Начало истории здесь
ГЛАВА 1 Традиции.
- Рики, привет! Есть серьезный разговор.
- Привет, что-то случилось?
- Не очень приятные новости.
- Не тяни, я уже нервничаю.
- Мы не увидимся этим летом.
- Почему?
- Я еду на IT-стажировку. Все уже решено.
- Куда?
- В Америку. В Пало-Альто.
Закончен учебный год. Последний звонок, пролетевший словно во сне, за пеленой слёз, совсем не от радости, и расставание со школой тут ни при чём.
Остался один экзамен – любимая химия. Готовиться можно и в деревне. Потом приехать, сдать и сразу обратно, чтоб к компьютеру и близко не подходить.
Вот парадокс, вступительные экзамены сданы, а выпускные ещё идут. Совершенно точно известно, где они с Янкой учиться будут. Вика поступила на химический факультет Университета, а Яна выбрала конечно же биофак.
Но зато некоторые смежные лекции можно вместе… э-э… может быть даже и слушать. А Андрей не смог поступить бесплатно на юридический и теперь должен пол-лета деньги зарабатывать. Ну это тоже неплохо. Да у них с Янкой всё неплохо, даже отлично. Они вообще не расстаются… Везёт же некоторым.
На глаза навернулись слёзы, и стройный ряд берёз за окном автобуса помутнел и слился в пронзительно-изумрудную массу, щедро заливаемую жаркими лучами июньского солнца.
А на стекле кем-то нацарапана надпись: «Вика + Лёшка».
Почти про нас...
Вика ехала в деревню. С тяжёлым сердцем, без радости. Почти без чувств. Все слёзы остались в городе. Она плакала навзрыд, уронив голову на стол, когда прочитала его последнее сообщение… Теперь почтовый ящик наверняка завален письмами, но она не будет их читать. Прощаться больно и бессмысленно. А так, словно у неё компьютер сломался.
Может, они и не увидятся больше… никогда?
Остановка Высоково. Звук удаляющейся машины, как последний отголосок шумного города. Пусто и нереально тихо. Автобус, блеснув задним стеклом, скрылся за поворотом…
А Лёшка – за поворотом планеты, и никакие временные аномалии не помогут сократить это расстояние.
Птицы в лесу распевают «восьмьюдесятью семью» голосами. Земляника отцвела, а на солнечных полянках даже порозовела. Пол июня прошло. Теперь как в рекламе, надо успевать «жить большими глотками».
Тёплый ветер радостно резвился на опушке. Словно старую знакомую, он обхватил Вику нежным вихрем, поиграл лёгкими прядками у лица, удивился их новому цвету и, смеясь, унёсся по малахитовой зелени лугов к деревне.
А дома все по-прежнему. Те же звуки, запахи, будто и не было долгой, холодной зимы. В вазочке на комоде срезанные осенью фонарики физалиса и розоватые сухие колоски, те самые, что Вадик подарил вместе с васильками. Те же узорчатые занавески на окнах.
И в огороде всё, как и год назад. Три грядки моркови зеленеют ровными щеточками пушистых кустиков. Параллельно и перпендикулярно выверенные ряды сочного лука, огромное поле, разлинованное картошкой и ещё не заросшее берёзкой. И усыпанная будто белым снегом клубника, а кое-где под листьями висят бледно-зелёные, с желтоватыми, плотно сжатыми семечками, ягоды. Скоро можно будет вспомнить этот восхитительно-свежий вкус и летний аромат. Только вот никто не скажет, что поцелуй со вкусом клубники.
Ещё весной дедушка построил за огородом сарай для сена. Но пока там лежала только солома. Её тёплый, прелый запах Вика почувствовала едва открыла дверь. Сквозь тонкие щели между досками пробивались солнечные лучи. В них светились, танцевали пылинки. Вика опустилась на колкую, золотистую солому и закрыла глаза. Снаружи не умолкала настырная пичужка: Тик-тик-тику, – разносилось над лугом. Ветер шумел листвой, где-то далеко перекликались петухи. А лучше всего Вика слышала тишину. Спокойную, чистую, настоящую жизнь. Нереальную, после суетливого города, где всё подчинено нехватке времени, а смысл жизни превращается в ожидание. И за этой бездумной растратой драгоценного, вечно дефицитного времени и проходит сама жизнь.
Отчего-то вспомнилась школа. Суматошные перемены и тоскливо-тихие уроки.
- Белова, ты спишь, что ли? Иди, тебя к доске вызывают, – толкнула её под бок Анютка.
Иди к доске… Я даже вопроса не слышала.
Конец третьей четверти. Сплошные контрольные, в голове бардак. Так ещё и не выспалась. Ещё бы, до двух часов ночи с Лёшкой переписывались. Не просто так! Объяснял сущность интегралов и сам, по ходу, запутался. Ну и на отвлечённые темы тоже… после этого вообще спать расхотелось. Вот и какая подготовка к ОБЖ? Смешно, в одиннадцатом классе учат, как при пожаре действовать.
Евгения Александровна повернулась в кресле и вопросительно смотрела на девушку, застывшую у плаката «Оказание первой помощи».
- Ну, Белова, мы тебя внимательно слушаем.
Язык к нёбу приклеился. И не то чтобы Вика не знала, что говорить, нет, просто силы вдруг закончились. Всё что она смогла – это выйти к доске. А теперь задрожали коленки, а ещё стало слишком жарко и душно.
- Первое, это уложить пострадавшего, – негромко и медленно произнесла Вика, оглядываясь в поисках опоры. Нестерпимо захотелось облокотиться хоть на что-нибудь. Лоб покрылся холодным потом.
- Погромче, Белова, там на галёрке Зимину с Долговым не слышно.
- Уложить… и обеспечить доступ свежего воздуха, – повторила Вика громче, но не услышала своего голоса. Уши заложило, заныл затылок и стало нечем дышать, до тошноты.
- Что, веером на него помахать? – усмехнулась Евгения Александровна и начала подпиливать ноготь на мизинце. А этот тонко жужжащий звук Вика слышала очень отчётливо. Ззик… Ззик…
- Нет, – Вика мотнула головой, и в глазах на миг потемнело, – нужно расстегнуть ворот и … – сглотнула вязкую, тягучую слюну и ошарашенно уставилась на стену.
Ззик... – стена покосилась вместе со старыми, пожелтевшими портретами великих…
Ззик… – под ногами качнулся пол. Вика прижалась спиной к доске. Потолок начал стремительно съезжать в сторону, приближаясь к полу и превращая противоположную стену в параллелограмм.
Ззик... – погас свет. Ноги отнялись, Вика потеряла равновесие и провалилась в бесконечную, тёмную пустоту.
Ззик…
Сквозь закрытые веки мелькали тени, чьи-то руки трогали её лоб, хлопали по щекам, потом подхватили и понесли сквозь невесомость и темноту. Она просила отпустить её, включить свет, ещё что-то, но сквозь шум в ушах слышала только своё невнятное бормотание. Отчаявшись, она прислонилась щекой к чьей-то тёплой и сильной груди.
Наверное, к Лёшкиной… точно, к чьей же ещё?
И спокойно уснула.
Было прохладно, тихо, пахло нашатырём и хлоркой. И было светло. Вика приоткрыла глаза и увидела потолок. Обыкновенный потолок с длинным, во всю комнату, продольным швом. Желтоватые следы протёков напоминали береговую линию неизвестного государства. Побелка вокруг потрескалась, свернулась причудливыми лепестками и ракушками и собрала на себе серый слой пыли.
Вика лежала на жёсткой, холодной кушетке в медицинском кабинете школы.
- И что с ней? – мамин негромкий голос послышался в соседней комнате.
- Возможно переутомление, нагрузки, нервное напряжение… У неё низкий уровень сахара в крови.
- Это серьёзно?
- Не могу сказать, надо сделать ещё анализы, тогда всё узнаем. Скажите, она хорошо питается?
- Ну… вполне.
- Понаблюдайте, похоже на истощение. Вы слышали про анорексию?
- Мам… – голос Вики зазвенел в пустоте.
- О Боже, доченька, – мама, бросив сумку на стул, влетела в комнату и присела на кушетку, гладя Вику по голове.
- Мам, пойдём домой?
- Больше гуляйте, принимайте витамины. Ей надо развеяться, она будто чем-то измучена, – слова Лидии Анатольевны, школьной медсестры, болью отозвались в сердце.
Она не измучена, она просто несчастно влюблена.
- Вика, скажи, а что ты ела сегодня? – спросила мама, когда они вернулись домой.
- Не помню…
- А когда ты последний раз ела?
- Тоже, кажется, не помню…
Вика открыла глаза. Полоса солнечного света переползла на стену, пылинки погасли, затих ветер и замолчала птичка.
- Обед проспала, – она посмотрела на часы. Чёрные часы в пластиковом корпусе так привычно смотрелись на запястье. Лёшкины часы. Тогда, в последнюю ночь он пристегнул их на изголовье кровати, а утром Вика... Ей очень нужно было хоть что-то, что можно прижать к сердцу, спрятать в кармане по дороге домой, положить под подушку в первую ночь в городе и поплакать если станет совсем тяжело. И просто носить всю зиму, отмахиваясь от назойливых вопросов девчонок: И зачем тебе мужские часы?
А действительно, зачем? Надо кое-куда съездить, и кое-что сделать… Организовать музей часов на дне пруда! Только сначала чай…
Помимо чая нашлись ещё другие важные и неотложные дела: разобрать сумку, убраться на крыльце, подумать об ужине и сделать салат, и огород полить, и чайник вскипятить…
Когда Вика присела с чашкой у окна, солнце уже спускалось к горизонту. Его нежные лучи терялись среди тёмных крон тополей, бликами ложились на траву, подсвечивали изнутри тёмно-розовые пионы. Всё пространство заполнилось этим свечением, на фоне зелени выделялись необыкновенно яркие оранжевые лилии, а бледно-голубые ирисы стали серебристыми. Во всём окружающем пейзаже появилось что-то сказочное, будто кто-то добавил розово-оранжевой краски в воздух, а все сине-зелёные тона приглушил, превратив в фиолетово-серые. Даже некрашеный сруб соседнего дома светился тёплым, медным светом.
Едва Вика вывезла велосипед из двора, причина «цветопредставления» стала понятна. Половину неба с восточной стороны закрывала чёрно-фиолетовая туча. Медленно, но неумолимо она наползала ровной полосой, закрывала зеленоватый небосклон. Это она собрала в себя все холодные тона. И её дыханию сопротивлялся розовый отблеск зари.
Отменяется поездочка, – вздохнула Вика, возвращая велосипед на место. – И снова гроза. Не успела приехать, называется.
Край тучи клубился, вращался гигантским валом, надвигаясь на деревню. Словно рассердившись, что её заметили, туча сверкнула молнией и гром прокатился низким гулом за пеленой сиреневого войлока. Далеко над дорогой поднялось облако жёлтой пыли, склонились берёзы на повороте и ветер упругими волнами понёсся к деревне по изумрудной зелени лугов.
Первый порыв перехватил дыхание и заставил отступить во двор, а последующие, вперемешку с колкой пылью и холодными брызгами, вынудили закрыть дверь и встать с подветренной стороны.
Слушая гул ветра и грохот грома, Вика смотрела на солнце, что не успевало спрятаться за горизонт. Отчаянные рыжие лучи дразнили стремительно несущуюся с востока громаду.
- Торопишься на запад? – едва слышно прошептала девушка. – А можно мне с тобой?
Едва оранжевый шар успел коснуться земли, мир накрыла свинцовая тьма.
В один миг на землю спустилась ночь, спрятала дали за тёмной завесой дождя. Электрические блики молний бесконечно делили трёхмерный мир на чёрно-белые, мгновенные, нереально плоские картины. Гром будто выборочно озвучивал это сюрреалистическое слайд-шоу. Он, то хрипя сотрясал воздух, то прокатывался по всему небосклону, начиная от глухого урчания с востока, через оглушительный треск над головой прижимал тяжёлым гулом небо к земле на западе, то деликатно замолкал, пропуская вспышки в оглушающей тишине. Ветер остервенело рвал струи дождя в мелкую пыль.
Гроза не стихала целую ночь. Временами ураган отдыхал, но потом набирался сил и снова набрасывался на измученную, сонную деревню. Только обогнув землю, обойдя тучу с востока, солнце прогнало ночной кошмар, растворив его остатки жаркими лучами.