Она была влюблена в Него. всю свою жизнь. С тех пор, как пришла на работу в Центральную районную больницу после медучилища.
И там Она увидела Его. Он пришел к травматологу с ногой, на которую не мог наступать после вывиха голеностопа. Играл в футбол и вот такое приключилось.
Он был в спортивном шерстяном костюме ярко-голубого цвета. И его глаза были одного цвета с этим костюмом. Яркие, выразительные, гипнотизирующие.
Она, молоденькая медсестра, делала ему перевязку. Холодными от волнения руками она дотрагивалась до его тела, и в душе у нее все холодело. А еще он был высокий, с сильными руками, широкоплечий. С волшебным голосом, уводящим ее в волшебную страну, туда, где только Он и Она, где ветер свободы играет с ее длинными каштановыми волосами, где Он смотрит, не отрываясь, в Ее глаза и шепчет Ей слова любви.....
Он получил помощь и уехал. На новой милицейской машине с мигалкой на крыше. Да, он оказался ментом. Оперативником.
И еще он оказался женатым. На ее однокласснице, дочери большого местного начальника, с которой Она не виделась пять лет.
У них родилась единственная дочь. Любимица отца. Ради дочери Он был готов прыгнуть с крыши многоэтажки, не раздумывая ни минуты. Так ее любил.
Жену не любил. Были другие женщины. Много других женщин. Разных. Она знала все о Нем, городок был небольшой и все были на виду.
Она вышла замуж, ненадолго, потом еще раз, и снова краткосрочно.
Шли годы. Нет, неправильно. Они бежали, они неслись, мелькали деревьями и домами, реками и озерами за окнами поезда под названием "жизнь".
Выросли ЕЕ дочери. Старшая замуж так и не вышла, получила высшее образование в университете, но работала менеджером по продажам, сожительствовала с каким-то юнцом.
Младшая, нескладная, с длинным носом, учиться не захотела, пошла работать к предпринимателю, забеременела от него, ровесника матери, родила сыночка, после чего стареющий предприниматель развелся с женой и создал новую ячейку общества.... с 18-летней любовницей...
А что же ОНА? Да просто жила. Одна. Работала, брала ночные дежурства. Общалась с подругами. Тоже одинокими и стареющими. И исподволь, незаметно, она следила за НИМ. Любовью всей ее жизни.
Она стала поближе общаться с его женой - своей бывшей одноклассницей. Иногда бывала у них дома. Сидела на кухне, за столом, трогала книги, и все время думала, слушая болтовню его жены: "ОН здесь живет. Он пьет из этой чашки, смотрит эти журналы".
Она потихоньку стащила пару мелких вещиц из их дома. Принесла их к себе. Это была чайная ложечка и маленькая керамическая солонка. В прихожей, одеваясь, она взяла ЕГО теплые перчатки.
Теперь это были ее сокровища.
Ложечкой она размешивала сахар, или ела варенье.
ЕГО солонка всегда стояла на столе.
А перчатки она надевала холодными зимними ночами на свои руки и так засыпала, прикасаясь ими к лицу. На них долго еще сохранялся ЕГО запах.
Это были минуты высшего счастья. В жаркие летние месяцы она просто клала их рядом с подушкой, чтобы чувствовать этот запах. Запах чужого мужа. Запах ее болезни, ее мечтаний, ее бреда.... ЕЕ любви.
Потом еще десяток лет незаметно прошелестел за окнами сухими листьями, яростно бившимися с холодным ветром за свою жизнь на мокрых холодных ветвях...
Она была уже на пенсии, он тоже, когда оба столкнулись на парковке такси перед супермаркетом. Он быстро вышел с пакетами, задев ее плечом и обернулся: "Простите, не хотел". Он не узнал ее...
Она долго рассматривала свое лицо в зеркале. На нее смотрела пожилая полная женщина с поредевшими волосами, мешками под глазами.... Ничего не осталось от быстроногой девочки в белом халате, с горячим сердцем и буйными мыслями о ее большой и единственной любви..
А что же он? Он... нет, он был прекрасен, невозможно прекрасен по-прежнему. И в спортивном костюме, как тогда... с яркими голубыми глазами, сияющими на его лице, как звезды...
Потом она заболела, попала в больницу, потом уехала к замужней дочери помогать по хозяйству.
Вернулась она только через полгода. Перед Пасхой. Договорилась с соседкой вместе на кладбище поехать, убрать на могилках.
После ливня по привычному пути было не добраться.
Шла в своих раздумьях по центральной аллее и вдруг встала, вздрогнув, как от удара: на свежем холмике, на деревянном кресте, уставленном венками, светилось ЕГО лицо, горели ЕГО глаза, такие еще живые...
Она стояла, глядя в эти глаза, и понимание чего-то окончательного и невозвратного холодной скользкой змеей поползло вдоль позвоночника.
Соседка ушла далеко вперед и уже скрылась за кустами сирени, а Она все стояла, глядя в это лицо и только губы ее шевелились "А как же я теперь, как же я".... И первый раз Она назвала Его вслух, по имени, в первый и в последний раз...