— Бабы — они как сверла, быстро тупятся, — рассказывал негру про свою очередную надоевшую женщину тщательно выпивший «по особо важным» президент НРК Боря Стрех. — Всё вроде ладом. Ан нет. Тупятся. Мужики не тупятся, а бабы… сука… наоборот…
Бар был полон элиты ладонников, женщин и юношей легкого поведения. На большом экране шел матч между футбольными командами «Эвертоном» и «ЦСКА». Последнюю Иван Бастон купил по дешевке у чёрного олигарха Максима Александровича Бабакова. Бабаков не на штуку испугался за свою жизнь, когда к нему в загородный замок ворвалась рота ладонников и следом — Иван ибн Бастон, провозгласивший со страшной улыбкой:
— Император ООО «Бастон» приветствует тебя! — и по-римски поднял руку перед собой.
Через пять минут договор о покупке футбольного клуба ЦСКА был подписан сначала дрожащим от страха Максимом Александровичем Бабаковым, затем — улыбающимся Иваном. Но перед этим Иван вполне серьезно спросил:
— Вы точно готовы так… недорого… продать такой дорогой футбольный клуб?
— Ага, — краснея, отвечал Бабаков. Пот с его лица катился градом.
Он сейчас был готов на всё, лишь бы вырваться отсюда живым и невредимым. Ходили слухи, что Иван лично кастрировал прожившего 160 лет Чарльза Натаниэля Джона Ротшильда в его имении в Мексике. Которые оказались только слухами. Бабаков отдышался и, заполняя возникшую паузу, затараторил:
— Я счастлив, что могу оказать услугу моему императору.
Иван добродушно улыбнулся, прошел из угла в угол, остановился посреди комнаты, еще раз внимательно взглянул на Бабакова. Он стоял на полусогнутых ногах и от страха стучал зубами.
— А ты-ы… уже вошел в уставный капитал моей Империи? — спросил Иван Бастон, поправляя новую чалму на голове.
— Не вошел… пока… Но вот-вот войду…
— Уже входит, — встрял в разговор занятый небольшим планшетом Боря Стрех. — Сейчас изучаем состояние его счетов, активы, акции… недвижимость. Данный гражданин станет достославным… наидостойнейшим гражданином империи Baston Inc. ООО «Бастон»… Кхе-кхе.
Молодой очкастый бухгалтер принес бумагу, подал ее Ивану. Потом развернулся, подставил спину, на которой крепилась черная доска, и чуть-чуть пригнулся.
— Похвально, — ответил Иван, положил бумагу на доску и быстро подписал договор о покупке ЦСКА за смехотворную сумму. Борис тут же поставил печать и широко улыбнулся.
В темном углу, потирая руки, стоял хмурый Аарон Обрамович.
С тех самых пор ЦСКА принадлежало Baston Inc. ООО «Бастон». Это называлось «переотжать отжатое». Через тридцать один день, в четверг, ночью, Бабаков повесился в колонии общего режима на реке Белый-Ю. Одни предполагали, что его повесили. Другие сплетничали, что, мстя за своих обанкроченных предков, с ним расправился лохматый парикмахер Аарон Обрамович, который направил в колонию своих голубых киллеров, кровожаднее и безжалостнее которых было не сыскать на то время. Однако следователи глубоко копать не стали, взяли наличными и дело об убийстве миллиардера Бабакова достаточно быстро закрыли.
Как бы то ни было, за ЦСКА теперь болели все ладонники.
В то самое время, когда Боря Стерх тискал грудастых баб и, на радость ладонникам, сыпал метафорами, в бар вошла, как прежде, эффектная, с точенными бедрами Джунг Су-Ким, бывшая любимая жена Ивана Бастона. «Бывшая» — она ненавидела это слово. Но Иван Бастон определенно охладел к ней.
И всё-таки как она красиво шла! О дух неба — Сандже! Как она была хороша! Неувядающая сияющая кожа с фарфоровым оттенком, который превосходно подчеркивали жгуче-черные, как ночь, густые волосы. На женщине были легкие черные брюки и черная блузка. О боги!..
Боря Стерх воскликнул, увидев ее:
— О! Недооцененная! Золотая, я вам скажу, женщина, — скорчив пьяную рожу, придвинулся он к негру настолько, насколько негр отодвинулся от надоедливого Бори и его зловонного дыхания.
Джунг Су-Ким без предупреждения сделала Боре легкий «маваши гери» — с разворота ударила ногой в челюсть. Боря хряпнулся мешком с высокого стула у барной стойки. Ту-ду-дум! — упал Боря.
Началась суматоха. Прибежали борины охранники — четверо огромных блондинов-ладонников. В помещение ворвались пятеро небольших охранников Джунг Су-Ким — черноглазые корейцы. Все держали оружие наготове, но никто не решался его применить, ибо с одной стороны — Джунг Су-Ким, с другой — Боря. Оба люди государственные.
— Что ты… хочешь, всесильная моя? — поднимался на ноги Боря, вмиг протрезвев, потирая ушибленную щеку.
— Император Бастон рекомендовал к тебе обратиться, — сказала невозмутимая Джунг Су-Ким.
— Надеюсь, его императорское величество не предлагало… меня… так больно пнуть?
Она ничего не ответила. Тогда Борис продолжил:
— Ты знаешь, что бить президента — это преступление? Это...
— Я должна попасть в тюрьму… — перебила она его. — Мне нужна Лиза.
Боря Стерх приуныл и пожаловался:
— Всем нужна Лиза. Ублюдку Джону нужна Лиза… Ты, кстати, не знаешь, где он? У меня лежат для него маршальские эполеты, — он глубоко вздохнул и продолжил: — Императору нужна Лиза… Тебе нужна Лиза… А тебе-то она зачем?
Джунг Су-Ким нахмурилась и произнесла:
— Позвонить императору или сделать «маваши гери»? — медленно и красиво изобразила она удар ногой.
Боря раскланялся, растекся в улыбке и запел:
— Всё будет, родная моя! Всё будет.
Развернулся и пошел в отдельное служебное помещение, по ходу приговаривая:
— Шлюха!
Его свирепый взгляд скользил по случайным лицам. Люди и ладонники разбегались в стороны, когда Боря был в гневе. А сейчас он однозначно гневался. Без балды. Он никогда не простит этот «маваши гери» этой «гребаной узкоглазой проститутке».
— Негодяйка! — крикнет он потом в тишине, придушив свою любимую собаку.
Через час после разговора с Борисом под радостные крики заключенных-ладонников Джунг Су-Ким в сопровождении четырех охранников-корейцев шла за кудрявым удалым тюремщиком Ванькой-ключником, который работал в тюрьме по найму достаточно давно.
Операцию по внедрению ладони он делать отказывался. На сегодня он был, пожалуй, единственным охранником — не ладонником, а обычным человеком. В Империи Бастона это называлось свободой выбора. Хотя давление на мужчин оказывалось жесточайшее. Но Ванька-ключник выдержал это давление и остался человеком без ладони на спине. Он был достаточно веселым малым. До странности весельчак и хохотун. Его заразительный смех часто разносился по тюремным коридорам. Он даже приговоренных на смертную казнь выводил с милой обаятельной улыбкой. И двигался так, будто препровождал человека на вручение Оскара, а не на пропятие. Кстати, именно Иван ибн Бастон утвердил пропятие, как новый вид смертной казни. Осужденного большими саморезами прикручивали к многоразовому кресту в форме «Х» и ставили у дороги на всеобщее обозрение. Казнь длилась от нескольких часов до двух-трех дней. Редко кто выдерживал четыре.
Ванька-ключник открыл двери камеры. Вошел сначала кореец-охранник, посмотрел, оценил, проверил, выглянул в коридор, кивнул — мол, всё нормально. Следом зашла Джунг Су-Ким. Лиза сидела на нарах, прикрывая обнаженную грудь грязной простыней. Это всё, что ей оставили вместо одежды. Кореянка молча вглядывалась в Лизу долгим изучающим взглядом, а потом зачем-то сказала:
— Моему отцу японцы отрубили голову.
И умолкла. Ее карие глаза заблестели. Потом повторила:
— Японцы отрубили голову моему отцу.
Лиза искоса смотрела на нежданную гостью.
— Я знаю, где твой отец, — сообщила кореянка.
Лиза вздрогнула и впилась глазами в Джунг Су-Ким.
— Войска Ивана послезавтра будут брать Мариинск, где в одной из колоний уже много-много лет отбывает заключение твой отец. Твой бедный-бедный отец… — произнесла кореянка, разводя руки, словно для объятий. — Он может погибнуть. А может, и нет. Меня это мало интересует. Однако ты можешь принять присягу и… освободить отца.
— Зачем вам это нужно? — задала первый вопрос Лиза.
— Японцы отрубили голову моему отцу… у меня на глазах… — Джунг Су-Ким изменилась в лице, стала злой, даже более того — взбешенной, сорвала простыню с Лизы и крикнула: — Я люблю его! Иван мой! Слышишь! — Она наотмашь ударила Лизу по лицу. — А ты убирайся отсюда… К своему отцу! И не попадайся мне больше на глаза. Иначе я убью тебя!
Она неожиданно и как-то быстро успокоилась, присела рядом с Лизой и погладила ее по голове:
— Здесь — в новой столице… я тебя больше видеть не должна. Понимаешь меня?
Лиза кивнула. Джунг Су-Ким успокоилась и почти прошептала:
— Хотя… я его понимаю. Он самый настоящий ублюдок!
В камеру вошел прилично выпивший Боря Стерх. Почесал за ухом, молча уивнул Ваньке-ключнику. Тот, вероятно, понимал загадочные жесты Стерха. Боря с нескрываемым аппетитом взглянул на полуобнаженную Лизу и заявил:
— ЦСКА выиграли.
Телохранители-корейцы обрадовались, но едва заметно, так как Джунг Су-Ким футбол не уважала, предпочитая ему шахматы. Боря повернулся к Джунг Су-Ким:
— Свет очей, бумагу бы надо с автографом, так сказать, императора. Ибо аллюра… — показывает на Лизу, — гм… шибко важная. — Потом — к Ваньке-ключнику: — А почему она голая?! Оно, конечно, это... глаз радует... Но... если простынет?
Ванька-ключник с добродушной улыбкой пожимает плечами.
Джунг Су-Ким достала бумагу из кармашка блузы, подала Борису, небрежно отодвинула улыбающегося Ваньку-ключника, взяла Лизу за руку и вывела из камеры. Следом за ними ушли и четверо телохранителей-корейцев.
Боря, облизывая сухие губы, развернул поданную бумагу, увидев, что она пуста. Он никак не выдал своих чувств, лишь молча кивнул Ваньке-ключнику, а тот в ответ, побрякивая ключами, улыбнулся. С такой же обезоруживающей улыбкой он, спустя время, на пороге тюрьмы в числе других вертухаев будет встречать толпу захватчиков-головорезов, пиратов с шотландских подводных лодок, которые под звуки волынки отрубят ему руки по локоть, а потом перережут горло. Только в самый последний момент стекла улыбка с его бледнеющего лица — вслед за кровью. Губы выпрямились и сузились, глаза закрылись, равнодушное сердце мало-помалу затихло.
Боря Стерх тогда не пришел к нему на помощь, так как был намерен спасать собственную задницу и плыл на своей яхте, приближая свою смерть.
Тогда шотландцы уже воевали на стороне всемогущего Императора.