Когда я узнала, что мой ребенок родился 930 грамм, я испытала разочарование и недоумение, ведь по данным УЗИ он должен был быть больше 1 кг. А в интернете я читала, что шанс выжить и стать здоровым ребенком больше у тех, кто родился после 30й недели и у кого вес больше 1 кг. Но мои чувства были смешанными и мне кажется, мне даже чуточку стало легче, я почувствовала небольшое освобождение. Но уснуть я не могла, медсестра предложила таблетку транквилизатора, которая мне не помогла. И только после второй таблетки я смогла уснуть.
Утром в палату интенсивной терапии, где я лежала, поступали еще женщины после операции кесарева сечения. Как выяснилось потом, те сутки выдались очень плодовитыми, было много операций, в том числе экстренных. А я лежала и смотрела на плакат напротив, где был указан телефон детской реанимации.
Около 10 утра ко мне пришел врач детской реанимации и при всех начал читать информацию о состоянии моего ребенка. Мне было неприятно испытывать накатывающую на меня волну эмоций при всех женщинах. Они смотрели на меня с жалостью и сочувствием, а мне казалось, все, что происходит, происходит не со мной. Это какой-то фильм или сон, все нереально. А в это время мое сознание выхватывало отдельные фразы: «кровоизлияние мозга второй степени с двух сторон», «ивл», «апгар 2/3/4». О перспективах ничего, самое главное – выжить в первые сутки, первую неделю. Я ничего не поняла из тех медицинских терминов, которые называл мне врач. Мне было ясно одно, сегодня можно прийти в реанимацию с 15-00 до 16-00 и увидеть своего ребенка.
Следом пришел врач, чтобы уже наблюдать за моим состоянием. Эклампсия иногда встречается после родов. Но к счастью, на мониторе у меня впервые горели заветные цифры «120/80». Я спросила, могу ли я пойти в детскую реанимацию в 15 часов. Врач сказал, что будет еще наблюдать за моим состоянием, ничего обещать не может. Но меня такой ответ не устраивал, и я была готова нарушить любые запреты, лишь бы увидеть своего ребенка.
Дождавшись наконец заветные 15 часов, я побежала быстрее на первый этаж роддома, где располагалась реанимация новорожденных. Как страшно звучит «реанимация новорожденных». У двери стояли еще женщины, а мне казалось, я одна во всем свете. Нас запустили, измерили температуру и заставили тщательно помыть руки и обработать антисептиком, ведь в этом помещении крайне важна чистота.
Помещение реанимации состояло из двух комнат. В дальней комнате лежали дети в тяжелом состоянии, в ближней – полегче. И вот каждую из нас отвели к своему ребенку. Меня отвели самой последней в самое дальнее место. Медсестра убрала покрывало с кювеза и я увидела своего ребенка. И слезы полились градом. Он был очень худой и при этом длинный. 39 см и 930 грамм. Тоненькие ножки, тоненькие ручки и маленькие пальчики. Я как сейчас помню, что его нога была толщиной с мой большой палец. Весь в каких-то проводах и трубочках. Несколько мониторов рядом, которые постоянно издают разные звуки.
Я слышала, как другим мамам медсестры говорят, что не надо плакать, что дети все чувствуют. Мне никто ничего не сказал. И мне казалось, что во всем свете осталась только я и только он, а центр моей вселенной сместился навсегда.
Медсестра открыла маленькое окошко в кювез и разрешила потрогать ребёнка. Я осторожно погладила своим пальчиком его красно-розовую кожу, под которой ещё видны были сосуды. Он никак не реагировал на мои поглаживания, но я верила, что он чувствует, что мама рядом. Даже сейчас, когда прошёл уже год, я прекрасно помню эти волшебные ощущения.
Спустя время, ко мне пришла заведующая реанимации. Мне повезло, что мои роды выпали на ее дежурство. А уже потом я узнаю, как была важна правильность первых реанимационных действий для дальнейшего будущего ребенка. Она еще раз озвучила все диагнозы и успокоила, что 2 степень кровоизлияния - это не сильно страшно, что тяжелые последствия в таком случае не так часты. А в целом о каких-либо перспективах говорить рано.
Также мне рассказали о необходимости в будущем сцеживать молоко. Это сейчас ребенок находится на парентеральном питании (то есть внутривенном), но в дальнейшем ему понадобится молоко матери. А я погрузившись в свои депрессивные мысли, совсем забыла о том, что я остаюсь матерью и что у меня тоже есть свои задачи. Теперь вернувшись в палату, я знала, чем займусь. Сейчас я могла помочь своему ребенку только одним – это сохранением молока любыми способами.