Лёлька вступила в пору переходного возраста, ей стукнуло сорок пять. По какой-то причине из всех сотрудников отдела она выбрала именно меня на роль своей жилетки и очень часто провоцировала на длительные дискуссии о причинах её неудавшейся семейной жизни.
Городские посиделки
Хороша у нас Лёлька, вот я не мужчина, а смотрю, на неё и налюбоваться не могу. Глаза карие, яркие, с каким-то даже фиолетовым отливом. Волосы – это не копна даже, а какой-то буйный водопад, мужику один раз в таких волосах искупаться – и всё, пропал навек!
Это я так со своей бабской позиции вижу, а мужики, паразиты, Лёльку часто обижают, один ей карьерного роста не простил, да зарплаты больше, чем у него, но разве она виновата, что умнее его оказалась, другой…
Да фиг его знает, этого другого, в какое-то братство вступил, не нужна ему стала наша Лёлька, да он и сам-то себе, кажется, вскоре стал не нужен.
Лелька от этого, как мне думается, не сильно страдала, шла по земле уверенно, солнцем любовалась, людей вокруг себя обогреть умела, да и они тянулись к ней. Вот, допустим, корпоративная вечеринка, обычное сборище уставших друг от друга людей, каждый торопится поскорее улизнуть, сидят только потому, что босс ещё не ушёл, и им уходить как-то страшновато.
А Лёлька наслаждается общением, будто и не протёрта рядом с этими людьми уже не одна юбка. Почувствовав, что настроение компании начинает закисать, она вдруг предлагает: «А давайте споем!».
Все смотрят на неё, как на помешанную, кто же теперь в городских компаниях поёт? Это в её деревенском детстве ни один праздник без песен не обходился, пели, что за столом, жалобные протяжные песни, что на улице, зажигательные, плясовые, она и тех, и других знала превеликое множество.
Потому и тут не страшно ей ни капельки, да и чего бояться? Голос ей от матери достался, грудной, красивый, а артистичная натура – от отца, который в сельском клубе был главным заводилой самодеятельности. И Лёлька-то, почитай, на сцене выросла под аплодисменты неспросливых сельских зрителей. Потому и тут, нисколько не тушуясь, встаёт она и затягивает: «Бежит река, в тумане тает…»
Сначала смотрят на неё с недоумением и даже осуждением, мол, ненормальная, артистка выискалась, а потом те, кто постарше, начинают подпевать. А она одну песню закончит, тут же другую запевает, у неё же их в памяти целый вагон. Вот уж и на современные песни вырулили, начинают репертуар Пугачёвой перебирать, а потом и Ваенги. Сначала робко, а потом всё уверенней начинает молодёжь подтягивать.
И пошло, и полилось веселье рекой! А Лёлька уже выскочила из-за стола на середину зала, машет баянисту: «Плясовую давай!» - и пошла ножками строчить, такие дроби выдает, что сам босс крякает и поёживается, деревенское прошлое и его начинает покалывать, и вот, не удержавшись, тоже срывается к ней в круг. Так гоголем вокруг Лёльки и вьётся.
Это потом уж ей влетит за эту пляску, когда доброжелатели донесут жене босса. Но это всё потом…
Тоска по семейной атмосфере
Мы с Лёлькой часто спорим о том, зачем ей нужны такие выкрутасы, она ими мужиков не приближает, а только отпугивает. Лёлька же машет рукой, закрывает лицо и смеётся:
- Только смелым бури по плечу! – и добавляет. – У меня же переходный возраст. Помоги преодолеть…
- А я чем помогу?
Спрашиваю её:
- Трудно тебе?
- Да нет, только чего все от меня ждут какой-то взрослой заскорузлости. Мне же не семьдесят, подумаешь, сорок пять. И что за зрелые поступки я должна совершать? Работаю хорошо, зарабатываю прекрасно. Дочку вырастила, учу, ни в чём особо ей не отказываю, далековато, правда, два раза в год всего только и видимся, но это же её выбор… По отношению к мужчинам то и дело принимаю волевые решения: не понравился? Пошёл! Мне что, из одной крайности бросаться в другую? Терпеть, как многие терпят, мол, первую половину жизни протерпели, вторую уж и сам Бог велел…
- А родители как, чувствуют, что ты в зрелый возраст переходишь?
- Ничего они не чувствуют, не успею приехать, как тут же начинают отчитывать, ругать, призывать к совести, будто мне пятнадцать, а не сорок пять… Приходится обманывать их, сочинять немыслимые истории о благополучной семейной жизни. Они сами-то, как два Божиих одуванчика, пятьдесят лет вместе прожили, вот им и не понять, почему у меня никак жизнь не складывается. А откуда я знаю, почему она не складывается, значит, ещё половинку свою не встретила, но им же об этом не расскажешь, не поймут…
- И как они? Верят твоим фантазиям?
- Не знаю… Мне кажется, что не очень… А я порой до того дофантазирую, что и сама начинаю верить в то, что меня дома мой суженый-ряженый ждёт. Ты попробуй-ка придумать целый мир, судьбу другому человеку, поступки… Трудно?
- Я бы не смогла…
- А я могу, потому что очень тоскую по этой тёплой семейной атмосфере, ведь, если честно, моя жизнь бедна на события, работа-дом, магазины-дом…
- Так в чём дело? На тебя ведь многие обращают внимание, выбери уже, определись, вот перешагнёшь из своего шебутного возраста в зрелость и валяй!
Непредвиденные обстоятельства
- Разве я знаю, почему у меня с мужчинами отношения не прорастают до полной серьезности? Как-то получается так, что руководят нашими жизнями непредвиденные обстоятельства.
Вот был у меня Женька. Надеюсь, ты помнишь его. Главное его качество было – терпение, не всем мои выкрутасы перетерпеть удаётся, а он терпел, хотя сам был – большой ребенок, наивный, ранимый, впечатлительный.
Грех один имел – тёмное пятно в биографии, выпивал когда-то, когда с первой женой разошёлся, до того дошёл, что даже работу потерял. Потом закодировался, всё вернул, и работу, и уважение. Ему очень нужна была моя поддержка и подтверждение того, что он хороший, что я его понимаю и принимаю таким.
- И в чём тогда дело?
- Так вот в этих самых непредвиденных обстоятельствах… Поехала я как-то в деревню к себе в пятницу, а Женька должен был приехать в субботу. А у нас на субботу была назначена встреча выпускников, мы с моими одноклассниками в рощу на пикничок завалились.
Женька должен был приехать ближе к ночи, поэтому я считала, что до его приезда отгуляю и вернусь. А он сумел освободиться пораньше, взял такси и прикатил. Родители сказали ему, где я, он и пошёл…
И вот подошёл он к костру как раз в тот момент, когда мы с моим одноклассником Вовкой Сосниным пили на брудершафт. Выпили, Вовка, как клещ, в мои губы впился, и тут я увидела Женьку… Что мне было делать? Оправдываться при всех? Так я же не школьница…
Сделала вид, что ничего не случилось, да ведь по большому счету ничего и не случилось (!), подвела Женьку к костру, представила. А парни наши пристали к нему: «Выпей да выпей! Городской? Воображаешь?». Я попыталась было возразить, мол, нельзя ему, а они засмеялись: «Больной он у тебя, что ли?» Ну, Женька и не сдержался…
Выпил одну, потом другую… А там и понеслось… Что мне было делать? По молодости я бы ещё попыталась за него побороться, а сейчас поняла, что поздно. Пока борюсь, и жить будет некогда. Так и расстались. Долго он меня после работы встречал, закодировался опять, в человеческий облик вернулся, а мне всё равно было страшно. Он не мог понять, почему я отнеслась к нему так жёстко, вроде сама в этих непредвиденных обстоятельствах виновата, и сама должна бы была наладить отношения, а я вот не захотела.
Лучше жить одной, чем с мужем-пьяницей. Хотя, если подумать, ни фига не лучше. Иногда душа начинает рваться на две половинки, одна кричит, что устала от одиночества, а другая манит тишиной и покоем. Вот так у меня и расходятся всю жизнь чувства с действиями.
Лёлька неожиданно срывается с места и бежит к занавешенному окну:
- Вот гад, сказал, что будет в восемь, а не приехал. Обещал позвонить – и не звонит… Не по мне такая разболтанность, точность – вежливость королей, а, если не король, так на фиг и нужен…
- Это ты о ком?
- Да так, есть тут один…
-Всё будет, как в прошлый раз? Опоздал, получит выволочку, а потом и отставку? Так?
- Не знаю, трудно сказать. Но миг расплаты приближается, - она засмеялась и захлопала в ладоши. – Вот он, голубчик… Едем с нами мой переходный возраст отмечать! Посмотришь со стороны, что-то мне и посоветуешь…
- Нет уж! Это без меня…