Ленинградская АЭС – единственная в стране станция с двумя типами энергоблоков, и «у руля» стоят два руководителя – два главных инженера: Константин Кудрявцев (блоки РБМК) и Александр Беляев (ВВЭР).
Мы хотим рассказать вам об этих людях. Это была долгая работа, которой мы начали заниматься ещё в прошлом году. Ходили в обходы вместе с ними, долго-долго разговаривали, расшифровывали диктофонные записи, искали фотографии в архиве, устраивали фотосессию. А это было, поверьте, очень непросто. Собрать их вместе практически нереально. Кстати, на саму съёмку они ехали вместе – в одной машине. Надеемся, что вам понравится наша задумка, и вы узнаете о главных инженерах чуть больше, чем в повседневной рабочей рутине.
Этот материал про Константина Кудрявцева.
Образование Константина Кудрявцева:
Высшее, 1978 г. – Томский ордена Октябрьской Революции и ордена Трудового Красного Знамени политехнический институт им. С.М. Кирова. Физико-энергетические установки, инженер-физик
Блиц-опрос
- Любимый город: Сосновый Бор и Томск
- О чём мечтаете? Чтобы дети и внуки были здоровы
- Вредная привычка: Курить я бросил, не пью. Наверное, сладкоежка
- Как вас называли в школе: Клички не было, сейчас иногда коллеги называют «Германыч», с ударением на второй слог
- Правило жизни: Я – перфекционист, поэтому люблю доводить задуманное до конца
Я не была лично знакома с главным инженером до этого задания. А вот слышала о нём много. Даже боялась. Ведь именно он внимательнее всех читает нашу газету и находит ошибки.
Общалась с ним через секретаря. Скорее даже, только с секретарем. Не знала его голос, манеру много улыбаться и ходить в частые обходы. Поэтому удивилась, услышав обращение по имени. Мы провели вместе 12 часов. Константин Кудрявцев – многогранный и разносторонний человек, пустивший энергоблоки №3, №4 РБМК и остановивший энергоблоки №1, №2 РБМК на ЛАЭС. Кажется, что если бы не выбор технического вуза и атомной энергетики, то он всё равно стал бы «главным»: редактором, бухгалтером, врачом, конструктором…
ЭПИЗОД: БЕЗОПАСНОСТЬ
В кабинете ГИС я ни разу не была и часто представляла, как же он выглядит. Оказалось, что здесь просторно, окна смотрят на главный вход, видно сотрудников, которые идут на работу.
В центре – овальный стол на 10 человек. На стене – инфоцентр с записями, сделанными маркерами, но мне ничего не понятно. Мебель тёмно-коричневого цвета, в едином стиле. Дальше – рабочее место с компьютером и бумагами. Здесь царит порядок: статуэтка Серафима Саровского (подарок коллег из Сарова), цветная брошюра в открытом виде и ручка. Ещё одна дверь, которая ведёт в комнату отдыха, где стоит диван, и на журнальном столике лежит кипа документации (кстати, после прочтения текста Константин Германович рассказал, что это система «карантина по 5С»). И вторая, в закуток, где шкаф с рабочей спецодеждой. Я, без преувеличения, почувствовала себя уютно, как будто это мой домашний очаг (читай между строк – it's like my house and home).
Как правило, ГИС появляется на работе в семь утра. В 7:25 – время Константина Германовича докладывать техническому руководству в Москву. В 7:45 – оперативка на ЛАЭС под его руководством, где слушает доклады начальников цехов по видеосвязи. Информация сразу слышна каждому, поэтому все в курсе не только узких задач, но и полной ситуации на производстве. По мнению Кудрявцева, это очень эффективная система.15-минутное очное совещание по задачам. Главный инженер спокойно разговаривает с коллегами и обращается к ним так по-доброму:
– Алексей, Лёш, услышь меня, Алексей Владимирович, дорогой. Нужны конкретные поручения, рассчитанные на характер, знание и умения людей, – говорит Константин Кудрявцев, а я записываю в телефонные заметки.
По расписанию на 9:30 запланирован обход территории хозяйства открытого распределительного устройства. ГИС с беспокойством спрашивает:
«Как же ты пойдёшь? Там грязно, ботиночки бы другие. Куртку дам. И каску тоже, с надписью "Главный инженер"».
Отказываюсь. Поехали на его личной машине, никакой спешки, всё четко и спокойно. По пути успеваем обсудить, какие у него обязанности по должностной инструкции.
– Я не знаю, она толстая (смеётся). Делать всё! Обязанности огромные. Был такой советский писатель Юрий Герман, одна из его книг трилогии про врачей называлась «Я отвечаю за всё». Когда я работаю с начальниками цехов, принцип такой же: задачи распределяются по направлениям деятельности. Каждый отвечает по своему направлению за всё.
На месте – обязательный инструктаж: к оборудованию не приближаться, не отходить от Константина Германовича ни на шаг. Неукоснительно следую этим инструкциям не только в целях безопасности, но и чтобы услышать, как идёт разговор. Главный инженер профессионально обращал внимание на оборудование, уточнял сроки у персонала, попутно объясняя мне, что здесь находится и как называется. Подрядчики иногда ругались или высказывались на повышенных тонах, а вот наш герой спокойно и по-отцовски направлял своими вопросами подчинённых коллег.
– Что для вас главное, когда общаетесь с персоналом? – спрашиваю на обратном пути.
– Беседую, чтобы оценить: сумел ли я донести до них информацию о задачах через их руководителей и как эту информацию понял персонал. Может быть, есть звено, которое ломает систему взаимодействия? Если да, то налаживаю работу этого звена.
– Сегодня на обходе не возникло такого чувства, что вас боятся.
– Туда приезжаю периодически. Мой кабинет открыт для всех руководителей, но иногда беспокоят по пустякам. Баланс найти тяжело, но к этому надо стремиться. А после пяти ко мне без записи может прийти любой сотрудник. Честно скажу, это помогает. Если начну постоянно критиковать подчинённых, ругать за не сделанные дела… Тогда перестанут обращаться и рассказывать о проблемах. А проблемы, как и болезни, лучше определять на ранней стадии. Заканчиваю рабочий день в районе шести. Правда, часть бумаг домой утаскиваю смотреть. Мне кажется, страшное в профессии – это когда перегружен текучкой, работаешь так, что времени не остаётся на новое. А ведь нужно просто иногда «посидеть, подумать». Вы смотрели сериал «Доктор Хаус»? Помните, Грегори Хаус сидит и ничего не делает, ноги на кресло положил, мячик об стол бьёт, но в этот момент у него мозги направлены на то, чтобы провести дополнительный анализ, выявить причины, понять последствия. Многозадачность – это сложно, потому что каждые 30 минут появляются новые вопросы, требующие срочных ответов. Выпадают иногда и спокойные, не загруженные дни, и остается время почитать... Вот, например, отчёт НИКИЭТ (в журнале сделаны пометки, закладки).
– Как же удаётся спланировать день так, чтобы всё успеть, в том числе и внеплановые задачи?
– Органайзера у меня нет. Что-то записываю в блокнот, что-то запоминаю, использую стикеры. А вообще, вся неделя распланирована и разделена на две части: долговременные задачи и сиюминутные. Записываю основное, а мелочёвка решается по ходу.
– А что можете забыть?
– Память человека не безгранична. Я вот, например, занимаюсь фотографией и помню: что, где, когда, в каких условиях я снимал, какое было настроение, какая погода, но не назову год. Так и на работе: знаю проблемы, которые решали – сложные, нестандартные,– они остались в голове в подробностях и деталях. Но в каком году это было – спрашиваю у Николаича (начальник РЦ-1 ЛАЭС Сергей Харахнин).
Человек развивается по спирали. Попробуйте вспомнить жизненные события, в которых можно увидеть, что пришли туда же, но на другом уровне. Вот простой пример. В главном корпусе Томского политеха, где я учился, нам преподавали историю и научный коммунизм. А ещё выдавали и отбирали зачётки. Приёмная комиссия там же сидела. Заходишь в главный академический зал – царские хоромы, лепнина, которую только в Питере увидишь в музеях или Зимнем дворце, без позолоты, но со всеми атрибутами. Был я там дважды: когда поступал, и декан торжественно вручал зачётку, и когда выдавали дипломы. А несколько лет назад оказался в третий раз – на совещании главных инженеров в Томске, где уже мы вместе с товарищами делали доклады по атомной энергетике для коллектива института.
Вторая история – когда только при-шёл на ЛАЭС, в смену работал. Наши операторы реакторного отделения – знатоки узких специальностей – делились знаниями, я впитывал. Мне Александр Полушкин (с 1972 г. по 1980 г. работал инженером, старшим инженером, начальником смены реакторного цеха Ленинградской АЭС) говорил, когда экзамены принимал: «Берись за трубу и шагай». Заводил в помещение, когда ещё станция строилась, и спрашивал: «Это что за фундамент? А над головой что? А это что за труба торчит?» Поэтому все, кто проходил эту школу, пусковую, любого начальника цеха спроси – оборудование нарисуют по памяти. Потом, обучившись, я начал учить операторов. Потому что уже владел теми же знаниями, но и ответами почему это так сделано.
Ну, и третий круг. В марте 2000 г. меня направили на курсы в ядерный центр во Франции. Сдавали зачёты раз в неделю, экзамены… Однажды наш директор попросил провести вечером неофициальный ужин с руководством EDF – французской энергетической компании, которая приехала на ЛАЭС. Обсуждали образование, и я объяснял, как учат в вузах в России. В конце встречи меня пригласили читать лекции в ядерном центре Франции, причём директор этого центра обещал прислать официальное письмо с приглашением. Письмо, кстати, так и не дошло (улыбается). Сначала сам слушал лекции о безопасности, о подходах к обучению людей, о новых технологиях. А потом уже меня пригласили читать лекции на эту же тематику там, где меня самого учили!
– Вы свободно общаетесь на английском?
– Свободно владею английским с интерпретатором и словарём (смеётся). Могу слушать лекции, общаться. На совещаниях, которые проводит МАГАТЭ, ВАО понимаю без перевода. Сейчас я как минимум раз в неделю занимаюсь, чтобы поддерживать уровень.
ЭПИЗОД: ИСТОРИИ
Возвращаемся в кабинет, где Константин Германович готовится провести следующее короткое совещание. А пока просит секретаря принести себе и мне чай. Пользуюсь паузой, чтобы задать ещё несколько вопросов.
– Когда вы только вступили в должность главного инженера, волновались или были уверены в себе? Сколько времени потребовалось, чтобы привыкнуть и не вздрагивать по ночам?
– Каждый раз звонок начинается так: «Доброй ночи, Константин Германович!» (опять смеётся) Сразу спрашиваю: «Что случилось?» Представьте, если вам среди ночи позвонит кто-то из дома, вы сразу зададитесь таким же вопросом, правильно? Требуется несколько секунд, чтобы начать соображать и воспринимать информацию. Но если надо, то ноги в руки и в машину – едешь на работу, чтобы разобраться на месте. Это нормально для меня, моих замов и всех начальников подразделений. Я пришёл из технологов и до сих пор помню первый день в должности заместителя главного инженера. Олег Черников (первый заместитель директора по производству и эксплуатации АЭС – директор департамента) был главным инженером, а меня назначили его заместителем по безопасности, надёжности и науке.
Я спросил у Георгича: что делать? Он ответил: «Ну, ты сегодня щёки понадувай, а завтра – бери отчёты, изучай, иди работай». Через два месяца я должен был сдать все экзамены в Ростехнадзоре.
– А вы принимаете экзамены?
– Сейчас принимаю экзамены у персонала БЩУ, начальников цехов и их заместителей. Если это начальник цеха, то, кроме технических вопросов, спрашиваю, как он настраивает персонал на командную работу, что делает для того, чтобы предупредить ошибки. Иногда так отвечают, что вопросы лишние, по-желаю успехов и всё. Иногда отвечают так, что приглашаю прийти в следующий раз, поэтому может показаться, что я несправедлив. Экзамен – стресс для всех, для меня тоже, я не исключение. Приходится брать время на подготовку, готовлюсь в отпуске. Документов такое количество, что не все, во-первых, всегда используешь в работе, а во-вторых, объёмы громаднейшие.
– Значит, в отпуске вы учитесь, а не отдыхаете?
– В период экзаменов – да. Это восполнение знаний. Ты не что-то новое узнаёшь, а вспоминаешь забытое старое. Иногда с удивлением обнаруживаешь что-то новое в старых документах, не один раз прочитанных. Если этого не делать, то со временем деградируешь не только в новых областях, но и в том, чем пользуешься. У нас не то производство, где можно допустить, чтобы люди теряли знания, которые необходимы для работы. Когда стал замом главного инженера по безопасности и надёжности, я год потратил, чтобы перечитать отчёты научно-исследовательского отдела. Потому что без этого не было понимания того, как и почему менялась физика реактора, его характер. Наш реактор – живой организм. Он развивается, у него есть свои периоды становления, развития, старения и лечения (операции, которые мы на нём проводим). На рабочем столе ГИС лежат рентгеновские снимки оборудования, и в голове сразу всплывает заставка к «Доктору Хаусу».
– Оглядываясь назад, в то время после окончания вуза, представляли ли вы, что можете стать главным инженером?
– Честно говоря, нет. В советские годы слово «карьера» было ругательным. В голове такого не было, не ставил целью. Моему первому начальнику Александру Полушкину было 28 лет, а мне всего 23 – на тот момент колоссальный разрыв. Я пришёл после института с базовыми знаниями, а он за 5 лет накопил огромный опыт. Часто вспоминаю его – умнейший, образованнейший человек. Он чётко сказал: «Буду руководителем в столице!», и уехал, прошёл несколько станций, пустил за свою карьеру восемь энергоблоков и стал руководителем топ-уровня в Москве.
– А вы любите свою работу?
– Любить свою работу – абстрактность. Главное, чтобы был интерес. Если есть интерес, значит будешь любить. Когда нет движения вперёд – мне скучно. В начале 90-х угрохал все отпускные на английский компьютер «Спектрум», с цветным монитором (самопальная плата с клавиатурой, на корпусе – «Сделано на рынке Питера Юноне»). Там было целых 64 кБ памяти, из них 16 Кбайт – экран, 48 Кбайт – это оперативное пространство. В таком маленьком пространстве программисты написали много интереснейших игр. Увлёкшись, я захотел придумать программку для обучения детей дошкольного возраста, а точнее – для моих Алёнки и Глеба. Компьютер загружался с магнитофонной ленты. С помощью наших друзей, классных электронщиков из НИТИ, дооборудовали его дисководом и принтером, но вот всё программное обеспечение связи «Спектрума» с этими устройствами, а также программы работы с экраном писали сами. Самым интересным был процесс поиска решений, придумывания алгоритмов, освоения языка «Ассемблер» по непонятным руководствам, найденным на том же рынке, отладка программ и поиск багов. А вот набивание текстовой части – самая муторная и скучная работа. Всё известно, всё понятно, как итог – неинтересно. Дети в соревновательной манере со мной освоили арифметические действия с трёхзначными числами в уме до 1 класса.
– Сейчас перед вами стоит важная задача – подготовка блока к выводу из эксплуатации. Как этот процесс отражается в трудовой деятельности? Что нового?
– Чтобы начать вывод, нужно подготовить энергоблок: документацию, обследования… Фактически вся изобретательская работа частично уже идёт, мы готовим технологию не только для того, чтобы потом работать, а для того, чтобы сейчас освободить блок от топлива. Сергей Харахнин занимается новыми системами, чтобы удалить некондиционное топливо из бассейнов выдержки. Это творчество.
– Чем на этой должности вы гордитесь?
– Горжусь двумя вещами. Первая – то, что результаты моего диплома Томского политеха все ещё используются в методике поиска негерметичных кассет. А вторая – первая работа по робототехнике, когда нужно было решить проблему расцепления телескопических соединений.
Задача была простая: понять, есть расцепленные сборки или их нет? Старая методика предполагала, что каждую кассету нужно вытащить, опустить туда соответствующий зонд. Но выгрузить всё топливо, а потом загрузить обратно – это минимум полгода работы, чтобы проверить >1600 ячеек. За 21 день был создан робот, который задачу измерения размера телескопического соединения выполнил. Утром придумали, как осмотреть доступную часть реакторного пространства, днём сгоняли в ближайший магазин, купили фотоаппаратик с возможностью видеозаписи, прикрепили его к штанге, туда же прицепили мини-прожектор, опустили в надреакторное пространство, методом «осознанного тыка» поводили камеру из стороны в сторону и засняли то, что засняли. К вечеру мы уже имели точные исходные данные: п р о с т р а н с т в о просматривается полностью, в рядах все тракты видны, плита теплового отражателя позволяет перемещаться по ней механизмам. Вспомнили, что в «Диаконте» есть техника, применяемая в Газпроме для осмотра протяжённых трубопроводов изнутри.
К концу дня сформировалась идея первого робота – приспособить этот способ передвижения под наши нужды, продумать систему измерения размеров на расстоянии и изготовить новое навесное оборудование. На следующий день идею озвучили в Центральном аппарате, получили немедленную поддержку, написали проект письма от Кириенко к Миллеру, для получения разрешения использования движителя. Получили финансирование и через три недели робот был изготовлен. За неделю все необходимые измерения были выполнены. В итоге за месяц была проделана работа, на которую при прежних подходах потребовалось бы полгода.Вот тогда я понял, как работал Королёв со своими инженерами при проектировании космических аппаратов, когда на задачу работали все ресурсы. Конечно, потом были гораздо более масштабные работы, значительно более сложная робототехника, но этот робот был первенцем.
Конечно, ещё гордость испытываю за наш коллектив. Например, когда вся станция готовилась к ОСАРТу. Трудились командой на получение соответствующего результата. Это был второй случай в мировой практике, когда станция не получила ни одной рекомендации.
В этот момент началось оперативное совещание руководителей по ВКС на тему ковида и длилось минут 20. Константин Германович не выступал, но прокомментировал ситуацию, подсказав коллегам, как правильно организовать ревакцинацию персонала.
– Вот так вот обычно и работаем: раз проблемка появилась, сразу обсуждаем,– добавляет ГИС.
Кудрявцев признаётся, что если у реактора есть признаки «болезни», то поиск происходит совсем не так, как у обычного человека в больнице. Обязательно нужно проанализировать дополнительные параметры, а при необходимости и усыпить «пациента».
ЭПИЗОД: ПОСЛЕ РАБОТЫ
Тем временем наше интервью длится больше двух часов. Уже почти прощаемся, но разговор продолжается.
– Как-то один раз проболтался секретарю, что, бывает, времени не хватает на обед. Так Лера на День рождения принесла подарок – огромный трёхъярусный торт из коробок доширака. Использую. Меня дочь за него критикует: «Как ты эту гадкую лапшу ешь?» Зато как быстро: раз – кипятком, два – побежал обратно. Я не люблю готовить, но если уж готовлю, то всегда начинаю что-нибудь сочинять, потому что лень бежать в магазин. Любимое блюдо «Из чего есть». Помню, как сидел с супругой в испанском ресторане на берегу Атлантического океана, и я спрашиваю: – «А какая рыба сегодня?» – «Рыба дня». – «А это какая?» – «А какую поймаем, такая и будет!» (смеётся)
Я, вообще, непритязательный в еде, но безвкусная еда мне не нравится.
– Расскажите про ваши хобби, про увлечение фотографией.
– Фотографией занимаюсь всю жизнь. Даже вёл кружок по фотографии. В последнее время занимаюсь подводной съёмкой. 12 лет я уже дайвер, потому что горные лыжи, к сожалению, бьют по коленкам больно. Туризм с рюкзаком на горбушке тоже. У нас была команда, с которой мы устраивали семейные походы по рекам, мотались по скалам. Лет пять там провел, но в альпинизм не пошёл. Сейчас перешёл на водный туризм. В 2010 г. я впервые засунул свой фотоаппарат под воду. Под водой делаю пейзажи и макро. Любимого жанра в фотографии нет, люблю людей снимать в разных ситуациях жизненных, иногда получается, иногда нет. Занимаюсь подводной съёмкой, потому что просто так нырять скучно. Считаю этот спорт самым ленивым (чем меньше двигаешься, тем больше экономишь воздуха – тем более ты крутой дайвер!) и сравниваю его с вишнёвым цветущим садом: заходишь первый раз туда – и такой восторг, ооо! Второй раз уже не так воспринимаешь, а в третий раз спрашиваешь: «Где тут у вас пивка можно попить?» Занимаюсь фотографией и вечно узнаю что-то новое. Это привлекает, плюс, конечно, это необычный досуг. Сейчас в тёплые страны не выезжаю, осваиваю Баренцево море. Там, правда, холодно и меньшее разнообразие морских обитателей. Вот мечтаю съездить в Приморье в районе Дальнего Востока, ближе к китайской границе.
– Читаете книги, смотрите фильмы?
– Любимые сериалы у меня бандитские, потому что под них удобно рассматривать документы. Как фон идёт – в любой момент бросил, и в то же время не скучно. С книгами в последнее время не дружу – большое упущение, нет просто времени. Слишком много прочитываешь за день документации, наедаешься так, что книги уже не лезут. Я пытаюсь восполнить свое музыкальное образование, и много времени уходит на деревяшки. Это изготовление вещей своими руками для дома. Отделку беседки дома я сам сделал, сейчас хочу сделать стол из карагача, потому что мне нравится его рисунок. Первый опыт в виде барной стойки уже есть. На чердаке у меня есть мастерская, но там надо ещё порядок навести, до уровня 5С. Сейчас ещё и половины 1С нет.
– Как вы всё успеваете?
– Есть 15 минут – пошёл что-то сделал, есть полчасика – и ещё пошёл что-то сделал. По-другому никак не получается. Надо на гитаре поиграть, надо деревяшку поделать, да мало ли чего ещё надо...
ЭПИЗОД: ПРИЗНАНИЕ
На второй обход – по рабочим местам оперативного персонала на другой площадке – поехали уже с личным водителем ГИСа. Я и не заметила, как быстро ехала служебная машина, а Константин Германович тут же напомнил водителю про скоростной режим: «Ты что, правила нарушаешь?»
Мы посетили реакторный цех и БЩУ. Кудрявцев наблюдал, слушал, задавал вопросы оперативному персоналу. Проверил оперативный журнал с точки зрения ведения процессов, посмотрел, какие есть замечания, и как реагируют на них руководители линейного и среднего звена. Проверил журналы опробования систем безопасности. Отметил, что смены ведут его грамотно. «А тут, – указал он пальцем на конкретную строку,– претензии у меня есть. Будем разбираться». И тут же чиркнул себе пометку в блокнот, чтобы проконтролировать. Посмотрела, как воспринимают нашего ГИС смены. Говорит конкретно, докапывается до сути, всё понимает с полуслова. Задает корректные вопросы, например: «Что у вас изменилось в смене за последнее время?» Идём по коридорам, все сотрудники здороваются. А что, если это всё из-за надписи на каске? Пожалела, что не воспользовалась предложением взять каску с надписью «Главный инженер»: можно было бы провести эксперимент – со мной тоже бы все здоровались? Пока раздумывала, Кудрявцев напоминает:
– Я, конечно, не всех, но очень многих знаю. Ведь я здесь же и работал. 22 года ходил в смену. Там, где я сейчас проверял документацию, это было мое родное рабочее место.
По общению и нравственным качествам наш герой – прямая противоположность известному киношному персонажу, но по гениальности они на одном уровне.
– Кстати, знаете, что это? – указывает Константин Кудрявцев на стены, которые покрашены зелёным и жёлтым цветом с чёткой линией. – Это разделение блоков, потому что здесь смешанная зона. Чтобы не пришли по невнимательности устранять неполадки с одного блока на другой и не запутались.
– Ого, всё понятно, – реагирую я. – А у вас нет такого чувства, что тут всё изменилось?
– Конечно, я тут сам всё и меняю! (смеется). Вместе с коллегами, конечно. За последние годы нам удалось серьёзно изменить отношение персонала к работе. Но всё равно это только начало, впереди ещё работать, работать и работать.
Перед входом в центральный зал ГИС провёл инструктаж. Но уже на входе смена сделала замечание Константину Германовичу, что необходимо стоять в зоне ALARA*.
*сокр. As Low As Reasonably Achievable – один из основных критериев, сформулированных в 1954 г. Международной Комиссией по Радиологической Защите с целью минимизации вредного воздействия ионизирующей радиации. Предусматривает поддержание на возможно низком и достижимом уровне как индивидуальных (ниже пределов, установленных действующими нормами), так и коллективных доз облучения, с учётом социальных и экономических факторов.
Это очень понравилось ГИС. Не замечание, конечно, а факт того, что оно было сделано, принципиальность персонала, которому не важны регалии и погоны. Потом ещё другим сменам пересказывал и обращал внимание на то, как важно быть неравнодушным и замечать недостатки в своей повседневной работе.
Обход был долгим, а ведь Константин Кудрявцев делает это регулярно. Какая у него физическая подготовка! Знаете, сейчас модно говорить, что все вокруг «токсичные», вот наш главный инженер совсем не такой. Он здоровый человек во всех отношениях – и нравственно, и физически. Несмотря на большую загруженность, главный инженер увлекательно рассказывал про свою работу, тепло отзывался о коллегах, влюблял в себя позитивными взглядами на жизнь и блестящим умом. Таких профессионалов всего 12 в стране.
Текст: Елизавета Коровина
Фото: Мария Иванова, Андрей Баранчиков, Дмитрий Чубарь, архив Константина Кудрявцева