(Дорогие друзья! Начинаю публиковать главы из моей новой книги, которая будет называться "Я исполнил волю твою!". Далее всё части будут пронумерованы по порядку для Вашего удобства. Приятного прочтения!)
Три голошеих растрепанных грифа в молчаливом ожидании понуро и даже как-то тоскливо косились в сторону комка выгоревшей истрепанной одежды, которая едва скрывала крайне изнуренное, измученное жаждой и голодом тело. Солнце стояло в самом зените, посылая на землю свои безжалостные, убивающие всё живое лучи. Грифы в молчаливом терпении, полуприкрыв глаза, ждали приближающегося конца и рассчитывали на скорый пир. Вокруг, насколько хватало глаз, лежала каменистая, выжженная солнцем и на первый взгляд абсолютно безжизненная пустыня, упирающаяся своим южным краем в острые отроги ржавых гор. Ни животного, ни человека - только изредка ветер вздымал летучие протуберанцы пыли да из конца в конец катал по пустыне, словно играясь, колючие шары перекати-поля.
Казалось, что ничто не способно нарушить вековую тишину пустыни, ни одно живое существо не осмелится дать вызов незыблемому течению веков, закованных в этих красноватых обломках острых камней, словно облитых уже высохшей кровью невинных праведников, но издалека, приближаясь, становясь с каждым мгновением громче и отчетливей, слышался перестук конских копыт. Гриф повернул голову на звук, словно прислушивался, и в отражении его левого глаза в искажающем мареве пустыни возникла черная точка, уверенно приближаясь.
Человек на черном аргамаке. С ног до головы укутанный в черное, только острый взгляд внимательных глаз через черную прорезь маски, простое без украшений узкое седло воина, с притороченным кожаным бурдюком, в котором плескалась живительная влага да на боку изогнутая сабля в потертых ножнах, вот и всё, что мог заметить посторонний взгляд, но было что-то в его в осанке, пристальном взгляде сощуренных глаз, что выдавало в нем опытного воина, привыкшего к беспрекословному подчинению.
Всадник приблизился, взмахом руки отпугнул грифов, те было встрепенулись, сделав вид, что улетают, но лишь лениво отпрыгнули метра на три, не больше. Не спешиваясь с коня, всадник молча вынул саблю из ножен и ткнул в комок тряпья. Послышался слабый стон, Всадник спешился, отвязал бурдюк и, намочив тряпку, положил её на лицо страждущего. Это был юноша, который только вступил в пору расцвета своих сил. Глубокое страдание исказило его лицо, щеки впали, губы сильно потрескались, солнце не пощадило кожу, оставив рубцы ожогов на всех участках тела, просвечивающих сквозь ветхую одежду. Почувствовав влажную ткань на своем лице, юноша очнулся и приоткрыл мутные глаза.
- Пить, – едва слышно прошептал он. Сделав несколько жадных глотков, он более осмысленно взглянул на своего спасителя и произнес:
- Хвала Аллаху, он услышал мою молитву и послал тебя! Кто ты, мой спаситель? Ангел или джин? Скажи мне, я мертв или жив?
Черный всадник снял маску и усмехнулся:
- Знать, Аллаху милосердному понадобилась твоя ничтожная жизнь, если он направил копыта моего коня в твою сторону. Я - дай аль-Кирбаль, слуга Великого Владыки Аламута Старца Горы шейха Хасана ибн Саббаха, да продлятся бесконечно его годы. А ты кто? И что привело тебя в эти края?
- Меня зовут Саид уд-Дин. Я как раз иду к Старцу Горы исполнить волю моего безвременно почившего отца. Мой отец был простым караванщиком и, умирая, он так и не получил благословления. "Саид", – умирая, сказал он мне, - "иди на север, перейдя пустыню ты попадешь к Старцу Горы, он укажет тебе путь в Аль – Фирдаус (рай), где каждый правоверный обретает ан-наим (блаженство)". Мой ишак издох по дороге, еда и вода закончились еще раньше. Я шел и непрестанно молил Аллаха Великого и Милосердного не дать мне умереть по дороге и помочь исполнить завет отца. Я нижайше благодарю тебя за спасение и если ты будешь столь любезен и покажешь мне дорогу к Старцу Горы, ты получишь самого верного пса в своей жизни, ибо ты выкупил мою жизнь, даровав спасение, и она теперь всецело принадлежит тебе.
Черный всадник кинул одобрительный взгляд на юношу и вскочил на своего коня:
- Мне нравятся твои речи, юноша. До Аламута остался один дневной переход, на лошади мы доберемся быстрей. Держись за стремя, – и он припустил коня легкой рысью.
День клонился к закату, когда всадник и бежавший рядом с конем, держась за стремя, юноша, преодолев крутой подъем дороги подъехали к высоким, обитым ржавым железом массивным воротам, которые вели в сложенный из необработанного камня с высокими узкими бойницами-окнами мрачного вида замок. С обеих сторон дороги был выкопан глубокий ров, в нем копошились, хрипло каркая, стаи черных ворон. Место выглядело безлюдным. Всадник властно постучал металлическим набалдашником плети в ворота и громко что-то крикнул. Для юноши этот гортанный язык был не знаком, ведь с ним черный всадник говорил на родном фарсидском языке.
Немедленно из-за нависших камней показались головы, закутанные в такие же черные тюрбаны и маски, и ворота медленно со скрипом слегка распахнулись. Всадник с юношей вошли внутрь. За воротами оказался просторный двор, в котором то тут, то там, жмясь к нависающим стенам замка, находилось много мужчин разного возраста, вида и цвета кожи. Каждый держался обособленно, никто не собирался в группы. Царило полное молчание, прерываемое только редким натужным кашлем. По одежде и лицам этих людей было видно, что они немало времени провели под дождем и солнцем, испытывая лишения ночным холодом, голодом и жаждой. Лица были измучены, все покрыты пылью и грязью. Но, несмотря на лишения, все с нескрываемой надеждой смотрели на окна замка и не сводили глаз с ворот, которые вели во внутренний двор.
- Останься здесь, - сказал всадник и скрылся за воротами, ведущими во внутреннюю часть замка. По тому, с каким почтением укутанные в черное стражники распахнули перед ним ворота, было понятно, что это был не обычный рядовой воин.
Для Саид уд-Дина потянулись томительные, одинаковые отсутствием каких-либо происшествий дни. Изредка ворота открывались и во двор выносили чан со скудной едой и бурдюк с водой. Еды и воды хватало не на всех. В течение нескольких дней, приглядевшись к лицам, Саид стал замечать, что по ночам происходили какие-то движения, мелькали черные тени, слышался осторожный шепот. Исчез куда-то труп темнокожего мужчины, который тихо отошел в мир иной после сильного приступа кашля. Исчез средних лет крепкого сложения согдиец с огненно-рыжей бородой, неподвижно сидящий с ним по соседству. Появились новые лица. Саиду казалось, что о нем забыли.
И вот однажды после ночного намаза, когда Саид, прижавшись к хранившему остатки тепла камню крепостной стены, пытался уснуть, кто-то легонько коснулся его плеча. Весь укутанный в черное незнакомец, шепнул ему: - Пошли со мной. Он провел Саида через щель в воротах во внутреннюю часть замка, потом они долго шли лабиринтом темных коридоров. Казалось, незнакомец видит в темноте, он быстро и бесшумно скользил вперед, тогда как Саид успел пару раз приложиться головой и больно ударить плечо о торчащий выступ. Наконец, впереди забрезжил свет. Незнакомец молча указал Саиду на маленькую дверь и жестом пригласил войти в неё, сам же остался снаружи, крепко притворив дверь. Саид осмотрелся. Он оказался в довольно просторной комнате, пол был устлан дорогими коврами, на стенах висело несколько масляных светильников, от колеблющихся язычков пламени по стенам бегали причудливые тени. Посреди комнаты стоял большой медный чан, выстланный белой простыней, в облаке белого пара, поднимающегося от воды вверх. Сильно пахло благовониями, их запах пьянил и возбуждал одновременно, вызывая в сердце беспричинную радость. Раздался легкий звук колокольчиков и из неприметной дверцы сбоку появились две девушки немысленной красоты.
Саиду еще не выпало радости познать сладость женских утех. Отец был погонщиком верблюда при караван-сарае и большую часть своей жизни Саид провел у стремени верблюда, сопровождая караваны с грузом через безлюдные пустынные области. Мать он не помнил, она умерла когда Саиду исполнилось три года. Хотя он и вступил в тот возраст, когда юноше надо озаботится продолжением рода, денег на калым за невесту у отца не было. Женщин он видел только один раз, когда они перевозили в больших корзинах, крепившихся на самых выносливых и сильных верблюдах, гарем одного знатного человека и Саид испытывал необъяснимое волнение, угадывая в закутанных черных чадрах пленительные очертания женских тел, когда на стоянках обитатели гарема отдалялись от каравана, чтобы размяться и прогуляться в преддверии ужина.
И вот он впервые видит девушек, как двух прекрасных гурий из джанната – райского сада Великого Аллаха. Девушки были по пояс обнажены в шелковых шальварах. На ногах звенели золотые браслеты. Такие же браслеты прекрасной работы ходжентских мастеров украшали их руки. Волосы были уложены в тысячи тончайших косичек, перехваченных алыми и темно зелеными лентами. Острые соски грудей были ярко накрашены красной хной. Тела девушек были подвижны и гибки. Затянув приятными голосами мелодичную песню, девушки нежными движениями стали снимать с Саида одежду и жестами попросили его забраться в чан. Вода в чане оказалась очень теплой и остро пахла травяными настоями мяты и чабреца. Девушки намыливали Саида с ног до головы, лили ему на голову пахучие настои, мягкими нежными движениями разминали все его тело. Голова Саида кружилась от благовоний, прикосновения девушек становились все откровенней. Никогда до этого Саид не переживал подобных ощущений. В голове крутилась навязчивая мысль:
- Слава Аллаху, я в раю. Это не может быть правдой, я умер и попал в рай. Невыразимая словами волна блаженства прошла по всему телу Саида, дальнейшее он не помнил.
Проснулся он в другой комнате в постели под балдахином. В комнате никого не было. У кровати на пуфе лежала сложенная белая одежда, в углу стоял кувшин для омовений. Как только Саид привел себя в порядок и облачился в белые просторные одежды, дверь комнаты бесшумно отворилась и вошел молоденький мальчик. Он поклонился Саиду и чисто по-фарсидски сказал: - Великий Господин сегодня приглашает тебя вкусить плоды земного рая, а завтра эту трапезу он разделит с тобой. Взяв Саида за руку, он вывел его из комнаты.
Продолжение следует...