла глаза, кошки в кресле уже не было. «Обман зрения, мысли всякие – я просто устала!» - подумала Вера и выключила светильник. Она вертелась, пытаясь найти менее мучительное положение и борясь с навязчивыми мыслями – и ждала наступления того благословенного предрассветного времени, когда обычно удавалось уснуть. Времени, когда проходит боль. И оно пришло – но это было как-то иначе, не как обычно, незаметно, с сумбуром путающихся мыслей и постепенно ослабевающей болью. На этот раз боль отпустила сразу и мысли не были спутаны полусном. Вера просто почувствовала, будто постепенно выключается – как медленно гаснущая лампочка…
Утром Александр, как обычно, заглянул к жене – и сразу всё понял. Он не бился в истерике – просто присел рядом, взял за руку, погладил пронизанные серебром волосы, будто помолодевшее, спокойное лицо с заострившимися чертами. Он посидел так какое-то время – а потом встал и занялся делами. Он бережно перенёс жену в кресло, застелил чистую постель, привёл Веру в порядок и расчесал ей волосы. Потом достал из глубины шкафа новое бельё и красивое платье. Уложив Веру на застеленную покрывалом кровать, Саша сходил в ванную, побрился, принял душ и надел костюм, потом прошёл по квартире, наводя порядок там, где это требовалось, достал из ящика стола документы, бумагу и ручку. Оставалось написать письмо – это заняло больше получаса – но он не торопился. Оставив документы и письмо на столе, на видном месте, он отпер замок входной двери и вернулся в комнату Веры. Александр сел в кресло, закатал рукав и сделал себе укол – тот самый, который так и не смог сделать жене. Потом он лёг рядом с Верой, обнял высушенное болезнью, уже холодное худенькое тело и закрыл глаза. Боль бывает разная – есть та, что ощущается не на физическом уровне – но от этого не менее мучительная. Для Веры время боли закончилось – сейчас закончится и для него.