Здравствуй! Телеграммы моих снов не доходят до тебя.
А сегодня мне сказали, что ты родила еще одного мальчика, еще одно дитя и, значит, стала еще на одну жизнь другой. Ты все время отдаляешься от меня. Ты все время новая. Впрочем, может, я и люблю в тебе эту бесконечную новизну - от постоянства устаешь быстрее, чем от ветренности.
Я помню, как ты боялась в первый раз рожать, а вот у тебя уже трое и, наверное, это не все. Ты стремишься продолжить жизнь, а я пытаюсь ее понять, и тем не менее мы схожи в самом начале, в том, что мы не должны были жить. Тебя, из-за болезни почек матери, вытягивали вакуумом. О тебе тогда никто и не думал, пытались спасти мать. Нo ты выжила. У моей матери схватки начались под вечер, в субботу, когда в больнице не было ни одного врача. Я родился маленьким и почти просвечивался, никто не верил, что я выживу. Выжил. Точнее, мы оба выжили, потому что должны были встретиться.
Я всегда знал, что ты мне завещана, поэтому те тысячи километров, которые сегодня нас разделяют, не пугают меня. Они разделяют нас в пространстве земли, тогда как большинство людей разделены пространством души. Знаешь, Воробышек, я тебя жду. Всегда.
* * *
Я всегда любил то, что любила ты. Втроём, с сестрой, мы пересмотрели всего Тарковского. Как-то ты повела нас на "Зеркало". Ты его уже видела, а мы нет. Тогда я, кажется, ничего не понял. Когда фильм кончился, ты сорвалась и убежала в парк. Я хотел найти тебя, но сестра остановила меня: "Не надо".
"Но почему она убежала?" - "Она считает, что это фильм про нее".
Ты полюбила Битова. Я даже не знаю, что именно ты читала - кажется, "Преподаватель симметрии". С тех пор фамилия "Битов" стала для меня родной. Впервые я прочитал его в армии - "Сад". Мне показалось, что эта книга - о нас.
Ты дарила мне что-то постоянно, я так мало знал до тебя. Причем, это были не просто авторы, это были ТВОИ авторы, они были частью твоей души, частью твоего мира, который я любил и старался понять. И эти книги, фильмы, песни остались со мной навсегда. Когда я слушаю "Гуд бай, Америка", я вспоминаю, что ты любила эту песню.
Я тоже дарил тебе что-то, пусть немного. "В матерчатом зеленом переплете Ахматова/ Ты помнишь ли о ней?.." Моя первая Ахматова, моя любимая книга. Булгаков. "Эта книга облита кофе..." Я храню ее, несмотря на то, что у меня пятитомник. Потом - двухтомник Цветаевой...
Недавно я обнаружил, что Гребенщиков похож на тебя. Я положил ваши фото рядом - никаких сомнений. Тот же профиль, только губы у тебя чуть больше, нежнее... Я всюду ищу тебя.
Я мечтаю о женщине, которая любила бы тебя как я. В этом нет ничего противоестественного: если любишь человека и то, что ему нравится, почему женщина должна составлять исключение? Самое смешное, что в этом нет никакого Фрейда. Ты - не вожделение, а родина моей души.
Поэтов всегда тянет на родину, причем для этого не нужно совершать никаких путешествий. Любовь к затерянному в океане острову ничем не опасна. Наташа не поняла этого и не простила. Моя жена просто ненавидела тебя. Но обе знали, что я не могу без тебя. Мне приходилось делать вид, что я борюсь со своей любовью к тебе, чтобы притушить их ненависть. А они в ответ делали вид, что тебя не существует. Игра в поддавки.
Мое со-житие с тобой происходит в области подсознательного. Недавно мне пришла в голову мысль, что я даже грешу, управляемый своим подсознанием - чтобы быть и ТАМ с тобой.
Будь ты рядом, ты, наверно, высмеяла бы меня, как часто это делала. "Быдло, хам, деревенщина! - получил?” И была бы права. Я ни чуточку не поумнел. Я прочитал книг больше, чем смог понять. Я услышал больше песен, чем нужно, чтобы услышать музыку. Мне не хватает твоего взгляда, в котором было сказано больше, чем во всех книгах. Тебе нужны были пища и кров, а я собирал звезды, сыпавшиеся из твоих глаз. И вот тот, кто дал тебе то, в чем ты нуждалась - рядом с тобой, твой повелитель, твой слуга, а я - звездочет, я считаю твои звезды и греюсь от их света. Иные думают, что глупо глазеть на звезды, лучше иметь их - к примеру, на лацкане пиджака. Но как они не понимают: звезды гаснут в руках. Только далекая звезда всегда кажется тебе доброй и манящей.
Чтобы не кормиться из чаши воспоминаний - блюдо для нищих! - я изучаю твое имя: Елена. Это еще один твой подарок - чтобы мне не было так грустно без тебя. Елена... Троянская война, равноапостольная императрица, Блаватская, Рерих, Щапова... Как часто я думаю, что нельзя давать литературным героям чужие имена - ведь Настасья Филипповна Достоевского - это Елена...
* * *
Ты можешь сколько угодно отдавать свое тело другим, ты можешь заниматься любовью с сотней мужчин, но принадлежать ты всегда будешь только мне. Я рад, что у нас ничего не было, потому что тогда я был бы одним из тех, кому ты отдавала свое тело, отдавалась, но не принадлежала - а это разные вещи.
Мне нравилось, что ты всегда была в движении, всегда жила, даже когда ты останавливалась, движение запечатлевалось на твоем лице. Тебя невозможно представить идущей в одиночестве по улице, ты все время куда-то спешила: ты то летела, то замедляла шаг, но вся ты была в движении, в стремлении куда-то, куда, возможно, ты и сама не знала.
Вокруг тебя всегда были люди, ты всегда окружала себя людьми. Ты притягивала людей как магнит. Но ты притягивала их не для того, чтобы со-существовать, нет, ты ими напитывалась, ты получала от них импульсы и жила этими импульсами, и превращала их в свои, и всем вокруг тебя казалось, что это именно твои импульсы, что это твои идеи, что это ты живешь, а мы, как спутники, вращаемся по твоей орбите. От каждого ты брала ровно столько, сколько мы могли дать тебе. Но ты никогда не отпускала людей. Я думаю, что все, кто был знаком с тобой, помнят тебя до сих пор, хотя мне было бы легче думать, что только между мною и тобой существует незримая связь, которой я живу, брежу, на которую опираюсь, когда мне совсем плохо.
Ты могла то, что называется “вскружить голову". Ни одна женщина не смогла бы так, как ты, вскружить голову. Я мечтал об этом, я искал такую женщину, но не мог найти. Это было только твое свойство - кружить голову. В женщине можно любить ее таланты, достоинства и недостатки, но кружить голову... это больше, чем талант, это притягательнее любви.
Ты жила на "авось", ты любила это слово - "авось". Изучая русскую историю, ты искала этот "авось" в психологии народа, ты пыталась понять себя. Мужчина познает мир, а женщина познает себя посредством мужчины. Процесс познания себя и был твоим творчеством. И твои стихи были ступенями лестницы познания. Когда однажды я показал их знакомому писателю, он сказал: "Это не стихи, это - предстихи". Ты вся была - пред, ты жила предчувствиями, это даже еще не была собственно жизнь, это была преджизнь. Жизнь началась с рождением Даниила.
"Мне очень нравятся твои стихи,"- говорила ты мне, подразумевая мои стихи о тебе. Наверное, тебе было интересно увидеть себя со стороны, и ты всегда сохраняла между нами дистанцию, ты хотела, чтобы я постигал тебя именно так - не посредством плоти, а посредством любви, любви неоплодотворённой, любви духовной. Это был твой опыт - не мой. Ты этого хотела.
* * *
Неизбывная тоска гложет меня, когда я думаю, что никогда и ни с кем я не буду счастлив так, как мог бы быть счастлив с тобой. Но так ли это? Были бы мы счастливы или это очередная иллюзия, бред больной фантазии, пунктик и начало, первоисточник моей душевной болезни? Создал ли Бог мою душу для счастья или с самого начала в ней была червоточинка, все более разрастающаяся с годами? Может, душа моя была создана для одной лишь боли, для одной лишь неутоленной любви? Что я чувствовал, когда пытался любить после того, как потерял тебя? - дрожание внутренней мембраны от желания быть любимым и не потерять того, что уже потерял... Любил ли я или лишь компенсировал утрату? А если любил, то кого - тебя, их, Идеал, твои отражения в них, во мне?.. Был ли я счастлив с ними? О, да! Забвение - это ли не счастье? А я порой совершенно забывал тебя, растворяясь в их любви, где было так хорошо... пока... пока они не напоминали мне, что они - это они. То, что я мог простить тебе, я не мог простить им. Я позволял им лишь любить себя, но не распоряжаться собой. И они это чувствовали, и это их бесило больше всего.
А ведь я их, пожалуй, всё же любил - так, как любил бы тебя, носил на руках - так, как носил бы тебя, целовал - так, как целовал бы тебя. Ты была этой любовью, самой сутью ее, самой плотью. Ибо познав любовь, я познал ее ПО ТЕБЕ, так, как ты ее трактовала.
Но все это - пустые слова, и вопрос остается открытым: были бы мы счастливы вместе? Я боготворил тебя, а ты была живой, настоящей, и живая ты посмеивалась над своим отражением в небе. Ты сотворила себя из земли, а я сотворил тебя из эфира. Но земля никогда не вознесётся в небо, как и небо никогда не падет на землю. Tы хотела твердости, а не эфемерности. Мог ли я ее дать тебе? Я скорее вознес бы комья глины до небес, нежели построил бы из них дом...
Бог дал мне эту любовь. Бог есть любовь. Но никто не разъяснил мне, какая любовь есть Бог - горькая, сладкая, безумная или благоразумная? Что есть любовь - вера или отчаяние, добро или зло? До сих пор я живу в неведении...
#Андрей коровин #андрей тарковский #тарковский #любовь #любовь и отношения
