«Кто не знает гоголевской унтер-офицерской жены, которая, по словам находчивого Сквозника-Дмухановского, «сама себя высекла». Мы смеемся, а между тем факт такого самобичевания не только возможен, но даже совершается воочию в г. Камышлове, где члены санитарной комиссии секут сами себя, пожалуй, почище унтер-офицерии.
Камышлов поражает даже самых равнодушных зрителей – членов санитарной комиссии – громадным скоплением навоза, сплошь покрывающего улицы, площади и даже берега реки Пышмы: обилие его таково, что весь город представляет собой гигантскую компостную кучу, столь любезную сердцу рациональных сельских хозяев. Как ни мало брезгливы камышловцы, но, смекнув, наконец, что это удобрительный материал, в своем применении прекрасно действующий на «изобилие плодов земных», порождает своими миазмами лихорадки, тиф, возвратные горячки и тому подобные прелести, решились в 1879 году, в 26 день марта (счастливый день) устроить санитарную комиссию.
Сказано – сделано. Собралась комиссия – толкует.
- Такая, право, «комиссия», господа, с этим навозом! Что с ним поделаешь? А все же надо что-нибудь и предпринять, а то станут в городе говорить о нашей бездеятельности, - замечает один.
- Знаете что? – догадывается другой. – Мы докажем, что достойны доверия общества. Распорядимся живой рукой!
И распорядились... Вдоль съезда на р. Пышму поставили два-три столба с красующейся на них надписью: «На реку навоз валить запрещается».
- Теперь шабаш! – думают члены. – Жители устрашились, ждут.
Раз вечерком идет наш корреспондент г. Grillon в обществе содержателя местной библиотеки и г. П. и мирового судьи г. К. Идут вдоль берега Пышмы любуются они столбиками как наглядным проявлением деятельности санитарной комиссии, но только поравнялись с домом г. Р., врача и санитарного члена, глядь, а из ворот его дома выезжает телега, наполненная навозом и различными экскрементами, и направляется прямехонько к заветным столбикам, где, конечно, и опоражнивается. «Что же это такое?» - спросит читатель. А ничего. Ведь известное дело, что санитарам закон не писан! Пишется он для мещан, крестьян и прочего бедного люда, для вразумления которого существуют штрафы, кутузка и прочие более или менее веселенькие мероприятия, а люди интеллигентные, стоящие выше предрассудков невежественной толпы, первые же игнорируют свои постановления, резонно рассуждая: «Наше дело учить, а не учиться!».
Какую воду пьют камышловцы, это видно из письма того же корреспондента. Весной вода в Пышме принимает мутновато-желтоватый цвет и имеет неприятно-навозный (еще бы!) вкус. Общественных колодцев в городе нет, кроме одного – на базарной площади, вода которого круглый год для питья не годится, потому что он устроен на самом низком месте и притом там, где ежедневно скапливаются сотни лошадей, экскременты которых, просачиваясь в колодец, портят воду. К тому же город до такой степени сроднился с навозом, что даже под вновь строящуюся церковь выбрали то самое место, куда не далее как в прошлом году свозились отовсюду всевозможные нечистоты! Дальше этого идти, кажется, некуда?!».
"Екатеринбургская неделя" № 24, 1882 г.