Всем привет! У любого исторического события есть обязательный атрибут – Дата, которая может быть закреплена в календаре в виде праздника. Но бывают дни, когда по какой-то мистической случайности в разные года, но в один и тот же день происходит много знаковых, схожих по духу, явлений. Всегда можно событие подогнать под дату, как в своё время сделали американцы, запустив в День Космонавтики 12 апреля 1981 года «Колумбию» – первый корабль по программе «Space Shuttle». День, о котором сегодня расскажу я, навряд ли был таким. Так что же произошло 15 мая в разные года и почему этот день можно смело называть по аналогии с Днём Космонавтики – Днём Ракетчика? Как всегда, обо всё по порядку. Поехали!
Впервые мысль на эту тему меня посетила ещё во время учёбы в институте, когда я прочитал широко известные в узких кругах четырёхтомные воспоминания Бориса Евсеевича Чертока. Сегодня мы поговорим о самых ярких «ракетных» событиях, которые произошли в этот день и для этого обратимся к книге «Ракетно-космическая эпоха. Памятные даты». В ней представлена информация по всем ракетно-космическим событиям до 2000-го года. Чуть ниже можете посмотреть какие ещё события произошли 15 мая. А мы начнём с первого ракетного самолёта.
С началом Великой Отечественной войны перед советскими инженерами был поставлен ряд сложнейших задач. Одной из них была проблема перехвата бомбардировочной авиации противника. Со смелым предложением выступили А.Я. Березняк и А.М. Исаев: было предложено создать самолёт с деревянным планером (который можно было изготавливать на мебельных фабриках) и ракетной двигательной установкой. Идея была проста: в случае обнаружения рядом с аэродромом вражеского бомбардировщика, в воздух поднимается ракетный перехватчик, который за считанные секунды набирает скорость и высоту, а после уничтожения самолёта планирует обратно на аэродром. По сути, через 20 лет данная идея превратится в зенитные ракетные комплексы, где пилот уже будет не нужен. Но, тем не менее, опытный образец самолёта был построен, и 15 мая 1942 года состоялся первый полёт БИ-1 с лётчиком-испытателем Григорием Яковлевичем Бахчиванджи. Обратимся к воспоминаниям Б.Е. Чертока:
«…Наконец по совету метеослужбы назначили вылет на 12 часов 15 мая. Но к этому времени все небо снова заволокло низкими тучами. Мы ругали погоду и сочувствовали сотням любопытных, которые, несмотря на секретность, чтобы лучше видеть, забирались на крыши ангаров, домов, влезали на деревья, стремясь разглядеть нечто, ради чего на аэродроме с утра стояла тишина. Отменили все другие полеты. Впервые запретили посадку боевым самолетам, использовавших Кольцово как промежуточный аэродром при перелете с сибирских заводов на фронт.
После многодневной напряженной работы безделье в ожидании погоды создавало нервозную обстановку. Нервничал и Бахчи. В 16 часов начальник НИИ ВВС П. И. Федоров, волновавшийся не меньше нас всех, предложил Бахчиванджи взлететь на учебном самолете, чтобы определить видимость аэродрома и ориентиров с воздуха. Через 20 минут, вернувшись после полета, Бахчи доложил: «Идет погода. Можно лететь!»
День угасал, надо было лететь. В который раз осмотрели самолет. Больше всех принюхивался к парам кислоты Арвид Палло. Все, кому положено, доложили о готовности. Болховитинов обнял и по-мужски поцеловал Бахчи.
Летчик легко влез в кабину, начал устраиваться, потрогал сектор газа, покачал ручкой «на себя — от себя», пошевелил педали. Все отошли от самолета, кроме Палло. Он в последний раз хотел убедиться, что никакой течи нет. Внешне все было сухо. Бахчи спокойно сказал: «От хвоста!» — закрыл фонарь, включил подачу компонентов и зажигание. Мы все столпились метрах в 50-ти от самолета. Каждый из нас уже не раз видел, как работает двигатель на стенде и при пробежках самолета здесь, на аэродроме. Когда из хвоста крохотного самолета вырвалось ослепительное пламя, все вздрогнули. Видимо, сказалось нервное напряжение длительного ожидания.
Рев двигателя над затихшим аэродромом и яркий факел возвестили о начале новой эры. Сотни людей 15 мая 1942 года наблюдали, как самолет быстро разбегался по взлетной полосе. Он легко оторвался от земли и взлетел с резким набором высоты. С работающим двигателем самолет развернулся в одну сторону на 90 градусов, потом в другую, только успел перейти с крутого подъема на горизонтальный полет — и факел исчез. Росляков, стоящий рядом, взглянул на остановленный хронометр: «Шестьдесят пять секунд. Топливо кончилось».
Садился БИ, стремительно приближаясь к земле с неработающим двигателем. Это была первая для Бахчи посадка в таком режиме. Она получилась жесткой. Одна стойка шасси подломилась, колесо отскочило и покатилось по аэродрому. Бахчи успел откинуть фонарь и выбраться из машины раньше, чем подъехали Федоров и Болховитинов, а также пожарная и санитарная машины. Бахчи был очень огорчен неудачной посадкой. Но подумаешь, какая беда — подломилось шасси. Подбежавшая толпа, несмотря на протесты, тут же начала качать Бахчи.
Поздно вечером всех нас собрали на торжественный ужин в просторной столовой НИИ ВВС. Федоров, Болховитинов, Пышнов сидели во главе стола вместе с Бахчиванджи. Открывая роскошный по тем временам банкет, Федоров поздравил Болховитинова, Бахчи и всех нас с большим успехом. Записи регистраторов уже обработали. Весь полет продолжался 3 минуты 9 секунд. За 60 секунд самолет достиг высоты 840 м, при максимальной скорости 400 км/ч и максимальной скороподъемности 23 м/с…»
Любопытно, что благодаря работе над этим самолётом, окончательно определится с делом всей жизни Алексей Михайлович Исаев, под руководством которого, в будущем будут делать ракетные двигатели для боевых ракет и космических аппаратов, включая тормозную двигательную установку космического корабля-спутника «Восток» с Ю.А. Гагариным на борту. В этой же главе есть любопытные строки, косвенно дополняющие наше сегодняшнее обсуждение по необычным датам. Для Бориса Евсеевича такой датой (помимо 15 мая, только «чёрной») стало 27 марта:
«…В седьмом полете 27 марта планировалось достичь максимальной скорости в горизонтальном полете. <…> Резкий крутой взлет с переходом в горизонтальный полет продолжался 78 секунд. Характерное рыжее облако оповестило, что двигатель выключен. На две секунды самолет скрылся в небольшом кучевом облаке. А дальше произошло что-то совершенно необъяснимое. Из облака самолет вылетел с опущенным носом и в крутом устойчивом пике устремился к земле.
Я не был свидетелем этого полета. По рассказам других очевидцев, никакого облака не было, и самолет из горизонтального полета с максимальной скоростью перешел в пикирующий режим с углом около 45 градусов и буквально врубился в землю в шести километрах от аэродрома. О гибели Бахчиванджи я узнал, находясь в Наркомате авиапромышленности. Туда сразу же пришло донесение из Кольцово.
27 марта для меня стало черным днем. Во-первых, это дата смерти матери. Через год, день в день, разбился Бахчиванджи. Через 25 лет в этот день погибает Гагарин, а 27 марта 2002 года скончался мой соратник по космонавтике академик Борис Раушенбах. Я всегда считал себя твердолобым атеистом и материалистом, не верящим ни в какие приметы или неблагоприятные даты. Но после таких совпадений перед каждым 27 марта возникает внутреннее опасение прихода неприятных известий.
После этой аварии полеты на БИ прекратили…»
Но отбросим мрачные мысли и перейдём к следующему 15 мая, только теперь уже 1957 года. В этот день со стартовой площадки научно-исследовательского испытательного полигона № 5 министерства обороны СССР была запущена первая межконтинентальная баллистическая ракета Р-7. Сразу оговорюсь – полёт был аварийный, но благодаря ему были отработаны все операции по сборке и заправке, подготовка к пуску и сам пуск. Было получено подтверждение в правильности принятых решений по облику стартового сооружения и компоновки самой ракеты. Это был успех. А мы снова обратимся к воспоминаниям Б.Е. Чертока:
«…В последний раз я спустился в пультовую бункера по 30 минутной готовности. Здесь уже все места были заняты. Евгений Осташев выполнял обязанности главного пультиста. Рядом — «стреляющий» офицер Чекунов, а по бокам — испытатели из Загорска, проводившие огневые стендовые отработки. Пилюгин, Присс и Лакузо — слева.
Оставлен свободный стул для Королева. В других комнатах «мозговое бюро» — консультанты-схемщики, электрики и двигателисты на случай осечки при наборе схемы пуска, когда понадобится подсказка. Быстрее и лучше всех мужчин в сложнейших электрических схемах разбиралась Инна Ростокина. Она — единственная женщина, которой в эти часы разрешалось находиться в бункере. В радиокомнате и «заправочной» разложены измочаленные пухлые альбомы электрических схем всех систем. В гостевой — Неделин, Келдыш, Кузнецов, Ишлинский, Глушко, Мрыкин. В коридорах и проходах уже много стартовиков, закончивших свои дела на «нулевой отметке» старта.
По 15-минутной готовности спустились в бункер Королев, Носов, Воскресенский, Бармин. Носов и Воскресенский заняли места у перископов. Дорофеев связался с первым ИПом, где Голунский и Воршев должны были комментировать события, отображаемые наземной станцией «Трал» в виде дрожащих зеленых столбиков параметров на электронных экранах.
Минутная готовность. Дальше — полная тишина. Сознание больше, чем память фиксирует ставшие теперь уже стандартными команды: «Протяжка!», «Ключ на старт!», «Продувка!», «Ключ на дренаж!», «Пуск!»
Отмечаю, как с особым усердием по команде «Пуск!» Борис Чекунов нажимает красную кнопку. Евгений Осташев, глядя на пульт, комментирует:
— Прошла «земля-борт».
Воскресенский не отрывается от перископа:
— Отошла кабель-мачта... Зажигание... Предварительная... Главная!
От пульта доклад:
— Есть контакт подъема.
Воскресенский восклицает:
— Подъем! Ракета ушла!
В бункер проникает рев пяти двигателей.
Евгений Осташев сообщает:
— Пульт в исходном.
В пультовой больше делать нечего. Толкаясь, пробиваюсь наверх, не замечая подъема, а только досадуя, как медленно поднимается масса людей впереди. Откуда их столько? Наконец выскочил. Темнота, ведь по местному уже 21 час!
Рядом угадываю внушительную фигуру Неделина. На темном небе ярко полыхает быстро уменьшающийся факел. Но что такое? Вот он стал какой-то перекошенный. Кроме основного, образовался еще один. Ракета выскочила из тени Земли и заблестела, освещенная невидимым нам солнцем. Феерическое, незабываемое зрелище. Сейчас увидим разделение! Но вдруг на темном небе все гаснет. Маленький огонек еще светится и куда-то уходит с того места, где только что все ярко сверкало.
Стараясь никого не сбить с ног, спускаемся в пультовую, туда должен поступить доклад телеметристов. Только они могут объяснить, почему раньше времени погасла наша «звезда». В бункере необычное оживление. Сбросивший привычную сдержанность Мрыкин поздравляет и обнимает еще не пришедшего в себя Королева. Воскресенский по телефону ведет допрос Голунского. Все обмениваются предположениями, но никто объяснить ничего не может. Бармин уже с «нулевой отметки» старта звонит в бункер и сообщает, что внешние повреждения по первому осмотру в стартовой системе не обнаружены.
Наконец Воскресенский отрывается от телефона и громко докладывает:
— По телеметрии визуально зафиксировали прохождение команды аварийного выключения где-то около 100-й секунды. Точнее они пока ничего не скажут. Кассеты с фотопленкой уже увозят в МИК для проявки.
Королев не выдерживает:
— Спроси, когда будут готовы?
— Сергей Павлович, дадим им по крайней мере ночь. К утру они все расшифруют. А то ведь будем зря гадать, кто виноват.
После споров о времени совещания для доклада по пленкам все же уговорили Королева уехать поужинать, поспать, а в девять часов утра после раннего завтрака выслушать телеметристов…»
В этом полёте были проверены уникальные, на тот момент, стартовое сооружение (с подвесом ракеты «в воздухе») и конструкция самой ракеты – пакетная схема была отечественным «ноу-хау», т.к. в то время ещё не разработали безотказного способа запуска двигателей непосредственно в космосе: все двигатели запускались на земле. Первый полёт завершился аварией из-за пожара в хвосте блока «Д» с последующей потерей тяги и его отделением без команды.
Пользуясь уже отработанной схемой испытаний, была подготовлена к пускам серия из шести ракет, которые были доставлены на полигон строго по расписанию. Все выявленные проблемы учитывались во всех последующих ракетах, но доработки проходили на месте. Уже в августе при четвёртом пуске ракета долетит до цели на Камчатке, но разрушится при входе в атмосферу. Воспользовавшись заминкой (т.к. разработчики боеголовки стали выяснять причины разрушения макета) 4 октября 1957 года на одной из двух оставшихся в этой серии ракет был запущен первый в мире искусственный спутник Земли.
Закономерно, что того же 15 мая, только уже 1958 года на ракете этого же типа будет запущена первая научная лаборатория, а ещё через 2 года – первый космический корабль-спутник в беспилотном варианте! Достойными упоминания в этот же день являются разработка эскизного проекта по ракете Н-1 и принятие на вооружение первой баллистической ракеты подводной лодки с подводным стартом Р-21. Всё это вехи ракетного искусства. К сожалению, ракету Н-1 погубит изжившая себя к тому моменту методология проектирования, когда большая часть испытаний проводится «в полёте». Слишком дорогой и долгой стала отработка этой незаслуженно забытой и часто оскорбляемой, но очень интересной ракеты-носителя.
Напоследок осталось ещё одно событие, а именно 15 мая 1987 года – первый старт ракеты-носителя «Энергия». На момент этой даты с последнего пуска Н-1 прошло 15 лет! Про Н-1, как и про всю программу «Энергия-Буран» нужны отдельные статьи, настолько уникальные были проекты. А про 15 мая 1987 года нам поведает Борис Иванович Губанов (на тот момент первый заместитель генерального конструктора НПО "Энергия" В.П. Глушко, работавший над созданием многоразовой ракетно-космической системы) в своей книге «Триумф и трагедия «Энергии». Размышления главного конструктора»:
«…Готовность ракеты набиралась, приближалось время старта... <…>
Разбор нештатных ситуаций проводился с участием всех главных и генеральных конструкторов "Энергии". На одном из таких сборов Д.А. Полухин, Генеральный конструктор КБ "Салют", наслушавшись страстей вокруг наших пятисот нештатных ситуаций, уверено сказал: "До нас дело не дойдет". Этим он высказал вслух мысль о том, что дай бог этой ракете хотя бы улететь подальше от старта. Такая мысль возникала не только у Дмитрия Алексеевича - так думали многие оппоненты, не участвовавшие в разработке. Так говорили В.П. Мишин, Д.И. Козлов, В.М. Ковтуненко и многие другие. Среди не верящих были и те, кто сидел в зале, откуда управлялись работы по пуску 6СЛ, были хмыкающие и в нашем НПО "Энергия". Ну и, конечно, Дмитрий Алексеевич не знал, какая судьба уготована его "Скифу-ДМ" ("Полюсу") в этом полете. А ракета стояла на старте, как Золушка на балу, - красивая и загадочная. Шел неумолимый отсчет времени. <…>
Время двигалось медленно. По громкоговорящей связи звучали слова: "... готовность 9 минут... готовность 8 минут... готовность 7 минут, включились вспомогательные агрегаты питания блоков 10А-40А, готовность 6 минут..., готовность 4 минут, протяжка два..." В 80 секунд до "КП" система перешла на бортовое питание, 70 секунд - окончание точного приведения (ОТП). На 67-й секунде передано управление по элементам пневмогидравлической системы второй группы блока Ц бортовой системе управления. 65-я секунда – включен предстартовый наддув баков окислителя и водорода блока Ц. "Готовность одна минута". 56 секунд, выданы команды на расстыковку связей площадки 2, затем – площадки 4. 42 с, площадки два и четыре начали отводиться. 40 секунд, началась раскрутка бустерного насоса двигателей РД-0120 блока Ц. 22 с, включены зажигательные устройства системы дожигания не прореагировавшего водорода. 10 секунд – начало работы системы подачи воды первого яруса... Вода не подается!" 9,4 секунды - запуск двигателя РД-0120, 5,4 с - двигатель выходит на режим предварительной ступени тяги. 3,2 секунды - запускаются двигатели РД-170 блоков А, РД-0120 вышел на основной режим. 1 секунда - начало выхода РД-170 на режим предварительной ступени тяги, осуществляется контроль оборотов турбонасосных агрегатов и работы системы аварийной защиты. Сработал контакт подъема...
Каким будет ее полет, еще никто не знал. Все смотрели на экраны мониторов, как завороженные. Все ли мы сделали?..
После срабатывания контакта подъема, за 0,02 с подается команда на пироклапаны и пирозамки связей блока Ц с блоком Я, блоков А и Я и связей блока Ц с площадкой 3. Надежные пиротехнические средства разрывают эти связи. Подъем ракеты начался, любой отказ – нештатная ситуация, но возврата к исходному положению нет. На этот отрезок времени оставшиеся связи позволяют некоторый свободный ход ракеты - порядка 300 мм от стыковочного блока Я. За время прохождения этого короткого пути ракета освобождается от всех земных пут.
Ракета выходит из зоны возможных соприкосновений с блоком Я и... наклоняется в сторону полезного груза. Примерно так, как человек, несущий на спине тяжелый рюкзак. У многих это вызвало невольное восклицание. Казалось, что ракета заваливается. Это было небольшим стрессом, но не для динамиков. Наклон ракеты допустим, даже на гораздо больший угол. Система управления с ним бы справилась. Суть этого наклона в том, что двигатели на момент старта находятся в заневоленном положении, безопасном для контакта с блоком Я. По сути этот участок движения неуправляем до включения автомата стабилизации. Чтобы не травмировать нервы наблюдающих, на следующем пуске время включения автомата стабилизации было приближено.
В этом полете через 3 с двигатели блоков А и Ц переходят в базовое положение полетного режима - включается автомат стабилизации. Через 5 с начинается программный разворот ракеты по тангажу. 6 секунд, начинается программный разворот по крену. "Десять секунд - полет нормальный, двенадцать – полет нормальный...", – слишком медленно, но уверено звучит голос информатора. 14, 16, 18, 20 - нормально. Наконец, 30 секунд. По нашим расчетам, нахождение ракеты на траектории, даже при аварии, уже не принесет никакого ущерба ни стенду-старту, ни другим сооружениям. Сразу возникла мысль: "Все же решение о пуске было правильным". За тридцать секунд полета мы приобрели богатейший объем информации, которого нам хватит на долгое время, для анализа и изучения.
На 30-й секунде двигатели блока Ц переводятся на дросселированный режим порядка на 30 %. С 39-й секунды дросселируются двигатели блоков А для ограничения продольной перегрузки и снижения аэродинамического скоростного напора. "50 секунд, полет нормальный, 60 секунд, 70 секунд – нормально," – звучит, как молитва. Все, завороженно глядя на экран монитора, видят только эти цифры, но они магические. Это какой-то магнетизм. Голоса внутри каждого: "Ну, лети, лети, дорогая. Еще чуть-чуть..."
77-я секунда – кончилось дросселирование тяги двигателей блока Ц, они плавно переходят на основной режим.
Уже 100 секунд все нормально.
131-я секунда – начинается перевод двигателей блоков А на режим конечной ступени...
144-я секунда – "есть команда на выключение двигателей блоков 10А и 30А".
Через 0,15 с – "есть команда на выключение двигателей блоков 20А и 40А".
145,9 с - "есть отделение параблоков".
Двигателисты блоков А, многострадальные разработчики РД-170 были уже в числе выполнивших в этом полете свою задачу. Кто-то из сидящих в зале управления захлопал. На него "зашикали" - не положено у ракетчиков радоваться, не достигнув цели пуска.
В это время стартовая команда уже работала над приведением стенда-старта в безопасное состояние. Немного приглушенно раздавались команды по стартовой связи... Стрелки часов двигались медленно, 224-я секунда, разделение параблоков на отдельные блоки А прошло даже не замеченным. Это было уже не так важно. На общий полет это не влияло. Наконец, 413-я секунда – начинается главное дросселирование двигателей блока Ц. 441-я секунда – начало перевода двигателей РД-0120 на режим конечной ступени. 467,6 секунд – "есть выключение двигателей РД-0120 N1 и N3", через 0,2 секунды –"есть выключение двигателей N2 и N4".
Через 15 секунд ракета успокоилась – "есть отделение "Полюса"...
Зал взорвался. Стали хлопать, кричать, были и слезы. Казалось, что ликование длилось всего миг, но руководители пуска недовольно прекращали этот стихийный шум – работа продолжалась. Далее – полет "Скифа-ДМ" и те же работы со стартом. <…>
Но работа продолжалась. Все взоры к Д.А. Полухину, который получал информацию по отдельной связи от своих, которые оценивали некоторые тонкости полета "Полюса".
...Досадная ошибка закралась в программу полета "Полюса" и она была связана с заимствованием двигательных установок с другой разработки. Полет воспроизводился в точном соответствии с этой программой. Ошибка крылась в одной, незамеченной разработчиками, команде, которая "Полюсу" была не нужна. Причем при всех проверках в его наземной подготовке, автономных и комплексных испытаниях эта ошибка не могла быть обнаружена. Ведь все проверки осуществлялись на соответствие функционирования машинного организма заложенной программе. Можно было бы искать все, что угодно, но ошибка в программе – это, как рак, обнаруживается в состоянии, когда помочь невозможно.
В сообщении ТАСС о первом пуске "Энергии" отмечено: "Вторая ступень ракеты-носителя вывела в расчетную точку габаритно-весовой макет спутника... Однако из-за нештатной работы его бортовых систем макет на заданную орбиту не вышел и приводнился в акватории Тихого океана"…»
Данное событие было реваншем за провал программы Н-1, ведь большинство участников этой программы начинали с самых первых послевоенных ракет, готовили первую межконтинентальную баллистическую ракету, первые спутники и полёт Юрия Алексеевича Гагарина. А за провал с первой сверхтяжёлой ракетой на них легло нелёгкое бремя позора, который удалось искупить двумя пусками ракеты носителя «Энергия», увы, на излёте Советского Союза.
Этих трёх событий достаточно, чтобы объявить этот день – 15 мая – Днём Ракетчика, хотя бы негласно: в этот день за 45 лет произошёл небывалый технологический рост от простейшего ракетного самолёта, который поднимал, по факту, сам себя на высоту около одного километра при максимальной скорости 400 километров в час, до ракеты, выводящей 100 тонн полезной нагрузки на высоту 200 километров при скорости 28 440 километров в час (первая космическая скорость). С уважением наблюдаешь рост опыта конструкторских коллективов, которые прошли через эти проекты, которые каждый раз обуздывали силы природы на пользу человеку. Программа «Энергия-Буран» по сей день считается большим неогранённым алмазом – столько в ней было внедрено передовых технологий.
Каждый из этих трёх пусков является сосредоточением опыта и прорывных технологий на каждом из этапов развития ракетной техники. Во время запуска БИ-1 сама идея жидкостного ракетного двигателя в СССР была нова и не обкатана. Дальше всех в этом ключе продвинулась нацистская Германия, создав самый мощный на тот момент двигатель для боевой ракеты ФАУ-2. Именно этот двигатель, как и вся ракета станет предметом изучения инженеров, которые сначала полностью повторят этот опыт (что само по себе не просто), а спустя 12 лет после окончания Великой Отечественной войны, создадут уникальную ракету для своего времени – двухступенчатую межконтинентальную жидкостную ракету Р-7, выполненную по пакетной схеме. По такой же схеме будет выполнена ракета «Энергия».
Наши космические победы стали возможны благодаря усилиям миллионов людей, о которых нужно обязательно помнить. И для этих людей 15 мая навсегда останется Днём Великих Побед! А на сегодня всё! Если было интересно, подписывайтесь на канал, пишите комментарии и ставьте пальцы вверх. До новых встреч!