Димка Сальников, гламурный фотограф всех времён и народов, жил «от души»: делал, что нравится, и любил, кого хотел. Не интересовали его ни национальный вопрос, ни материально-стратегический, с прицелом на будущую выгоду. Семейные узы не считал кабальными, но всех уверял, что никогда не женится или женится на старости лет. (Как уверяют все симпатичные молодые люди).
У Алисы в перенаселённой квартире-общежитии он бывал неоднократно, и там ему даже нравилось, так интересно порой было. Очень разношёрстный контингент! Есть на кого посмотреть.
В Алисиной комнате стояли три двухъярусные кровати: на одной спали бабушка Гизела с Алисой, на второй – тётя Оля (внизу) и Светлана (вверху), а на третьей – Елена Георгиевна (внизу) и Тоня (вверху). Теснотища стояла жуткая, но никто никому не мешал. Все женщины, кроме Алисии и Светы, были солидного возраста. Светлане стукнуло двадцать восемь; она закончила институт культуры, получив специальность режиссёра самодеятельного театра, и устроилась в Москве аниматором в одно раскрученное развлекательное заведение, где теперь пропадала по двенадцать часов каждый день без выходных (копила деньги на вступительный взнос будущей ипотеки). Тётя Оля тоже не имела отдыха; она зарабатывала деньги на учёбу дочки и разгребала нешуточные материальные проблемы сына: сутки в одной гостинице пахала, двое суток – в другой. Тоня и Елена Георгиевна работали нянями в разных семьях и в разных концах Москвы, но график работы у них на удивление совпадал: от зари до зари; рано утром в одно и то же время они уходили и поздно вечером почти всегда в одно и в то же время возвращались, что непроизвольно складывалось впечатление некоей общности их союза.
Резюмируя выше сказанное, следует подытожить: жильцы приходили в комнату лишь переночевать. Так что никто никому не мешал.
Целый день здесь находилась только бабушка Гизела, которая каждый день устраивала в их конурке влажную уборку. Она всегда ворчала, что дом опять на ней и её жизнь всё такая же беспросветная, как в Сосновке, но неизменно готовила к вечеру для всей честной компании чай и подсушенные в духовке куски батона. Нехитрые продукты покупала на свои деньги и наотрез отказывалась брать хоть копейку с кого- либо, хотя её пытались отблагодарить, потому что вечернее чаепитие всегда было кстати. Но бабушку Гизелу при случае угощали разными вкусностями, и пирожными, и нарезками сервелата (её любимой колбасой), и она не чувствовала себя забытой и оскорблённой.
Раз квартира представляла собой общежитие, то жильцы в ней постоянно менялись. И приходилось опять привыкать и приноравливаться к новичкам.
В Алисиной комнате все шестеро «жиличек», включая их с бабушкой, сумели вместе прожить бок о бок целых полтора года. И потом уже знали почти всё друг о друге.
Тоня приехала с Украины, из-под Николаева; ей было больше пятидесяти, в посёлке городского типа она работала учителем начальных классов и имела высшую категорию. При всей своей простоте Тоня являла собой пример очень деятельного и предусмотрительного человека, умеющего просчитывать несколько ходов вперёд и грамотно распределять время. Это был по-настоящему человек дела, который больше делает, чем говорит. Она одна из первых в селе, когда в девяностые перестали платить зарплату, и на что-то нужно было жить, сумела приобрести корову, хотя и наличности на руках никакой не было, и до этого никогда скотину не держала и не умела с ней обращаться. Но семью следовало кормить, и корова спасала от голода. Тониному примеру последовали другие: в рассрочку, уговорами и посулами уломали торговцев, которые пошли навстречу и дали возможность селянам привести в свои дворы рогатых кормилиц, а там загудели потом сепараторы, и у людей появились свой творог и своя сметана. Когда же время изменилось, зарплату стали выдавать регулярно, банки расширили свою деятельность, и обновить застарелую жизнь уже можно было и с помощью займов, Тоня, всё взвесив, оформила посильный кредит, с помощью которого они с мужем сделали добротный ремонт и модернизировали хозяйство, приобретя мини-трактор с прицепом. И тут опять сюрприз! Муж лишился работы. Но вновь постигшая несуразица - Тоня это так расценивала - не испугала её: перебрав все варианты выхода из кризиса, Тоня подалась на заработки в Москву. В няни! (Кредит-то платить чем-то нужно!) Оставила на сайте свои данные, и на её резюме откликнулись и предложили работу. Тоня, не раздумывая, уволилась из школы и поехала. Но неприятности и здесь не оставили. Она попала в дом к кавказцам, очень богатым и влиятельным людям, но также и вконец обнаглевшим от безнаказанности. Два месяца, которые она отработала няней в их семье, показались ей двумя годами каторги, столько унижений на неё свалилось! Но и это вытерпела. Продержалась! Её отпустили, не заплатив всю сумму, которая оговаривалась, но за кредит она всё что нужно внесла и кое-что ещё близким отправила, поэтому не роптала. «К таким страшным людям попала, ладно хоть столько заплатили и живой отпустили», - не раз говаривала она. А потом Тоню пригласили в другую семью, и, кажется, она вздохнула полной грудью. Жизнь стала налаживаться!
Бабушка Гизела всегда шептала Алисии: «Видишь, какой характер? Никогда не сдаётся. Терпит и идёт дальше. Учись у Тони!»
И Алисия училась, это были её, зингеровские, «университеты».
ЕЛЕНА
Елена Георгиевна приехала в Москву из Керчи. Педагогического образования у неё не было, но в агентстве по подбору персонала она апеллировала тем, что мама – педагог, что в конечном итоге сыграло решающую роль. Работу искала больше месяца, везде её забраковывали, и она уже отчаялась что-либо найти, как вдруг её приглашают на очередное собеседование. Вымотанная вконец, Елена Георгиевна пришла к одной немолодой уже паре, которой требовалась няня для месячной дочки. Они, понятно состоятельные и понятно образованные, пересмотрели уже больше пятидесяти человек, отвергая всех. Увидев Елену Георгиевну, очень симпатичную, статную, начинающую полнеть женщину с невероятно добрым открытым лицом, заинтересовались. Её характерный керченский говор смутил, но когда она заявила: «Родилась и выросла в семье педагога!», они закивали головами, всё, берём, пусть работает у нас, с такой женщиной в доме будет комфортно. И не ошиблись! Елена Георгиевна проработала у них больше десяти лет, и девочка выросла у неё на руках, считая её и няней и бабушкой одновременно.
С Еленой Георгиевной в Москве приключилась любовь. Она, не склонная к флирту и интрижкам на стороне, серьёзно полюбила мужчину, такого же не молодого, как и она. В Керчи у неё остался муж и взрослый сын. И в Москву она ехала исключительно для того, чтобы хоть что-то заработать, потому что в родном городе жили практически только тем, что сдавали летом свою хибарку отдыхающим, а сами ставили кровати в палатке и жили там, в походных условиях. За учёбу сына следовало платить, и она, заняв денег на билет, приехала на заработки в столицу, остановившись на месяц у тех самых знакомых, снимавших у неё хибарку не одно лето.
Мужчина оказался очень видным, ярким, тоже керченец, как и она, и тоже гастарбайтер. Женатым. Но жизнь с женой у него не складывалась, и, когда он познакомился с Еленой Георгиевной, то с ним произошли удивительные метаморфозы, так запала она ему в душу. Без неё он уже не мог. Звонил в день не по разу по поводу и без повода. А если шёл повидаться, то тут же покупал букет цветов, а пройдя ещё пару метров, покупал другой. Елена Георгиевна только смеялась, мягко и ласково. Она не обладала светскостью, скорее наоборот, манеры обошли её стороной, но от неё исходило невероятное тепло. И как сказал ей потом этот мужчина: «Я с тобой сердцем и душой отогрелся», что было сущей правдой.
Когда он сделал ей предложение, она категорически его отвергла: «Коней на переправе не меняют!» Она стыдилась и страдала от того, что мужу изменила, но, чтобы ещё и бросить мужа, – об этом и заикаться не стоило! Вот уж точно предать близкого человека! Хотя с мужем они давно жили по инерции, как чужие люди; любви между ними никогда не было, и Елена Георгиевна как-то призналась даже, что раньше думала, что все так живут, что только так и можно, а любовь лишь в кино бывает. Ей тогда было под пятьдесят, и она считала, что жизнь подошла к своему логическому завершению, размеренность и стабильность – единственное, что ей нужно на старости лет. Но эта встреча в Москве оказалась судьбоносной и перевернула её душу. Елена Георгиевна полностью растворилась в любви. Например, любимый мужчина утром рано на работу собирается, на стройку к семи утра надо успеть, а жили они далеко, полтора часа надо добираться, и вот он в пять утра умывается, а она ему уже на кухне блины жарит к завтраку, а он подойдёт к ней сзади и тихонько целует в затылок, так любил. Ничто не предвещало беды. Но она нагрянула, как часто бывает, внезапно. Случилась между ними ссора; Елена Георгиевна посмеялась над чувствами своего возлюбленного, и он решил – дурачок! – проявить характер, чтоб показать, что он мужик, а не тряпка, уехал обратно в Керчь и телефон заблокировал. У Елены Георгиевны случился гипертонический криз, и давление теперь было стабильно высокое. Она часто шла и падала на ровном месте. Всё плакала: «Не могу без него! Что же я наделала? Так неправильно поступить, так неправильно поступить…» и вместе с тем очень боялась потерять работу, не уезжала из Москвы и скрывала от хозяев свою болезнь, чтобы не рассчитали.
Когда она сняла койко-место в Кунцево, в этой комнате, то без конца пугала всех своими приступами. Пролечиться никак не получалось, даже подлечиться не получалось, а мучилась она страшно, и как ей плохо – все кидались вызывать «скорую», а Елена Георгиевна принималась истошно кричать и неистово протестовать. Что тут поделаешь? Так и приходилось всем терпеть этот кошмар.
За Еленой Георгиевной часто ухаживала бабушка Гизела: щедро проветривала комнату, открывая окно (хотя сама всегда боялась простудиться), клала на голову смоченную в холодной воде салфетку, отпаивала разными жаропонижающими настоями. Елена Георгиевна плакала и шептала: «Спасибо! Здоровья вам, милая Гизелушка» А Тоня её ругала: «Ленка, на мужиков плюнь и разотри. Нам с тобой уже только за Ивана Гробова замуж. В больницу тебе надо! Смотри, доиграешься, инсульт схлопочешь».
А тётя Оля всегда добавляла, что может по знакомству помочь её устроить в больницу к хорошему врачу.
ТЁТЯ ОЛЯ
С тётей Олей тоже в Москве случился «амур». И знакомые врачи вынырнули именно из этого «амура».
В отличие от других, её нужда коснулась, только когда умер муж. А так, она жила с ним, как у Христа за пазухой. Все серьёзные проблемы в семье решал он, как и полагается мужчине. Но жизнь подготовила для всех серьёзное испытание. Муж заболел, причём очень серьёзно. У него поздно обнаружили рак мозга, и муж тёти Оли сгорел за несколько месяцев. Однако узнав о четвертой, терминальной стадии рака, никто не сдался, не закатывал истерик и не паниковал. Вся семья кинулась на борьбу с болезнью отца. Деньги на лечение собирали «с миру по нитке», обращаясь во все благотворительные организации, на телевидение, к знакомым. Но поздно.
Последние дни муж тёти Оли страдал особенно тяжело. Но она не допускала и мысли о каких-либо хосписах и самоотверженно ухаживала за ним до последних дней. Научилась ставить уколы, вводить обезболивающее, и муж, когда был в сознании, всегда искал её глазами, старался подержать за руку и всегда испытывал некоторое облегчение, чувствуя её присутствие. Однажды его стало сильно сотрясать, начался приступ – так и раньше бывало! – но в тот раз тётя Оля не успела предпринять никаких мер и, когда у её мужа заклацали в судороге челюсти, она мгновенно просунула ему в рот кисть своей руки, чтобы он не прикусил язык. В результате, её пальцы были прокушены и сломаны, кисть изуродована; ей пришлось долго лечиться. Но она никогда не жаловалась. Её редкой стойкостью нельзя было не восхищаться.
Тётя Оля не отличалась красотой, той, что мы видим в глянцевых журналах. Выше среднего роста, чуть полноватая, как все женщины её возраста. У тёти Оли уже не хватало нескольких верхних зубов по бокам, что было отчётливо видно, когда она улыбалась. Но сколько за ней вилось поклонников!.. Она всегда пользовалась огромным успехом у мужчин, притягивая их в свою жизнь внутренним светом, доставшимся ей от родителей, которые любили и уважали друг друга.
Тётя Оля нередко рассказывала о своём детстве, как легко и беззаботно жила («Не знала, как за газ платить!»), как всегда стремилась домой на семейные домашние обеды, устраиваемые мамой. За столом все шутили, и обыкновенные щи становились вкуснее, а классическое пюре превращалось в деликатес. После обеда в порядке очерёдности мыли посуду, коей оказывалось немыслимое количество, но мама часто приходила на кухню и ласково прогоняла дежурного, шепча в самое ухо: «Беги, я сама помою. Я люблю мыть тарелки и кастрюли!» И дежурный, счастливый, уходил. Однажды маленькая Оля подошла к папе и тихонько, как мама, шепнула ему на ухо: «Иди я за тебя докручу!» А папа «Запорожец» ремонтировал. Он, как услышал, так и зашёлся в хохоте. А маленькая Оля обиделась, убежала в слезах; она, как лучше хотела, а папа на смех поднял. Папе с мамой пришлось её даже успокаивать. Как любила она, спустя годы, вспоминать этот эпизод. Вот что такое настоящая семья!
Тётя Оля была зачата в любви, выросла в любви и потом притягивала в жизнь людей именно своей любовью. Закономерно, что её собственная семейная жизнь сложилась, как нельзя лучше. Именно любовь определила её редкую гармоничность, которая выражалась в отношении к себе и к окружающим. Чувство такта, деликатность, женственность – все те качества, которые мужчины особенно ценят в женщинах.
После смерти мужа она сосредоточилась на детях. Её не волновало, как она одета, как обута, главное, чтобы у детей сложилась жизнь. Дочь заметили в университете и предложили учиться дальше, на что тётя Оля сразу заявила дочери: «Иди и учись!» Аспирантура стоила немалых денег. Тётя Оля собралась и поехала на заработки. Семь часов в автобусе – и вот она, Москва. Остановилась у знакомой, денег хватило, чтобы оплатить только полмесяца за койко-место. Из еды – батон да баранки, на телефон положить нечего (не позвонишь!). А работу искать надо. И тётя Оля на следующий день обошла все ближайшие магазины, аптеки, школы, больницы. Все, так сказать, общественные пункты. Зайдёт и спрашивает: «Нужен ли работник?» Целый день ходила, но к вечеру цель была достигнута – её взяли на работу посудомойкой. На полставки. Ну, и что! Главное было – зацепиться. А там уже, когда первые деньги появятся, она место хорошее найдёт. Важно, не опускать руки и не предаваться унынию.
Тётя Оля устроилась потом в столовую. На раздачу! Всегда сыта, на еду тратиться не надо. А ещё через месяц нашла место горничной в одной очень респектабельной гостинице. Оклад приличный, можно колымить – брать дополнительные подработки; оформляют по трудовой книжке, то есть будут пенсионные отчисления и оплата больничных, деньги перечисляют на банковскую карту. Получилось нормально устроиться, наконец-то. Поймала удачу за хвост!
В гостинице тётю Олю быстро выделили как лучшую. Она отлично справлялась со своими обязанностями, тщательно прибирала номера, оставляя их в идеальной чистоте. К тому же, тётя Оля отлично ладила с гостями, многие из которых отличались придирчивым нравом.
И тут произошло непредвиденное. В эту гостиницу устроился работать один инженер, кстати, москвич. Он купил в кредит машину, и следовало взять подработку, чтобы и за кредит заплатить, и семью содержать, жена не работала, была дома на хозяйстве. Инженер устроился на полставки электриком. С первых дней он поразил всех своей дисциплинированностью и организованностью. Любой огрех исправлял в считанные минуты, грамотно и профессионально. Руководство сразу взяло такого на заметку. Ещё бы! Никаких проблем не создаёт, да такой сотрудник ценится на вес золота.
И вот он работает и работает. Потом стали замечать, что он ищет любой повод, чтобы прийти в гостиницу, но приходит он именно в те дни, на которые выпадают смены тёти Оли.
А тут и ей стали на ухо шептать, то один скажет, то другой: «Ой, как он на тебя смотрит! Оля, он в тебя влюблён!» Она сначала не обращала внимания. Не этого, знаете ли, а потом присмотрелась, а ничего мужчина.
И он, действительно был «ничего», с серьёзными связями, кстати, в системе здравоохранения (родная сестра – кандидат медицинских наук). Умный, рукастый, собранный, ответственный. И – очень, очень, очень нуждающийся в любви. В понимании, уважении. У него было дома всё, кроме таких простых вещей. Жена? Куда от неё денешься? Наверное, любил, когда женился. Но потом и он изменился, и она. А, может, он изменился, а она осталась прежней. Трудно сказать. Однако взаимопонимания в семье не было. Скандалов тоже не было. Просто он приходил, приносил зарплату, настраивал телевизор и компьютер, ел на кухне, традиционно разговаривая с женой, а потом стремился уйти поскорее спать. А утром старался поскорее уйти на работу или ещё куда. Главное – уйти. А потом вернуться. Дома дочка подрастает, её он любит и о ней заботиться.
В общем, когда он увидел в гостинице на своей второй работе тётю Олю, то понял, что будет часто приходит сюда только для того, чтобы её увидеть. Просто увидеть.
Она, как железная леди, не подпускала к себе. И не до романов, и чего ждать от женатого человека? Это не по-человечески! А потом как-то они пили чай, он что-то говорил и вдруг признался, как мальчишка: «Я тебя ждал всю жизнь». И он напомнил ей её мужа, который долго добивался ей расположения, а, когда поженились, любил её больше, чем она его.
Но тётя Оля никогда не стремилась к страстям, а тяготела к ровной, размеренной жизни. Она тоже любила мужа. Только по-своему.
В Москве этот инженер подставил ей своё плечо, и она, как раньше, почувствовала опору. И жить стало легче.
---------------------------------------------------------------------------------
ВЕРА
Дело в том, что тётя Оля отличалась исключительной религиозностью. Много молилась, ходила в храм на службы, соблюдала посты. Связь с женатым человеком была недопустима. Его можно любить, но только как брата!
Однако инженер не на братские отношения претендовал. И сама тётя Оля, сколько не отгоняла от себя навязчивые мысли, не могла отделаться от невероятной симпатии, которую испытывала к нему. Конечно, он не смазливый красавчик, поигрывающий мускулами, нет. Но и не жалкий, не хилый. Инженер был человеком среднего роста, плотный, вместе с тем, подтянутый и серьёзный. Очень ответственный и надёжный человек. Вот уже на кого всегда можно было положиться!
И именно эта внутренняя красота определяла отношение к нему окружающих. Он, пятидесятилетний, нравился и Светлане, и Алисии, хотя они видели в нём, всё же, старшего друга, отца.
А тётя Оля получается, стала любовницей инженера. В храме до причастия её не допускали, это закономерно, поэтому страдания и жгучий стыд, которые она испытывала, словами передать невозможно. Однако священник очень спокойно сказал ей, что нужно молиться, и Бог всё устроит. Инженера, которого она тоже привела с собой в храм, священник ни словом, и взглядом не запятнал!
Когда тётя Оля призналась, что страшится осуждения людей, в гостинице, где она работает, уже пошли пересуды, священник опять спокойно заметил: «Бог, только он судья!»
И потекла нескончаемая вереница дней.
Раз не причащают, значит, Богу эта связь не угодна. Тётя Оля очень переживала и больше всего из-за того, что эта история может отразиться на судьбе сына и дочери, потому что она сама, вроде, вносит разлад в жизнь другого человека, а закон бумеранга ещё никто не отменял.
Но и отказаться от любимого человека не могла! И тётя Оля, подумав, стала потихоньку вносить мир в семейную жизнь инженера. Жене подыскали хорошую работу, и от дома недалеко, и непыльную, и жена там сразу стала первым человеком. А его дочке помогли музыку на спорт поменять (она давно, оказывается, хотела гимнастикой заниматься, да боялась, что в секцию её не возьмут из-за полноты, а её взяли).
Семейная жизнь инженера налаживалась, с женой нашёл общий язык, но любовь к другой женщине не проходила. Наоборот, она крепла, цвела красивыми душистыми цветами. И уже жена знала о существовании соперницы, которая почти на десять лет старше её. Жена не истерила, но поливала тётю Олю на чём свет стоит: «Любовница в климаксе, как интересно!» Поливала, но на более серьёзный протест не решалась. Мозжачком чувствовала, шаг влево – шаг вправо, и муж развернётся и уйдёт. И ни квартира его не остановит, ни подрастающая дочка.
Так и жили. Тётя Оля здраво рассудила. Ещё год, и она выйдет на пенсию, уедет домой в свою маленькую квартирку в маленьком городе, будет нянчить внуков. И всё встанет на свои места. А пока пусть будет так, как есть.
Она уделяла много внимания своей духовной жизни, часто ездила в паломнические поездки по святым местам и знала много интересных историй. Как любила Алисия, забравшись на свою вторую полку, слушать её рассказы! Особенно она просила рассказать про рязанских стариц: про блаженную Анну и её дочерей Анисью, Матрону и Агафью, переживших страшны годы революции. Когда дочерей арестовали и отправили по этапу в лагеря на муку мученическую, блаженная Анна с радостью благословила дочерей на этот подвиг, потому что им предстояло пострадать за Христа.
Алисия в изумлении без конца переспрашивала: «Тётя Оля, как она, родная мать, с радостью отправила своих детей в тюрьму? Кто же своим детям такой участи пожелает?» А тётя Оля отвечала, что мы земными мерками меряем, а есть и другие. В страданиях человек закаляется. И добавляла, что сёстры Анисья, Матрона и Агафья, какие бы тяготы на них не обрушивались, всегда шли на труд с молитвой и радостью. И когда работали на стройках и в полях в Казахстане, всё переносили со смирением. А их унижали! Смеялись над ними, часто не давали даже мисок, куда можно было бы налить супу. Они терпели и ни на кого не злились. И за такое смирение, за их неустанные молитвы Господь вознаграждал: посылал в эти места богатый урожай. И гору железных мисок! И тут тётя Оля начинала смеяться, смех её был нежный и какой-то переливчатый, словно колокольчики звенят. Алисия всегда успокаивалась от такого чудесного смеха.
«Неужели девушек никому не жалко было? Неужто никто не пытался им помочь?» - теребила она тётю Олю. «По-разному бывало, - со знанием дела отвечала тётя Оля. – И заключённые, и охранники видели, что сёстры беззлобные и отзывчивые, и к ним уже хорошо начинали относиться. А потом людей осенило, что по сестринским молитвам в таких неплодородных местах появляется отличный урожай! И сестёр зауважали! Но от них всегда требовали снять крест и прекратить молиться, считая это наветами и ересью. Они ни в какую! Уже на поселении жила одна из сестёр, а гонения не прекращались. За то, что она молится, власти даже приказали жителям не давать ночлега, чтобы сломать её волю. Но всегда кто-нибудь, да приютит девушку!»
Алисия удивлялась, но больше всего не верилось, что сёстры ни на кого зла не держали. «Не может быть, чтобы они не мечтали отомстить и наказать злодеев!» - восклицала Алисия. Тётя Оля снисходительно усмехалась. «Что ты, какие они злодеи? – ласково приговаривала она. – За нашу душу всегда борются тёмные и светлые силы. Старцы говорят, что, если тебя обидели, то это сделал не человек, а злой дух. Поэтому они и наставляли: «Всем всё прощай, живи, как мёртвый». Она ещё нередко наставляла, что все нужно подавать милостыню, и бомжам, и наркоманам, и пьяницам. «Их вразумляют, а нам дают возможность помочь, - говорила она и добавляла: - Если ты подаёшь милостыню и помогаешь неимущим, твои потомки никогда не будут голодать». Рязанские сестры всегда помогали, хотя их обижали часто.
Алисия не унималась: «А почему же Бог допускает подобное безобразие?» Тётя Оля опять понимающе улыбалась и вновь ссылалась на старцев: «За всё благодарить нужно. Если тебя обидели или оскорбили, с тебя сняли грех. И плохие дела, и плохие мысли дали возможность искупить. Поэтому слава Богу за всё!»
Но сама тётя Оля смиренной не была, только казалась таковой. Хорошо это или плохо, трудно с ходу сказать. Но бабушка Гизела полагала, что неплохо.
Она благоволила тёте Оле за то, что та в своё время за них с Алисией заступилась, да так, что никто уже потом не пытался их притеснять.
-------------------------------------------------------------------------------
ВОЙНА
А конфликт разыгрался из-за денег (деньги всегда являются барометром человеческого поведения). Одна жиличка из соседней комнаты попросила у бабушки Гизелы взаймы, зная, что та получает пенсию и доход у неё постоянный, хоть и маленький. Бабушка Гизела, разумеется, не дала. И не столько из-за скупости, сколько из-за жизненных установок. Неизвестно, отдадут деньги или нет (и когда отдадут), а потом что это за дурной тон просить взаймы у людей, которые сами еле концы с концами сводят? Они с внучкой за каждую копейку трясутся: платить надо за два койко-места, а ещё недешёвый проезд, питание, а какие дорогие курсы английского языка для Алисии (учится девчонка, а иначе, зачем они здесь в Москве околачиваются?).
Жиличка была бабой разбитной и подняла такой хай, что чуть стёкла не вылетели!
- Ах, вы фашисты проклятые! Немцы паршивые! Катитесь в свою Германию! Били мы вас, да видимо не всех перебили!
И тут Алисия с работы вернулась. Её недавно продвинули по службе, и она, пройдя кастинг, снялась в коммерческой рекламе (для каталога). На радостях каталог в свою общагу принесла и всем показывала, где она стоит в обнимку с кастрюлями из какого-то особого сплава и поварёшками.
Теперь разъярённая жиличка припомнила ей этот успех.
- О-о-о! Кто пришёл! Моделя из борделя!!!
Бабушка ещё рта не успела открыть, а тётя Оля как выскочит из кухни с веником в руках. И этим веником жиличку и по носу, и по животу, да со всего размаху! Та здоровая баба была, но не ожидала такого нападения, и в ужасе заблажила. Но тётя Оля не сбавляла темпа атаки.
- Я тебе покажу сейчас «из борделя»! – шипела с невероятной злостью тётя Оля. – Я тебе покажу фашистов! Получай, зараза! Пьянь голубая. Гадина!
Жиличка в ответ тоже давай руками махать, но бабушка Гизела уже пришла в себя и тут же поспешила тёте Оле на помощь. Вместе они так отчехвостили нахалку, что у той навсегда пропала охота связываться не то что с четой Зингер или с тётей Олей, а вообще со всеми женщинами в общежитии.
----------------------------------------------------------------------------------
МАЛЫШ