Марат скривил тонкие губы в презрительной усмешке. Его до того гладкое лицо с идеальной смуглой кожей покрылось морщинами, выдавая истинный возраст. Он демонстративно посмотрел на наручные часы.
- У вас еще остались вопросы, а то хотелось бы уже побыть в тишине дома, знаете ли.
- Да, еще один, - Стася даже не пошевелилась, продолжая сидеть на месте. – Что произошло у вас с матерь. Ольги Тарасовой? Ваша племянница сказала, что от дружбы вы перешли к полному игнорированию друг друга.
- Это наше личное дело, - после легкой заминки ответил мужчина. – Оно никакого отношения к убийствам не имеет.
- Позвольте нам это решать. Просто ответьте на вопрос, - упорствовала женщина.
Повисла тишина. Марат сначала с вызовом смотрел на гостей, потом огляделся по сторонам. Его небрежный и равнодушный вид никого не мог бы обмануть, потому что глаза смотрели напряженно.
- Хорошо, - наконец сдался он. – но прошу вас, чтобы то, что я вам сейчас скажу, осталось между нами.
- Если это и правда не имеет никакого отношения к нашему делу, то ваш рассказ не выйдет за пределы этого дома, - дипломатично обещала Стася.
- Рассчитываю на вашу порядочность. Так вот. Мы с матерью Оли и Полины были знакомы с давних пор. Вместе учились. Это ведь отец девочек приехал сюда из глубинки, а мама коренная москвичка. Разница в уровне сразу видна была, никогда не понимал, зачем она вышла за него замуж. Но семейная жизнь не задалась. Очень скоро стало понятно, что Тарасов охотился за пропиской и деньгами, а любовью тут и не пахло. Особенно это проявилось после рождения Поли. Он не хотел заниматься ребенком, его интересовала только собственная карьера. Разочарование и обида толкнули маму Полины ко мне. А я не мог этому противостоять, потому что испытывал к ней чувства с самой учебы. У нас случился роман. Роман яркий, но короткий. Потом она уехала. Через девять месяцев родилась Оля. Я естественно полагал, что она моя дочь. Но доказательств этому не получил. Как и опровержения. Я хотел ясности. Потому мы и поспорили. Она не желала со мной разговаривать. Так я и не узнал правды,а теперь уже и не важно. Оля умерла. Но вы понимаете, что я не смог бы пальцем тронуть девушку, которую считал своей дочерью.
- Это слабое доказательство, - вставил свои пять копеек Гордин. – В моей практике и не такое случалось. Дети убивали родителей, родители детей. А в вашем случае речь может идти о наследстве.
- Для того я должен сначала доказать свое родство. Ведь я ни в чем не уверен. Слабый мотив. Да и денег девочкам досталось не слишком много. Квартира пусть и в хорошем доме это не самый хороший мотив для человека моего положения. Не солидно, знаете ли.
- И вы не хотели бы узнать, ваша ли Оля дочь?
- Она умерла, я и так скорблю по этому поводу. Не хочу знать, что я потерял единственную дочь. У меня ведь никогда не было жены и даже внебрачных детей. О которых я знал точно. Вот так вот не сложилось. Конечно, в мои годы еще рано ставить крест на потомстве, но у меня такой склад ума. Я не могу ужиться с женщиной под одной крышей. Несколько раз пробовал и ничем хорошим это не закончилось. Так что Оля могла стать моей единственной наследницей. Мне наоборот хотелось отдать ей наследство. Но я не решался прийти и рассказать правду.
- Вы хотели рассказать правду?
- Я думал об этом. Но для начала неплохо было бы провести ДНК-тест. А я все думал, что успею. Не успел, - он с жалостью посмотрел под ноги, приподнял брови и вытянул губы трубочкой. – Значит, все так и должно было сложиться. У вас остались вопросы? Или на этот раз я полностью удовлетворил ваше любопытство?
- Пока полностью, - вставая, ответила Стася. – И все же, нам придется встретиться еще. Будьте к этому готовы.
- Буду, - почти сквозь зубы проговорил Марат. – И все же вы мне обещали не выносить сор из избы.
- Разумеется, - кивнула Стася напоследок.
Они вышли на улицу в сопровождении домработницы. Она шла следом и сверлил спины гостей недобрым взглядом. Стася ощущала это очень хорошо. Потому она не проронила ни слова, пока за ними с силой не захлопнулась калитка.
- Какой гостеприимный дом, - фыркнул Гордин, плюхаясь на пассажирское сидение. – Что скажешь?
- Он стремился казаться искренним, но от этого был далек, - протянула Стася, барабаня пальцами по рулю. – Он Знает про Олю наверняка. Она его дочь. И в этом, видимо, причина ссоры с возлюбленной. Он хотел заявить свои права.
- Но тогда вряд ли бы стал ее убивать.
- Ты все еще уверен, то отец не может убить дочь, хотя несколько минут назад заявил прямо противоположное? Ты меня удивляешь, капитан.
- Я хотел увидеть его реакцию. И мне показалось, что ни один мускул на его лице не дрогнул. Он остался спокоен.
- Да, ты правильно обратил внимание на его реакцию. Он ее скорее всего - действительно - не трогал. Однако, я не стала бы полностью списывать его со счетов. Зато теперь главным подозреваемым вновь становится Тарасов. К нему отходит имущество Оли, поскольку официально он отец. И она могла узнать не только правду о своем рождении, но и о делишках Тарасова. Я не верю, что с его характером и амбициями, можно не поддаться искусу заработать больше.
- Тогда нам стоит начать копать под депутата. Только ведь он может надавить на наше начальство, если почует, что пахнет жареным. Копать нужно очень осторожно.
- Проверим, где он взаправду был в момент гибели женщин. Но я не верю, что он убивал их лично. Нанял кого-то. Проверь его почту и сотовый телефон. Поехали выбивать разрешение.
Они отправились в отделение, где Стася потратила больше часа, чтобы убедить генерала в целесообразности проверки почтенного депутата Тарасова. Начальник Гордина обещал им обоим трудоустройство дворниками, если их подозрения не оправдаются. Но санкцию дал.
Айтишники приступили к работе, а Стася поняла, что больше не знает, куда двигаться дальше. Вся надежда оставалась на переписку депутата и его звонки. Если же ничего не обнаружится, то других подозреваемых у нее не останется. Гордину она ничего говорить не хотела, потому что признаваться в своей беспомощности для нее казалось равносильным положить голову на плаху. Настроение у женщины заметно испортилось, потому она оставила напарника в его кабинете и отправилась на прогулку. На свежем воздухе ей лучше думалось, а ходьба способствовала успокоению и расслаблению. Поддавшись порыву, она заскочила в подъехавший автобус, который шел к набережной.