"Мирослава дума" - Александр Горбачев, 1.11.2010
Это надо было видеть — как посреди «Кофе-хауза» огромный бородатый Мирослав Немиров бил в бубен, рылся в записях и к явному удивлению всех посетителей заведения громко читал матерные стихи про Путина. Это надо было слышать — просто потому что немировские интонации очень плохо передаются на письме. Тем не менее, как-то передаются — и это, на мой взгляд, одно из лучших интервью, которые получались в рамках «Среды». Даже если вы не собираетесь на концерт — почитайте; не исключено, получите некоторое удовольствие. Участники группы «аРрок через океан» — о зарождении сибирского панка, идейном противостоянии с Егором Летовым, найскоре, группе Cheese People как источнике вдохновения, песнях протеста и о многом другом.
действующие лица:
Мирослав Немиров — тексты, голос
Игорь Плотников — музыка
Гузель Немирова — импрессарио
Аркадий Кузнецов («Инструкция по выживанию», «Гражданская оборона», «Великие октябри» и пр.) — гитарист концертного состава «аЧо»
— Зачем вам, людям взрослым и вроде как вполне состоявшимся, вообще понадобился «аРрок через океан»?
Плотников: В 2006-м году я стал сочинять песни, играть на гитаре и их записывать. А наш тюменский товарищ Шапа (Юрий Шаповалов — Прим. ред.) меня всячески поддерживал — и Немирова к этому делу тоже всячески подталкивал. Немиров же у нас известный деятель панк-рока. Но Немирову мои песни не нравились. Он говорил — пафосная херня!
Немиров: Мне вокалы не нравились! Песни-то хорошие — мне не нравилось, как ты пел!
Плотников: И тогда он решил петь сам. Осенью 2008-го я переехал в Голландию, и Немиров предложил записаться.
Немиров: Ну да, ты продолжал долбить — да что, да почему, да давайте участвовать… А тут мне Гельман подарил микрофон — точнее, мы убедили Гельмана, что в галерею, где мы проводили литературные вечера, надо купить микрофон. Я Плотникову говорю — ну хочешь, напою? «Напой!» Я и напел для смеха: правды нет, Россию продали, один труд остался. Плотников на следующий же день сделал из этого панк-рок. Ну и понеслось.
<мп3 песни аРрока «Правды нет» >
— А до этого у вас, получается, был долгий перерыв в музицировании?
Плотников: Ну как — перерыв? Да я и не был никогда музыкантом. Все эти «инструкционные» дела — я там колбасился, участвовал в общем процессе. Музыкальное участие было таким — две песни только, которые мы с Шапой сделали: «Жалкая ложь», которая вошла в «Инструкцию по обороне», и «Генералы и майоры». А так — я ходил по городу с саксофоном и во фраке, мне сигналила машина Скорой помощи, а одна девочка, которая сзади шла, сказала: «Мама, мама, смотри, Онегин идет!». А у Онегина — щетина трехдневная.
Немиров: «Инструкция по выживанию» — это же был большой конгломерат: музыканты, художники, фотографы и просто сочувствующие.
Плотников: Это была движуха, которую Немиров совместно с единомышленниками запалил. Но музыкантом я никогда не был. И он не был. Правда, в середине 90-х хотел драм-н-басс играть и всех к этому склонял.
Немиров: В 93-м! Я слушал по радио «Станция» джангл, бегал и кричал — вот она, правда жизни открылась! Нужно это самое! Ну на меня смотрели и пальцем у виска крутили.
Плотников: А «Аррок через океан» начинался как проект таких песен протеста. Поэтому — «Правды нет, Россию продали», ну из старого советского анекдота.
Немиров: Пародий на песни протеста!
Плотников: Но поначалу это все был панк-рок. А потом чисто техническая сторона поменялась — я купил макбук, и в нем делать музыку и открывать какие-то новые возможности стало легче. И оно все перетекло в то русло, которое сейчас.
Немиров: Да и панк-рок — совершенно давно мертвая музыка.
<мп3 песни «Инструкция по обороне» «Любовь — это жалкая ложь» >
— А до «аРрока» вы какую-то связь поддерживали? У вас же судьбы довольно по-разному сложились, я так понимаю.
Плотников: В 90-х мы вообще не держали связь.
Немиров: Я в 87-м году из Тюмени уехал. Жил в Ростове, в Москве, время от время возвращался в Тюмень — мой адрес был Советский Союз. И рок-музыкой не интересовался, поскольку, на мой взгляд, она пришла в глубокий упадок. А интересовался современным искусством. Подружился с Тер-Оганяном, Кошляковым, мы затеяли товарищество «Искусство или смерть» — туда-сюда, галереи, перформенсы, все дела… Ну и писал стихи — уже стал чистым поэтом. А потом все 90-е тоже писал — «Тюменщиков» и всякую литературу. Уже в глухом андеграунде, ни с кем не общался, сидел, сочинял. Музыку не слушал, кроме радио «Станции», как она называется и кто исполняет — тоже не знал. И до сих пор не знаю. А Плотников закончил университет в 90-м, он филолог по образованию, устроился в западную фирму переводчиком и поехал осваивать севера, добывать нефть и все прочее. А поскольку держать просто переводчика — слишком большая роскошь, начал и всем остальным заниматься.
Плотников: Да не роскошь! Нас просто обучали другому потихоньку. И мы стали делать то же, что все. Начиналось все по северам тюменским, вахтовым методом. Потом одно-другое, с места на место: я оказался в Коми АССР, затем в Казахстане, в Айзербайджане, в Грузии — где есть нефть, туда и бросало. И так получилось, что мы с женой в Тюмени за 10 лет были, может быть, год: потому что мы сидим в Казахстане, допустим, и у нас выбор — ехать в Сибирь или куда-нибудь в Тайланд или еще в какое-нибудь путешествие. И мы решили эмигрировать — и уехали в Канаду в 2000 году, потому что проще всего. Причем я нефтью там не хотел заниматься. Я пошел учиться на компьютерного аниматорщика, получил диплом, работал во всяких программах, которые для телевидения и для киноиндустрии, спецэффекты и все такое — но по специальности работу так и не нашел. Помыкался-помыкался — и подался обратно на родные нефтяные промыслы. Я работаю в снабжении нефтяных компаний — при добыче и разведке эксплуатации месторождений. Это такой маленький бизнес, где все друг друга знают — скажем, работу в Конго мне предложил тот же человек, который когда-то меня на самую первую работу устроил еще в Тюмени.
Немиров: Ну вот! А потом наступил двухтысячный год, появился интернет — тут-то мы все и сошлись в киберпространстве. Образовали маленькую виртуальную компанию — Плотников, Шапа, мы с Гузелью. Те же самые инструкционщики. Хотя конкретно с «Инструкцией» все закончилось в 87-м году. После «Ночного бита» — все. Еще некоторое время мы там повожукались с «Культурной революцией», с Артуркой Струковым; также «Джек и Потрошители» были. В общем, там из этой «Инструкции» выросла масса всего путем почкования — и время от времени эти почки расцветают.
— То есть вам все, что после «Ночного бита», неинтересно?
Немиров: Почему? Мне очень нравятся пластинки начала 90-х. Последнее, что я слышал, — «REX», ну и там есть отличные песни. А так-то Роман Неумоев очень долго со мной воевал, потому что я ему Советский Союз развалил. В буквальном смысле. Я демон! Засланный инопланетянами! И развалил Советский Союз. Ради чего? Чтоб поднасрать Роману Неумоеву! (Все смеются.) Но теперь он отказался от этой теории, сейчас у нас вежливые отношения. Правда, последний раз, когда мы виделись, это было очень странно. В 2002-м году Гузель заболела, лежала в больнице — а я сидел дома и потихоньку попивал. Звонят Артурка с Ромычем — сейчас приедем. Ну давайте, хрен с вами. Приехали. Туда-сюда, поговорили вежливо. Пошли Гузель навестить. Приходим к больнице — Ромыч говорит: не, я не пойду, там дурная энергетика. Хорошо, вернулись. Опять поговорили вяло. Ну и вот Ромыч уходит и выкладывает на стол 500 рублей: мол, купи Гузели чего-нибудь. Я отвечаю — Ромыч, спасибо, за заботу, конечно, но в данный момент я не бедствую. «А, ну тогда это тебе будет гонорар. За песни.» Я говорю — э, нет, Ромыч! 500 рублей в качестве гонорара маловато! (Смеется). «Чем богаты», — сказал Ромыч и быстро-быстро убежал. Я, конечно, мог ему бросить вслед эту пятисотку, но по здравому размышлению не стал — пошел и пропил.
— Ну то есть вы какую-то связь «аРрока» с этими инструкционными делами ощущаете?
Немиров: Ну конечно, историческая связь есть — куда ж от нее денешься? Мы сделали клипы на три песни «Инструкции». Еще сделали очень раннюю песню «Инструкции», которая еще до Ромыча была сочинена: я тогда работал учителем в школе, там же жил, мы там репетировали по ночам. «Предновогодние дни» она называется, причем там все поучаствовали — и Аркадий Кузнецов, и даже солистка «Барто».
Плотников: Кстати, ты знаешь, что в «Ладе Дэнс» рифф основной — это «Не осталось никого»? Я предлагаю на концерте плавно с нее и перейти на последний куплет «Не осталось никого».
<мп3 песни аРрока «Предновогодние дни» >
— Я хотел спросить про ваше отношение к Летову. Потому что вы как-то его регулярно костерите в ЖЖ и прочих текстах — а в общественном сознании-то все равно «Оборона» и «Инструкция» один конгломерат собой являют.
Немиров: Вот как только оно стало становиться конгломератом — я оттуда и ушел. Потому что Летов мне не нравился ни в какую. Ни в каких своих проявлениях. Даже не лично Летов — я с ним практически знаком не был, виделись раза три-четыре. А то направление, которое он развивал и которое возобладало, мне было крайне омерзительно. Собственно, и Ромыч уже от Летова открещивается последние лет 15.
— Ну а почему омерзительно-то?
Немиров: А вот про это я написал! (Роется в бумажках.) Вот. Летов — это русский рок. Волосатый, потный, похмельный! Истерический рев, до фига этих, слов! С рыбной чешуей в бороде, с сиськой пива… (Все смеются.) Это то, что я ненавижу. Потому что, во-первых, я сам такой — и это мне в себе очень не нравится. А во-вторых, это такая русская традиция, идущая от Достоевского. Но есть ведь и другая русская традиция! Пушкин, Набоков… Так, у меня это тоже записано. (Роется в бумажках.)
Плотников: Тютчева забыл!
Немиров: Пушкин, Тютчев, Набоков, Хармс…И мы в «Инструкции» с самого начала хотели такую линию легкого, летящего, свежего музона развивать. Мы не были никакие сибирские панки. Мы были волновики. Мы ценили новую волну. Soft Cell. The B-52’s. UB-40. Public Image Ltd. И Sex Pistols, конечно. А Летов это все ненавидел! Все, что я перечислил. И мы вот, как — два разных полюса, никак не слиться нам, идет война священная… Как там? Народная война. Летов любит прямо противоположное. Из «битлзов» он любит что? Хуйню какую-то. А я люблю «Rubber Soul». Из «бич бойсов», он ими восхищается, он любит что? «Pet Sounds», блядь! Тьфу! А я люблю — «Surfin’ USA». И так во всем. Я проводил сопоставление. Вот недавно наткнулся — он ругает Синатру и Моррисси, зато вот Дилан и Коэн — это люди. А для меня Дилан, Коэн и Уэйтс — это Шуфутинский. А вот Синатра и Моррисси — да… Короче, вот так.
— Мне как-то неочевидно, как «Аррок через океан» соотносится с Тютчевым.
Немиров: Как? Как неочевидно?! Мы продолжаем ту же линию! Ту же линию, только не словами, а звуками. Я ж говорю — легкий, ясный, летящий…
— Но при этом громкий и быстрый. Чего не скажешь о Тютчеве.
Немиров: Ну это уж как сказать! «Мужайтесь, о други, боритесь прилежно» — очень громкий стих. И потом — я у тебя в этой твоей заметочке увидел слово, как оно называется? Да, найскор. Я не знал такого. Спросил у Плотникова — он тоже не знал. Пошли в «Гугл». Там сказали, что это непрофессиональное самодеятельное творчество для друзей и знакомых. Так и правильно! Мы такие! И Тютчев был такой, и Хармс, и подпольные советские художники-нонкомформисты. И «Аквариум» начала 80-х. Все хорошее у нас, все то, что мы ценим, оно такое и было. Оно, как писал Розанов, хоть и врал при этом, обращено к своей компании и неведомому другу. На кого мы ориентируемся? Да примерно на меня 78-го года, который сидел в диком Надыме, блядь, и крутил ручки радиоприемника, слушал всю хуйню. Вот! Так мы соотносимся с Тютчевым! Тут еще видишь, в чем дело — это очень плохо, что производите вы разделение. И рокера сраные производят. Потому что неграмотные. И художники. И литераторы ни хуя не знают, кроме своих буквочек. А на самом деле искусство — это единый поток. Пушкин. Тютчев. Маяковский, Малевич! Этот, на пианине который — Чайковский! Все это единый поток. И «Битлзы», и прочее. Это разные формы выражения, но одного и того же. А вот это одно и то же — оно может быть разным. Вот наше с Летовым — принципиально разное. Летов — это Достоевский, Летов — это очень плохой Маяковский.
— Так вы ж любите Маяковского!
Немиров: Мало ли, что я люблю! Я и водку люблю! Но я же это осуждаю! (Все смеются.) Летов, кстати, не любил Sex Pistols. Dead Kennedys он гораздо выше ставил, кого только не хвалил — а Роттена считал клоуном, продавшим идеалы панк-рока.
— Ну хорошо, а вот вы говорите, что начинали с пародий на песни протеста…
Немиров: Ну потому что это лежит на поверхности. Что такое рок? Музыка бунта, песни протеста. Пожалуйста! Сейчас мы вам такие песни протеста сделаем, что содрогнетесь! Идем навстречу пожеланиям публики, только их предельно радикализируем. Ради нигилизма. За революционность, против Путина? Пожалуйста — «ебучий Путин, ты будешь хуй сосать»! У меня еще есть такие тексты, только я побоялся публиковать. Шапе написал — Шапа ответил: «Охуеть! Удали немедленно, всех посадят, кто стоял в окрестности 30 метров от компьютера!» Сейчас спою.
Гузель Немирова: Лучше не надо…
Немиров: Ладно, не буду, он длинный. Короче, припев вот такой (поет): «Заебал ты Пу-у-тин! Да ебись ты в сра-а-аку!»
Плотников: Да это ж на альбоме есть!
Немиров: Да ладно? А, ну значит у меня еще есть. Уже и записал — но не хочу я этими политическими делами заниматься! Пусть Шевчук занимается. С этим, со Шнуром воюет.
<мп3 песни аРрока «Пу-пи» >
— Ну Шевчук со Шнуром-то не воюет как раз.
Немиров: Ну так правильно, ему по рангу не положено. Кто там Шнур? Под ногами всякая шлоебень. Хотя песня у него очень хорошая, кроме нескольких моментов — когда там про цента звон и так далее, это плохо. А так очень хорошо, четко, точно.Сделал идеальную песню протеста. Примерно то же самое, чем занимаемся мы. То есть чем мы раньше занимались.
Плотников: А чем мы сейчас занимаемся?
Немиров: Хорошими песнями! Мы делаем отличные веселые запойные песни.
— А вот вы говорите — самодеятельное творчество. То есть никаких амбиций нет?
Немиров: Ну если публика будет — мы не откажемся! В том-то и дело, у нас ничего нет секретного. Не то что собрался кружок эзотерического знания. Будет публика — мы будем рады. Будут крутить по радио — хорошо. Будут показывать по телевизору — да пускай, тоже не помешает. Только не будут. А прилагать какие-то усилия для этого — ну, я лично не стану.
— С поэзией для вас «Аррок» как соотносится? Это другое?
Немиров: Совсем другое. Я ж не поэт сейчас, я певец! Какие буквы, вы что? Эта, блядь, очкастая шлоебень… Мои сейчас друзья, коллеги — Кобзон, Моррисси, серьезные люди. А эти, которые перышками скрипят, — это все в прошлом. Да и те стихи, которые я раньше писал, они же строились как рагги — хотя это слово я узнал только в позапрошлом году из Горохова. То есть раскачивание между пением и чтением, одно, переходящее в другое и наоборот. Вот когда начался «аРррок» — я стал стараться петь. А теперь понимаю, что время от времени надо все-таки читать.
— Ну вот а саунд вы когда делаете, отчего это отталкивается?
Плотников: Даже и не знаю, как сказать. Так получается. Я люблю все, где есть драйв — дабстеп, электронщину, панк, Шакиру, Sex Pistols.
Немиров: Главное, что мы тырим отовсюду. Что послушал — то и стырил.
Плотников: Ну да. Поскольку я нахожусь в пути большую часть времени, у меня нет рядом ни мониторов, ничего. Все, что я могу, — работать с саундом через наушники. И даже когда я домой приезжаю, у меня нет времени чего-то послушать и переделать. Да и смысла нет. Сделано — давай другое делать, Марко, наш звукоинженер, все исправит и подчистит, если надо. И эта идея сэмплирования — она присутствует в полный рост. Зачем мне сидеть, играть, по 200 раз записывать одно и то же, на синтезаторе, на гитаре, когда это все сыграно уже? Вот Фрипп у Боуи рифф сыграл — так я его возьму, вырежу и поставлю. И он будет лучше звучать, чем я сыграю.
— А откуда у вас взялся этот концертный состав, такой многочисленный?
Плотников: А это все Гузель. Я пытался второе поколение «инструкционщиков» собрать — вот у Аркадия Кузнецова дочь на басу играет. Они даже согласились, но не вышло.
Немиров: Там у них ансамбль, то-се, играют панк, а-ля «Гражданская оборона». Мы их пытались перевести на наши рельсы. Но Тюмень — это ж болото. Им приходилось из Москвы назначать репетиции, находить точку. Гузель, в конце концов, звонила матери! (Все смеются.) «Что такое, почему дочь прогуливает репетиции?»
Гузель Немирова: А потом они прислали запись репетиции и оказалось, что ребята играют интересно, но совсем не то; и мы с ними выступить не сможем. И я стала искать музыкантов в Москве. Чего там только не было. Договорилась с басистом «Чернозема» Штакетом, который теперь почему-то Наган. Потом мы хотели, чтобы были на сцене девчонки на подпевках — а у нас есть подружка-модельер, она и говорит: ой, певицы обычно некрасивые, вам нужны модели. Я отвечаю — ну давай. Она мне прислала кучу моделей, сказала, что будут съемки клипа, пришлось с ними разбираться, устраивать кастинг… Балалаечника искала, гитаристку, еще кого-то. Недели полторы плотно этим занималась — и вроде все получается. Ну потому что если точно знаешь, что ищешь — найти можно. Нам сразу было понятно, что не надо искать профессиональных музыкантов, которые за деньги все правильно сыграют, нужны люди, которым это будет нравиться, которых это будет заводить.
Немиров: Вот сейчас поедем на репетицию — все отлично, всем нравятся, все горят.
— У меня вопросы кончились, но не знаю, кончились ли у вас ответы — вон еще сколько всего на бумажках записано.
Немиров: Так. Вот я составил список того, что на нас повлияло. «Битлз» — конкретно «Rubber Soul». Shocking Blue. Black Sabbath. Джангл по радио «Станции». Sex Pistols. B-52’s. Ли Скретч Перри, конкретно «Dub Revolution». Public Image Ltd, конкретно пластинка «Album». А также «Веселые ребята», «Поющие гитары» и Uriah Heep.
Плотников: А «Мираж»?
Немиров: Не! Чего «Мираж» — я к тому времени Soft Cell слышал. Вот Soft Cell, кстати, да. А «Мираж» — ну да, молодцы, но так, чтобы — оооо! — такого не было. Так, далее. (Роется в бумажках.) Это мы рассказали, это рассказали. А! Проблемы! Русский рок — он же проблемный! Он же поднимает проблемы и их решает! А хули их поднимать? Проблемы — они всегда были и есть. Рок — он несет на себе груз забот. А мы занимаемся беззаботностью. Чтоб дать человеку хоть 4 минуты, пока песня длится, почувствовать себя свободным и беззаботным. Так, что тут еще… Насчет того, что движуха нужна, готовы сотрудничать с кем угодно. Только не с кем!
— Вам никто из новых музыкантов не нравится?
Немиров: Ну вот с «Ленина Пакетом» договорились — они написали, я послушал, пара песен понравилась, но никак не можем встретиться.
Плотников: А в прошлый раз у нас была репетиция на Курской на точке, Немиров вышел покурить — а тут идут какие-то люди молодые, говорят, мы ваши поклонники, тоже тут репетируем, имейте нас в виду, пластинки ему вручили.
Немиров: С «Елочными игрушками» познакомились и даже вроде бы дружим. Но они совсем другие. Они «Секс пистолзов» не любят. Они Ахматову любят! Да и музыка мне их не нравится. Одна песня, «Кредит» — нравится. А вот «СБПЧ» — ну совсем хуйня. С Родионовым — тоже. То есть музыка отличная, но этот бубнеж…. Пишешь стихи — дай мне их на бумаге, я прочитаю, зачем мне их бубнить? Или спой. Вот Cheese People мне очень нравятся. Я как услышал — охуел. Вот тогда я и понял, что надо снова заниматься роком, пошла новая русская волна. «Ураганы» еще хорошие. Еще эти, одесские — то есть московские, но поют как будто одесские блатнячки, «Абанамат». Но движуха все равно пока не зажигается. То ли недостаточна критическая масса, то ли у нас у всех слишком разные художественные ценности.
Гузель Немирова: Да нужно просто делать мини-фестиваль. Но пока на это не было сил.
— Да ну, а мне кажется, фестивали такого рода себя изжили немножко.
Аркадий Кузнецов: Не знаю, а мне понравился опыт выступления в Тюмени, когда мы сделали коллаборацию с диджеями — там есть такой человек, Сергей Сабуров. Было несколько залов, в которых играла разная музыка, и очень много людей, которые пришли, не представляя, что они услышат. И когда эта масса набилась в клуб — у людей были ошарашенные глаза. Почему понравилось — потому что обычно вся эта музыка очень разобщена. Этих сто человек, этих сто, везде свои маленькие тусовки.
Плотников: Так это ж повсеместно. В саунд-школе в Амстердаме, где я учился, я один был старпер, а все остальные были молодые ребята, и они в основном были электронщики. Делали глитч и тому подобное. И из них никто не знал ни «Роллинг Стоунз», ни «Битлз» — совершенно другая история.
Немиров: Да и хорошо «Роллинг Стоунз» не знать! Счастлив тот человек, который не знает «Роллинг Стоунз»!
Аркадий Кузнецов: Но те, кто не знают, очень быстро окукливаются, и становится неинтересно — чап-чап-чап, и все.
Мирослав Немиров: Вот для этого и нужна движуха — чтобы она все в себе обсасывала и перемешивала! И мы пытаемся организовать. Но дело-то в том, что я старый и больной. Чтобы движуха была — нужно везде ходить, тусоваться, бухать, без алкоголя никак. А я не могу. То есть я, может, и могу, но Гузель не позволяет.
Гузель Немирова: Да зачем тебе куда-то ходить?! Есть же интернет.
Немиров: Интернет есть, но его возможности преувеличены. Все равно им не заменишь личное общение. А главное — совместное употребление алкоголя. Бывают исключения, но… Пока бухали вместе — «ОсумБез» процветал. Как перестали бухать — кхх! А что касается фестивалей — да надо просто идейно близких подбирать. Вот первый сибирский рок-фестиваль прогремел и очень многих поднял — Летов там нашумел, Янка впервые выступила, «Инструкция». Почему? Потому что не звали «Машину времени» или группу «Бастион». А отбирали целенаправленно близких. Там все за углом перезнакомились, там этот сраный сибирский панк и возник! Это ты, Гузель, виновата. Ты организовала!
Гузель Немирова: Не только я — еще Шапа. А вообще Шапин папа виноват. Знаешь, почему? У него был бесплатный межгород.
Первый концерт «Аррока через океан» в большом электрическом составе состоится в рамках Среды Горбачева 3 ноября, в 21.00, в малом зале клуба Ikra