1. Парадигма художественного, как её излагает Ф. М. Достоевский — «<…> художественность, например, хоть бы в романисте, есть способность до того ясно выразить в лицах и образах романа свою мысль, что читатель, прочтя роман, совершенно так же понимает мысль писателя, как сам писатель понимал её, создавая своё произведение», — совершенно правильная, здравая и реалистичная. Действительно, если художник не способен выразить на бумаге или на холсте свой замысел не по недостатку даже мастерства, а по непреодолимым онтическим обстоятельствам, то его замысел так и останется жить в нём, художнике, самого его вряд ли уже стоит называть художником, а художественность как таковая переходит из области реализма искусства в область брехливой кажимости.
2. Но чёртик прячется в деталях. Эта самая художественность в полной чистоте целиком никак не исполнима в практике работы художника. Замысел лишь идеально, мысленно исполним в материи да и то лишь при абсолютном мастерстве. В эмпирической жизни так никогда не бывает. Идея художественного служит ориентиром и писателю и читателю, и артисту и зрителю. Без неё уму творящему и уму, воспринимающему сотворённое, не стронуться с места. Но вот уже в первом авторском прочтении замысел будет самим автором воспринят иначе, чем тогда, когда он его воплощал. А во втором, третьем и т. д. прочтениях — ещё иначе. И это потому так, что чистая идея попадает всякий раз в разные контексты. Читатель воспринимает текст своим умом, который меняется время от времени, потому и восприятие, как синтез воспринимающего и воспринимаемого, всякий раз — разное. Иными словами, без идей Платона, трансцендентального субъекта и трансцендентального объекта И. Канта, абсолютной идеи Г. В. Ф. Гегеля или идеальных типов М. Вебера никак при чтении даже самого простенького текста не обойтись.
3. Ещё веселее становится при интерпретации текста, да и любого произведения искусства. Если механически воспроизвести текст, получится его копия, а не выражение понимания, иначе называемое объяснением или интерпретацией. В этой непростой ситуации выход только один: развитие понятого. То есть надо так изменить материю нечто, не искажая его идею, чтобы идея высветилась другим боком, оставаясь всё той же идеей. Именно поэтому литературоведы и философы пишут о Ф. М. Достоевском книги и статьи, а не переписывают его тексты себе в книжку, себе в статейку.
Примерно так и хороший учитель проверяет понимание учеником того или иного теоретического материала. Скажем, по физике даются задачи, в которых идея дана в другом материале, нежели в теоретическом изложении на уроке. И ученик, усвоив теоретические идеи, должен распознать их, их специфическое действие в задачном материале и таки решить задачи.
Тут, в задачах, уже дано развитие идеи, она поставлена в другой контекст и по-другому действует, чем в чистой формуле, написанной на чистой доске. В собственной же интерпретации читатель сам формулирует задачи и, по надобности, поправляет и самого автора, который не всегда же способен в своей эмпирической работе соответствовать замыслу, то есть чистой идее.
4. В общем, только платоники способны писать, читать и считать.
2020.05.25.