Продолжение...
***
На лестнице не было никакого освещения кроме света, скудно попадающего сюда сверху от входа и снизу от коридора, который вёл куда-то дальше.
Пахло, как и положено подземелью, сыростью и затхлостью. Но, надо отдать должное хозяевам, могло пахнуть и много хуже. Скорее всего, вопрос о вентиляции здесь всё-таки поднимался, хотя и не был приоритетным.
В начале следующего коридора, в стене, располагалось небольшое окно. Оттуда, на проходящих, глядела пара сосредоточенных глаз. Замыкающий сделал еле заметный кивок этим глазам и голова, которой они принадлежали, ответила тем же, как бы подтверждая, что то, что будет дальше подготовлено в соответствии с заявленными ранее ожиданиями, заглянувшими в это мрачное заведение посетителями.
Пол и своды тоннеля были отделаны большими валунами. Благодаря чему он походил на стандартное средневековое подземелье. Периодически встречались участки выложенные кирпичом. А местами залитые бетоном, как в бункерах времен второй мировой. Видимо на дизайне, словно на кольцах дерева отразились разные эпохи, оставившие здесь свой отпечаток.
По пути следования компании периодически встречались повороты, уходящие в бархатную темноту. Эта подземная обитель была очень обширной, так как на то, что бы дойти до пункта назначения, с небольшими остановками на ожидание пропуска, у троицы ушло минут десять-двенадцать. Но никто не выражал эмоций по этому поводу. Будто каждый побывал в этом месте по нескольку раз, а сейчас первостепенным было именно то, ради чего они здесь собрались.
Целью была комната, которую претворяла массивная железная дверь, отделанная под старину. Хотя, не исключено, что она действительно имела историю, уходящую вглубь веков. По крайней мере, огромные заклепки по канту, ручка в виде головы льва, который сжимал своей пастью большое крученое кольцо, тяжелый засов и сама фактура создавали именно такое впечатление.
Как только они подошли ближе, дверь дрогнула и немного приоткрылась. Ведущий потянул её за кольцо и благодаря мертвой хватке льва, она легко и тихо распахнулась. Долговязый без колебаний вошел внутрь. Ведущий, перед тем как зайти следом, повернул голову в сторону замыкающего. Их глаза встретились. Уровень напряжения, висевший в воздухе, отраженный на их лицах мог образно походить на процесс передачи информации со скоростью под тысячу мегабит в секунду по незримо протянутому между ними оптоволоконному кабелю. И было ясно видно, что у них нет сомнений по поводу исхода предстоящего дела. Так как для его завершения имелись страховочные варианты, призванные привести к стопроцентному успеху. Потому что результат касался далеко не только их троих, находившихся здесь, в этом не самом проходном месте. Ведущий, будто спохватившись, что задержался снаружи слишком долго, коротко кивнув, поспешил войти внутрь. Тяжелая дверь с лязгом закрылась.
***
Когда ведущий вошел в камеру, долговязый стоял у дальней стены, повернувшись к ней лицом и сцепив руки за спиной. Это была не напряженная поза жертвы, скорее, она походила на непринужденную издевку играющего роль актера, который в самый ответственный момент репетиции решил расслабиться, зная, что режиссер на минуту вышел и ему очень захотелось, воспользовавшись ситуацией, подбодрить своих коллег по цеху.
Лампа, которая висела над ним, создавала ореол некоего романтического лермантовского героя, играя роль луны светившей из окна, которого, конечно же, в подземелье не могло быть. Он что-то разглядывал поверх этой лампы и казался весьма спокойным.
Камера, полностью выделанная кафелем, никак не сочеталась с антуражем создаваемым дверью и стенами снаружи. Посередине в полу красовался решетчатый слив. Более предметов интерьера не наблюдалось. Только закрытые металлическими решетками лампы по трем стенам, которые светили весьма тускло, словно нарочно усиливая и без того леденящую душу атмосферу.
Далее всё происходило очень быстро, хотя было ощущение, что длилось вечно.
- Семаков… гхе… Владислав… Александрович – хрипло, кашлянув после фамилии, с некоторой претензией на официальность, произнес ведущий. Голос его был тихим и трескучим, будто он вспоминал, как следует говорить после долгого перерыва, да ещё вдобавок борясь с ангиной. При этом явно выделялось подергивающееся левое веко и вообще, казалось, на нем лежит громадный груз и он является частью некоего огромного механизма или существа, которое использует его в данный момент, как орудие свершения высокой воли. И он отчаянно старается не мешать проявлению этой воли присутствием собственной личности, но удается это с трудом. Каждое произносимое слово ему приходилось как бы додавливать, что бы оно выходило наружу и касалось слуха, стоявшего напротив него человека. Рука же, по мере произнесения речи, сокращалась, высвобождая вороненое железо из кармана косоворотки.
- Вы приговариваетесь… к смертной казни через расстрел – закончил он официальную часть. – Ваше последнее слово… - эти слова он произнес отрывисто, преодолевая какое-то неимоверное сопротивление. На лбу проступала обильная испарина, а лицо превратилось в неподвижную маску.
Его оппонент, выслушивая речь, по прежнему разглядывал пространство над лампой. Будто там было средоточие той непринужденности, которой, казалось, он был пропитан и источник неведомой силы противопоставляемой тому существу, чьим орудием являлся произносящий речь.
После того, как прозвучали три завершающие слова. Плечи долговязого чуть заметно затряслись. В сложившейся атмосфере было абсолютно непонятно смех это или плач. Затем он медленно и степенно, через наклон головы. Обернулся к ведущему. На его лице играла еле заметная улыбка.
Близлежащие коридоры подземелья пронзил звук выстрела. Но вряд ли его кто-то услышал, кроме тех троих, для кого этот выстрел и был целью собрания...
***
Шут. Часть 2 (аудиокнига)
© Дмитрий Кораваев.
Больше материалов можно найти на канале AudioTrace и ВКонтакте