Новости в небольшом городке распространялись очень быстро. Утром шестого октября Николай Егорович, работавший сторожем на городском кладбище уже больше десяти лет, уже знал о том, что его старинный приятель Григорий Викторович умер от инфаркта.
- Вот так нас косит жизнь, не щадит, - делился своими мыслями Николай Егорович со своим сменщиком, принимая у него пост.
- А что ты хотел, Егорыч? – спросил мужчина, пожав плечами. – Годы идут, мы не молодеем. Сколько твоему Гришке было? Семьдесят?
- Так почти семьдесят. Он на пять лет меня моложе.
- Помянем? – предложил сменщик, но Николай Егорович тут же замахал руками.
- С утра? Ты чего! Нет! Тем более, мне смену принимать. Не буду же я перегаром на всю сторожку вонять.
- Ну смотри, все равно ведь нальют.
Николай Егорович вздохнул. Действительно, без этого смотрителю кладбища было никуда не деться: похороны были ежедневными, а, если хоронили кого-то знакомого, то обязательно наливали и даже принуждали выпивать. Николай Егорович, уже давно пытавшийся завязать со своей вредной привычкой, все время возмущался, но выпивал, а дома его ждала разъяренная жена и скандал.
Григория было жалко. Они вместе с Николаем Егоровичем вместе служили в армии, когда Николай попал на службу, Григорий уже ее заканчивал, потом они жили в соседних дворах, их дети дружили друг с другом, а потом Григория Викторовича дети забрали с собой на другой конец города в частный дом, и с тех пор дорожки приятелей разбежались.
Они встречались очень редко, и то лишь по праздникам или по грустным поводам. Как правило, такими поводами и были похороны кого-то из сослуживцев, друзей или соседей. Григорий Викторович был одним из самых близких друзей Николая Егоровича, и его потеря была непростой для кладбищенского сторожа.
Конечно, за годы работы в столь мрачном месте сторож привык к тому, что на работе веселья мало. Чаще всего Николай Егорович видел хмурые лица, плачущих женщин, убитых горем родственников и прочий подобный контингент. Теперь вот предстояло снова участвовать в церемонии в качестве приглашенного: похороны Григория Викторовича должны были состояться через три дня.
Зайдя на свой пост, Николай Егорович тут же принялся за работу. В его обязанности входила уборка территории, контроль за действиями представителей ритуальных служб, продажа венков и искусственных цветов, ну и еще много мелких обязанностей, к которым Николай Егорович относился с должной ему серьезностью.
В тот день было пасмурно, и поэтому Николай Егорович решил, что лучше всего прибрать листву перед дождем, потому что потом она намокнет, размякнет, станет тяжелой и неудобной для уборки. Уже идя по тропинке между рядами могил, взгляд сторожа упал на одинокую мужскую фигуру, сидевшую за оградкой у одного из памятников. Сколько таких посетителей перевидал на своем веку Николай Егорович, но именно этот человек привлек его внимание. Сторож остановился, всматриваясь в мужчину, а потом заметил, что плечи его подрагивали. Конечно, он плакал!
Немного подумав, Николай Егорович вспомнил, что на этом месте была захоронена женщина. Умерла она достаточно молодой по его меркам, всего-то было ей лет пятьдесят, не больше. Часто к ней на могилу приходили молодые люди, видимо, дети и внуки женщины, но вот мужчину Николай Егорович увидел впервые.
- Катенька! – услышал Николай Егорович голос мужчины, и по нему уже понял, что человеку, сидевшему у могилы, было ничуть не меньше лет, чем ему самому. Пожалуй, даже больше. Не двигаясь с места, сторож продолжал наблюдать за плакавшим стариком, почему-то это зрелище вызывало внутри Николая Егоровича какой-то отклик. Он представил себя на месте этого человека, если бы вдруг умерла его Наташа раньше него самого. Намного ли бы он пережил свою супругу, ведь он так сильно привык к совместной жизни с ней, даже несмотря на постоянные разногласия.
- Девочка моя, как же мне жаль! – между тем говорил мужчина, а сам дрожащей рукой гладил фотографию, вставленную в рамку, которая была прикреплена к памятнику. – Мне так жаль, что я его не уберег. И тебя не уберег, и его не уберег, а сам жив остался.
Николай Егорович приблизился к плачущему старику, а шорох сухих листьев отвлек человека от его разговора с покойной супругой. Только тогда Николай Егорович заметил, что у старика, помимо слез на лице, были еще и кровоподтеки. Его явно били, но кто и за что? Может быть, он просто неудачно упал? Такое бывало и с самим Николаем Егоровичем, особенно, когда он поминал слишком многих за один день.
- Не смотрите на меня! – грозно произнес мужчина, а сам попытался прикрыть лицо рукой. Ему явно было стыдно за свой внешний вид, а еще, возможно, и за собственное поведение. Мало какому мужчине может понравиться, когда видят, как он плачет.
- Извините, я могу вам помочь? – вежливо спросил Николай Егорович, искренне желая помочь незнакомцу. – Может быть, пойдем в сторожку, я чаю вам налью?
- Нет, - тут же ответил старик, поднимаясь на ногах, которые едва его слушались. Николай Егорович успел вовремя подскочить к старику, потому что в противном случае тот бы рухнул рядом с могилой жены.
- Давайте зайдем ко мне, вам надо посидеть и отдохнуть. Не хотите чаю – не надо, просто посидим. Молча.
Спустя полчаса в сторожке чайник уже закипал, а Николай Егорович знал, что его нового знакомого зовут Михаилом Романовичем. Пришел он и вправду навестить свою жену, на могилу которой не приходил никогда раньше.
- Я ведь так виноват перед Катей, - признался Михаил Романович, - просто ужасно. Было мне под сорок уже, когда я словно с цепи сорвался, завел себе на стороне женщину.
- Ну, бывает, - отметил Николай Егорович, вспоминая свои легкие и ни к чему не обязывающие адюльтеры из молодой жизни.
- Полюбил я Дашку, сил не было. Не мог жить на две семьи, поэтому собрал вещи и ушел. Катю оставил одну, с двумя детьми. Я ведь тогда и знать не знал о том, что она ребенка ждет.
Михаил Романович помолчал, потом продолжил:
- Катя в тот же вечер выпила уксуса. Лежала в больнице с сильным отравлением, ей операцию делали, голос она потеряла. А ребенок родился через семь месяцев больным. Думаю, что это было мое наказание за то недолговременное счастье, что было у меня с Дашей.
Николай Егорович слушал внимательно, не перебивая своего нового знакомого. Он не был похож на недостойного человека, поэтому было странно представить себе, как Михаил Романович мог оставить жену с инвалидностью, которая родила ребенка с отклонениями.
- Даша меня тоже любила, поэтому предложила забрать того мальчика к нам. Ромой его назвали, Даша его как своего вырастила. А за Катей продолжали ухаживать старшие наши сыновья, а сама она со мной больше никаких дел иметь не хотела.
Николаю Егоровичу все хотелось узнать, откуда синяки были на лице у старика, а еще какая причина привела его на кладбище именно в этот день, если до этого он ни разу на могилу к бывшей жене не приходил. Михаил Романович на этот раз молчал долго, отпивал чай, потом налил еще.
- Умерла Катя рано, а Ромка жить остался. Даша ему заменила мать, а он не знал до последнего, что его настоящей матерью была Катя. Ни разу он не спросил про братьев, а они не спрашивали про него. Жили мы как две разные семьи – Катины дети с Катей отдельно, а мы с Дашей и Ромкой отдельно. Когда Кати не стало, я со старшими и вовсе общаться перестал.
- А Рома как же? Как он?
И тут Михаил Романович всхлипнул:
- Ромы не стало сегодня утром. Умер он, не дожив до своего тридцатилетия всего-то месяц. Вот я и пришел к Катюше на могилу покаяться. Только вот не знал, куда идти, поэтому сыну старшему позвонил. Он со мной отказался говорить, так я младшему позвонил. Встретились, а он меня ударил.
- Просто так? – изумленно спросил Николай Егорович.
- Нет. За мать ударил. За то, что она из-за меня сделала. За то, что она всю жизнь оставшуюся прожила, про меня вспоминая, про Ромку, жалела, что отпустила меня к Даше и разрешила ей нашего больного сына растить. Очень много злости и обиды в сыне моем накопилось. Вот и ударил. Ну хоть место захоронения Кати сказал, и на том «спасибо».
Старики еще некоторое время беседовали в сторожке, потом вернулись к могиле Кати. Николай Егорович смотрел на фотографию женщины и удивлялся тому, сколько он насочинял себе про нее до тех пор, пока не узнал правды про ее жизнь. А жизнь-то она вот какая разная бывает, не всегда сладкая и приятная, зато всегда справедливая.
Через три дня на этом же кладбище хоронили Григория Викторовича и Романа Михайловича. На обоих мероприятиях народу было немного: у одного большая часть знакомых уже умерла, у другого этих знакомых отродясь не было в силу особенностей его здоровья.
Николай Егорович больше времени провел рядом с Михаилом Романовичем. Он держался молодцом, рядом с ним стояла его Даша - статная, хоть и седая совсем, но зато хорошо одетая. А под конец церемонии пришли те самые сыновья Михаила Романовича от первого брака. Стояли рядом с отцом, положили цветы на могилу младшего брата. Обняли отца, и от этого зрелища Николаю Егоровичу легче стало. Значит, простили, значит, не злятся и не ненавидят.
На прощание он махнул рукой своему новому знакомому, а Михаил Романович слабо улыбнулся. Сторож был уверен, что еще не раз увидит этого человека на кладбище, заговорит с ним, попьет с ним чаю. Жизнь будет продолжаться, а воспоминания останутся в прошлом. В будущем будет только то, что каждый заслуживает, а жизнь обязательно расставит все по своим законным местам.
Автор: Анастасия Богданова