Любаша хлопотала на Вадиковой кухне. Шуршала пакетами, звенела посудой, стучала ножом по разделочной доске. В комнату вливался аромат поджаренных с яйцом и колбасой гренок.
В кресле сидел Паха, тщательно изучал телепрограмму и периодически сглатывал слюнки.
Вадим лежал на диване, созерцал потолок и о еде совсем не думал. Его голову занимала странная мысль: сравнение себя с каким-то мерзким чучелом, которое само не знает, чего хочет.
Рядом замечательная девчонка, честная, храбрая, безотказная… во всех смыслах, – от последней мысли виновато скривился. – А он мечтает о высокомерной зазнайке. И что бы она там себе не придумала – он не тряпка. И больше о своих чувствах говорить не будет. И ноги его не будет у её порога. В её сторону не посмотрит. На одном поле не… ладно это слишком.
- Обед готов! – Любаша зашла в комнату со стопкой тарелок. – Паш, суп принеси, – парень мигом рванул на кухню. – И ложки захвати! – взглянула на Вадима, лучезарно улыбнулась, пряча в глазах тоску и боль.
Расставила тарелки и наклонилась к парню, помогая подняться.
- Спасибо, Люб, но я же не инвалид, – буркнул он, пока она подкладывала подушку ему под спину.
- Дим, тебе просто повезло, что сотрясения нет.
В тарелках аппетитно исходил паром золотисто-прозрачный суп, переливался мелкими звёздочками жира. Люба сидела напротив и, подперев кулачком пухлую щёку, не сводила с Вадима печального взгляда. От него кусок в горло не лез. И даже бульон не тёк…
Невыносимо захотелось курить. Пришлось вытащить из-за стола энергично хлебающего Паху.
Ну кто кого вытаскивал, это, конечно, тот ещё вопрос. Придерживаясь за плечи друга и чуть пошатываясь, Вадим вышел на крыльцо. От свежего мокрого воздуха снова заныли виски, и картинка расплылась в серо-зелёные пятна.
Через пару секунд Вадим обнаружил себя сидящим на ступенях. Паха протянул чуть-чуть помятую во вчерашних «танцах» пачку «Петра».
Пара глубоких затяжек – и боль отступила. Мысли прояснились и вспомнились кое-какие вопросы.
- Пах, слышь, может мне слишком сильно двинули, но что там этот вякал про какую-то могилу?
Паха пожал плечами:
– Обыкновенное трепло. Пугал, чтоб ты себе место на кладбище присмотрел. Не бери в голову. Его Витёк с ребятами на днях выцепит и всё объяснит.
- Не надо, я сам. А что конкретно про кладбище?
- Да, сильно тебе двинули, – хмыкнул Пашка, – забей, ерунда.
Вадик замолчал. Вот сейчас он ясно вспомнил эти странные слова, что бросил Алексей, садясь в машину: «Ты покойник! Там у тебя и могила готова, и крест. Я сам видел!»
И всё можно было бы списать на посттравматический бред. Только обычно бред не объявляется во всеуслышание, не коллективный он товарищ. А могила с крестом действительно существует.
- Не грузись, – дружески похлопал его по плечу Паха, – жизнь-то налаживается!
- Точно, – вздохнул Вадим, – постоянно происходит какая-то лажа...
- Вадим, – Люба с озабоченным лицом вышла к ребятам, – у тебя, по-моему, холодильник не работает.
- Может быть, – парень грустно кивнул, – старенький он уже.
Павел резво вскочил и, чуть не сбив с ног Любку, рванул в сени. Вместе со звуком открываемой дверцы из сеней донеслось:
- Щас всё поправим, я знаю, меня батя учил!
Вадим, хлопнув ладонью по лицу, обречённо прошептал:
- Не надо, старенький он уже, – обернулся назад и с усмешкой добавил: – А тебе, Паха, ещё жить да жить. Люб, помоги подняться, а то этот самоделкин сейчас всю проводку спалит.
Только отодвинув от стены грузную, с покатыми боками «Оку», ребята сообразили проверить наличие электричества. И под тихое хихиканье Любаши, собирающей веником пыль, поняли, что дело было именно в нём. То есть, в его отсутствии и в доме, и у соседей, и по всей деревне (по данным из достоверных источников, в лице соседки бабы Нюры).
Да, если бы у ребят ровно в двенадцать часов работал, ну хотя бы, телевизор, то они могли бы наблюдать, как ровно на две минуты потемнел его экран, а сферы кое-где включённых электролампочек заполнились тёмно-красным свечением, распространяя тревожное, низкое гудение, как испуганно зашипели приёмники, разучившись на время ловить сигнал, как все (немногочисленные пока) сотовые потеряли сеть, держась за свои «112» как за спасательный круг в океане разбушевавшихся радиоволн.
И не успел дежурный электрик в Колково выяснить причину падения напряжения в сети, как оно вернулось, мощным скачком выбивая все пробки и в Колково, и в Высоково и даже в тихой, недоэлектрофицированной Камышовке.
- Авария у них, серьёзная, – причитала баба Нюра, – обещали к вечеру всё поправить.
Отсутствие информации никогда не было для деревенских старушек проблемой. Его они компенсировали сплетнями, придумывая и выдавая желаемое за действительное, убеждали окружающих в своей правоте. Иногда, видимо, у них получалось создавать некое ложноинформационное поле, которое, в конечном итоге, замещало реальное, и все их выдумки оказывались самой настоящей правдой.
А если кто в это не верит, пусть попробует что-нибудь деревенским бабулям доказать.
Отключённое электричество лишило Валерку вечернего телевизора, чему Вика была чрезвычайно рада. После перенесённого утреннего стресса она моментально уснула, и даже тяжёлые вздохи братишки, скрючившегося с книжкой у окна, ей совсем не мешали.
Ах, что это был за сон. Чудесный, волшебный, яркий. В том была его особая прелесть. Вика точно знала, что всё это снится и ничему не удивлялась.
Она плыла на туманном облаке, плотном и мягком, словно тёплый пломбир. Она могла, закинув руки за голову, лежать на спине, вглядываться в бесконечную глубину неба, собирать букеты солнечных лучей, ловить далёкие, едва различимые блики звёзд. Но это скучно...
Гораздо интересней было смотреть вниз. Свесившись с края облака, разглядывать раскинувшийся там город. В сиреневой дымке смога, как муравьи, ползали машинки, люди спешили по делам среди разбросанных, словно детали конструктора, высоких и низких зданий.
Вика отвлеклась на пролетевший прямо над ней реактивный самолёт. Хрустальный ледяной воздух моментально вскипел от жара турбин и повис снежными хлопьями.
А город внизу уже уплыл, растаял на горизонте цветными бликами в голубом тумане. Теперь прямо под облаком лежало родное Высоково. Вика увидела свой домик, Валерку, что гонялся за Стасиком с длинной хворостиной, Янку, загорающую на лужайке за огородом.
Интересно, – подумала она, – а если и дальше так лежать? А Земля пусть сама внизу поворачивается. Я полежу-полежу, а потом посмотрю вниз: а там Калифорнийский полуостров. Ну конечно, надо только подождать подольше. А потом спуститься и сказать: «Привет, Лёш, а я к тебе на облаке прилетела, представляешь?» А он, наверное, скажет: «Ух-ты, круто!»
Точно! Времени у меня достаточно.
Вика снова перевернулась на спину, закрыла глаза. Главное – не проснуться.
А щиколотку что-то мягко и нежно холодило. Вика вскинула ногу из ванильной пенки. На ней красовался шикарный ярко-синий, атласный бант, а вниз через облако струилась широкая лента. Вика резко села, потянула за ленту, заглянула через край.
На земле, закинув голову вверх и сунув руки в карманы, стоял Вадим. Лента, широкой рекой спускалась прямо к нему. А вокруг простиралось заросшее васильками поле.
- Вадь! – крикнула Вика, – что ты делаешь?! Отпусти.
Он виновато улыбнулся, пожал плечами и вынул правую руку из кармана. Взглядом указал на запястье, перевязанное таким же пышным бантом, и растерянно развёл руками.
- Развяжи сейчас же! И отпусти меня! – рассердилась Вика и дёрнула за ленту.
- Нельзя, – донёсся снизу тихий и спокойный голос. – Если я тебя отпущу, твоё облако растворится над Атлантикой, и ты утонешь.
– Глупости! А откуда ты знаешь, куда я собралась?
- Ежу понятно. У тебя облако в форме сердца. Куда же ещё? А что я Лёхе потом скажу? Она к тебе не долетела?
Вику переполнило возмущение. Захотелось топнуть, но на облаке это делать как-то неразумно, пришлось только сжать кулачки.
Ну и ладно. Я сейчас ленточку развяжу. И что я раньше не додумалась? И так демонстративно-брезгливо её вниз сброшу, ага. И ручкой на прощание помашу.
Но бант не хотел развязываться, совсем. То есть, узелка не было. Одни сплошные хитросплетения тяжей атласа. Вика торопливо перебирала петельки, но концов не находила.
Да что ж это такое!?
Она резко потянула за ленту, и Вадик послушно поднял руку, ослабила – рука опустилась. Снова дёрнула. Вадик с выражением наигранной покорности качал рукой, повинуясь такому баловству. Но Вадиковы васильки так красиво отражали (передразнивали!) её, Викино, небо. Красиво и бесцеремонно.
- Марионетка! – крикнула она вниз. Парень удручённо развёл руками.
Вике надоело забавляться. Откинувшись на спину, девушка принялась рассматривать замороженный след самолёта. Снежные хлопья превратились теперь в сверкающие, истончающиеся иглы и кристаллы, словно хрустальные подвески люстры.
Вика выбрала что поувесистей, с красивыми радужными гранями. Лед обжёг ладонь и пальцы. Едва глянув вниз, девушка метнула снаряд. Хрусталь не долетел до цели, растаял лёгким туманом.
Ну и ладно. Да и чего это я? Ну правда, куда собралась? В Америку на облаке? В Америку! На облаке!!! Ха-ха.
А внизу на васильковом поле всё также грустно улыбался Вадик.
- Так и будешь там стоять?
- Пока ты не передумаешь.
- А если я уже передумала?
- Ну, я могу спустить тебя.
- Вместе с облаком?
Вместо ответа парень с силой потянул за ленту, и Вика прямо на облаке начала спускаться. Вадик быстро перебирал ленту и становилось теплее.
В самом деле, как это она на такой высоте в ледышку не превратилась?
Земля быстро приближалась, вокруг уже поднимались кроны самых высоких тополей. У ног Вадима собрался ворох василькового атласа.
Наконец он спустил Вику до уровня своего лица. Она с наигранно-скучающим видом всё лежала на животе, подперев голову ладошками.
- Ну и что дальше? – насмешливо спросила она, с издёвкой заглядывая парню в глаза.
- Дальше? – переспросил он серьёзно, даже слишком серьёзно, криво улыбнулся одними губами и приблизился к Вике на расстояние поцелуя.
Это ж сон, а значит всё не считается.
Девушка не отодвинулась ни на миллиметр, продолжала с вызовом смотреть прямо в эти с золотистыми лучиками глаза.
- А дальше, – с нахальной улыбкой подмигнул ей Вадик и снова посуровел, – ты проснешься, – и словно гипнотизёр щёлкнул пальцами.