Ссылка на 1 часть статьи: Гражданская война в станице Суворовская. Первая часть
«Но разве может месть
Служить мотивом для героя
В новой битве?»
Эпидемия – Выбор есть
В июне 1918 года Генерал-майор Константин Константинович Агоев назначается начальником конницы Пятигорской линии, а затем и временным командующим пятигорской линией. Он поднял восстание пятигорских казаков и с этого момента участвовал во всех боях против частей Красной Армии. Агоев родился в станице Новоосетиновской в семье казачьего офицера и получил военное образование. Он был активным участником Первой Мировой войны, и его биография изобилует боевыми подвигами, свидетельствующими о его отваге, бесстрашии и храбрости. В ночь с 21 на 22 августа 1918 года, атаковав укрепление позиции красноармейцев у Георгиевска, «отбил много военной добычи».
В августе Ильин получил приказ выступать против отряда Шкуро между станицами Бекешевской и Боргустанской. Готовясь к новому сражению против бывшего своего командующего, он понимал, что нельзя проиграть. Поэтому Ильин подходил к решению своих дел основательно. На помощь Шкуро к Суворовской подтянулся Агоев, где был тяжело ранен[1].
24 сентября, красные обрушились на позиции боргустанцев близ хутора Старицкого. Ведя сильный ружейно-пулемётный огонь совместно с артиллерией и бомбомётами, в течение целого дня теснили казаков, которые отстреливались слабо. Имея всего одну горную пушку и ограниченное количество снарядов и патронов, казаки отступали. С наступлением сумерек они достигли окраин Боргустанской. Ближе к ночи со стороны Суворовской сотня самообороны и сотня боргустанских стариков под командованием хорунжего Ефима Хмары, поддержанная сотней стариков из станицы Суворовская («Рябая сотня») под командованием есаула Булавинова Евграфа Васильевича отходила к Боргустанской.
В начале октября разведка донесла Ильину, что Шкуро остановился в Суворовской станице. Ильин рванул на родину из Ессентукской. В его арсенале были: 2390 штыков, 1296 сабель, 16 орудий, 37 пулемётов, 12 бомбомётов. Однако, отряды боргустанских белогвардейцев окружили ильинцев в Соколовой балке и рассекли отряд на части. Лишившись половины бойцов, «красные» вырвались из окружения и отступили. В междуречье Кумы и Дарьи был ранен Ильин. Тяжелораненого Михаила привезли на повозке в Пятигорск, где местное начальство, выразив сочувствие, заявило, что командиру невозможно помочь. Придя в сознание, Ильин приказал везти его в Георгиевск. Командующего округом под конвоем отправили к доктору Лобасову. Осмотрев раненого, Лобасов направил его обратно в Пятигорск. На консилиуме постановили доктору Франку провести срочную операцию. Во время операции доктора и ассистенты предполагали, что в голову Ильину попала стеклянная пуля, которые выпускали на стекольном заводе в Минеральных водах. При дальнейшем осмотре, обнаружено и выходное отверстие в голове. Неделю спустя, 15 октября 1918 года, не приходя в сознание он умер. Михаилу Герасимовичу было 22 года. Смерть ильина сильно потрясла ряды красных. В Суворовской же сторонники большевиков восприняли гибель краскома как личную трагедию. В честь станичного героя называли своих сыновей, после в станице появились одноимённая улица и колхоз.
В материалах школьного музея хутора Быкогорка, Предгорного округа опубликована статья, касающаяся жителей хутора, участвовавших в отряде Ильина. Собственными воспоминаниями поделилась участница Гражданской войны, боец Кочубеевской бригады Пашкова (Левченко) Матрёна Ефремовна, 1885 года рождения:
«В 1918 году мы с мужем и его братом вступили в отряд Ильина Михаила Герасимовича, который базировался в станице Суворовской. Я была санитаркой, а после - медсестрой. Отряд Ильина разгромил атамана Лоскутова, но сам Ильин был смертельно ранен, и мне приходилось его лечить. Для прикрытия и задержания продвижения атамана Шкуро к Кавминводам мы были оставлены в районе г. Железноводска. Далее, после разгрома Шкуро, был путь через Терек на г. Кизляр, а дальше песками до г. Астрахани. Многое пришлось пережить во время этого рейда: гибель раненых, тиф, который косил беспощадно. После демобилизации в 1920 году возвратилась в г. Железноводск. В 1921 году переехали в Быкогорку. Была делегатом съезда колхозников в г. Мин-Воды, где получила за своё выступление из рук Н. К. Крупской красную косынку»[2].
Бои с белобандитами на Кисловодско - Суворовском участке продолжились под командованием Петра Михайловича Козлова.
Родился 12 (24) июля 1893 года в крестьянской семье в деревне Колена Виленской губернии. С семи лет жил и воспитывался в станице Горячеводской. В 1914 году Козлов был призван в русскую армию и с 1915 года воевал на Кавказском фронте в качестве старшего унтер-офицера. Дослужился до командира взвода. После войны Козлов вернулся в Пятигорск. Принимал активное участие в революционных событиях 1917 года. Состоял в отряде Красной Гвардии. В ряды РСДРП(б) вступил в 1917 году, а в 1918 году — в ряды РККА. В Пятигорске избирается командиром 1-го красногвардейского отряда. В Гражданской войне принимал участие в качестве командира отряда, полка, бригады на Южном и Западном фронтах.
В декабре красная армия занимала Кисловодск, Ессентуки, сёла Новоблагодарное и Орбельяновку, а белые - станицы Суворовскую, Боргустанскую и Бекешевскую.
За год станица переходила, по разным данным, от 19 до 22 раз, из рук белогвардейцев в руки красноармейцев и обратно. Тяжёлыми бойнями отражалась гражданская война в Суворовской. Сражения проходили повсеместно: в районе Консервного и Винного заводов, бывшего «Садового объединения», теперешнего детского сада №16, расположенного по улице Заводская.
Некоторые воспоминания о событиях Гражданской бережно сохранены суворовской писательницей Татьяной Смаиловой в повести «Тропа прощения»:
«Помнится один рассказ деда Тимофея о том, как большевики занимали в первый год революции станицу. Он так подробно рассказывал, что становилось жутковато. По словам деда Тимофея, большевики не заходили, а врывались в населённый пункт, сметая всё на своём пути. Особенно доставалось первым домам на въезде в станицу, поэтому люди, услышав о приближении отряда большевиков к станице, спешно покидали дома, увозя домашний скарб и скотину. А кто не успевал уехать, прятались в подвалы или подпол, и всё же не всем удавалось уцелеть.
Рассказ о погибшей маленькой казачке – ошеломил юную мою героиню. В один из эвакуационных дней девчонка выбежала на улицу и, хлопая в ладоши, приветствовала скачущих всадников. Одному большевику это не понравилось, и он, резко развернув лошадь, выскочил из строя и поскакал к дому. Придержав скакуна у ног ребёнка так, что лошадь встала на дыбы, он взмахнул арапником и со всего маху ударил её по лицу. Кровь от удара так и хлынула, но этого ему показалось мало. Прокричав: «Казачья твоя морда!» – он вынул наган и выстрелил в упор…
Тоня на всю жизнь запомнила эту чудовищную расправу, и с тех пор боялась верховых всадников. Увидев скачущего всадника, она убегала в дом и зашторивала окна.
Впечатляющими рассказами были воспоминания станичников и о гражданской войне. Это было время, когда станица могла за один только день переходить из рук в руки десятки раз. Бывало, в день приходилось по нескольку раз грузить вещи в обоз и уезжать в соседнюю станицу, которая ещё не была занята большевиками. Дождь, слякоть, плачущие дети, но оставаться в родном доме было рискованно: большевики не щадили ни старых, ни малых, ни больных: такая вот ярая ненависть у них была к людям, волею судьбы принадлежащим к казачьему сословию.
Не менее трагичны были встречи станичников и с белогвардейцами. Родная станица Тони находилась как раз на пути в станицу Баталпашинскую.
Поэтому её жителям приходилось испытать разор не только красных, но и белых, у которых вооружение было из-за «бугра» (так отцы называли зарубеж).
Как-то отец рассказал дочери, как в одном из окопов, а они находились прямо за огородами станичников, белые, покинув станицу, оставили яркие игрушки. Дети бросились разбирать их, но оказалось, что игрушки были начинены взрывчаткой. Многих мальчишек не досчитались в казачьих семьях в ту памятную для отца осень первого года гражданской войны…
Казаки истреблялись и обманным путем.
Откуда-то в станице появился кем-то засланный казачий агитатор. На сходках он призывал казаков к восстанию против советской власти. Многие станичники поверили ему и пошли на сход, на котором собирались разработать план захвата власти в станице. Мать Тони была мудрой женщиной и не посоветовала мужу участвовать в этом сговоре. Она сказала:
– Эта власть, я думаю, пришла надолго. И вряд ли её можно свергнуть в одной взятой станице. Не подослан ли этот человек для того, чтобы выявить недовольных казаков властью?
Так оно и вышло: собравшихся в тот роковой вечер казаков арестовали и судили как врагов советской власти. Все арестованные были сосланы рыть шахты для будущего рудника по добыче вольфрама и молибдена в горах Приэльбрусья. Там, в построивших ими шахтах, казаки и сгинули…
Не вернулся из мест ссылки и родственник семьи Николаевых – дядя Санька Шамайский (так называли его племянницы) – потомственный казак, первый атаман станицы, смелый и мужественный человек. Его жене одной без хозяина подворья и главы семейства пришлось растить четырёх детей. Трудно, небогато жила семья репрессированного казака, но это не мешало детям вырасти добрыми, отзывчивыми и смелыми людьми. Никто из них не озлобился на власть.
Все трое сыновей атамана станицы Шамайского Александра в первые дни войны отправятся на фронт, чтобы защитить ту самую советскую власть, которая репрессировала их отца…»[3]
После Ставропольского сражения, длившегося с 20 октября по 20 ноября 1918 года на Минераловодском направлении войска Владимира Платоновича Ляхова, в составе Добровольческой армии, имели 10 000 штыков и шашек, 30 орудий, 4 бронепоезда, занимали фронт по обе стороны Владикавказской железной дороги против станции Курсавки, а правым флангом подходили на переход к железной дороге Кисловодск — Минеральные Воды. В состав корпуса состояли: пластунские бригады Якова Александровича Слащева и Александра Александровича Геймана, 1-я Кавказская казачья дивизия Андрея Григорьевича Шкуро, Черкесская дивизия Султан-Клыч-Гирея, Терский отряд и Баталпашинские ополчения. Войска Ляхова столкнулись с попытками встречного наступления красных.
Большевики располагались полудугой, занимая Заветное, Петровское, Ремонтное, Приютное, Сухую Буйволу, Дубовый, Курсавку, Воровсколесскую, Кисловодск и Нальчик. 28 ноября РВС Каспийско-Кавказского отдела Южного фронта приказал начать наступление главными силами 11-й армии вдоль Владикавказской железной дороги в направлении Армавир — Кавказская. Красные потянулись в район Курсавки, в начале декабря — в сторону станицы Невинномысской. В течение месяца проходили постоянные бои. Зима 1918-1919 выдалась холодная. Всюду была гололедица, сильные морозы, сопровождающиеся снежными буранами. За зиму станицы Боргустанская, Суворовская, Воровсколесская и станция Курсавка несколько раз переходили из рук белых в руки красных и наоборот.
27 декабря красные вторглись в Боргустанскую и завязался всенощный бой. Поводом для вторжения стало пребывание Шкуро в станице.
«27-го декабря я перешёл со штабом в Боргустанскую. – пишет Шкуро в своей книге - Печальную картину представляла эта станица, также, впрочем, как Бекешевская, и Суворовская. По меньшей мере, половина домов в станице была сожжена большевиками. Массу хлеба красные увезли с собой, большое количество сожгли и потоптали. Многие из казаков были расстреляны. Поддержавшая большевиков часть иногородних бежала вмести с ними. Оставшиеся были беспощадно вырезаны, мстившими сторицей казаками».
Более подробно об эвакуации населения станиц написано в статье «Казачий Верден». Автор, конечно сгущает краски, и немного обеляет белых. Статья опубликована на казачьем сайте и в ней делается небольшой акцент на героизме белых. Но подобная авторская оценка вполне допустима.
28 декабря население станиц отправилось в сторону Кубани. – пишет Петров. - Большевики последовали за убегающими. Станичники, с остатками имущества, основным числом пешие, поскольку большая часть тяглового скота погибла, старики, женщины, дети, прорвав слабый заслон красноармейцев, уходили за Кубань. Командование Красной гвардии отправило Терский кавалерийский полк по горам, вдоль правого берега реки Кубань на станицу Баталпашинскую, где находился единственный мост для отступления беженцев через реку Кубань. Но усталость помешала исполнить этот план. Казаки, цепляясь за каждый рубеж, медленно отходили вместе с огромным обозом беженцев. Жители станиц Боргустанская, Бекешевская, Суворовская, Ессентукская, Кисловодская, села Михайловского, аулов Кумско-Лоовского, Тамбиева, Абукова, на подводах, нагруженных домашним скарбом, со скотом, детьми, спешно уходили от преследования красных.
4 января 1919 года Добровольческая армия нанесла удар по XI Красной армии в районе станицы Невинномысской и, прорвав фронт, начала преследовать по двум направлениям – на Святой Крест и на Минеральные Воды. Но в тот же день красные овладели Боргустанской, Суворовской и Бекешевской, и юго-восточной окраиной Баталпашинска. В случае падения города и отхода добровольцев на левый берег Кубани красные получали открытым тыл корпусов Казановича и Врангеля. Об успешном начале наступления 5 января 1919 года Реввоенсовет XI армии направил в Астрахань председателю Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта Александру Шляпникову телеграмму:
«Войска XI армии перешли на всём фронте наступление. Одержаны значительные успехи. На левом фланге заняты Бекешевская — Суворовская — Воровсколесская — Баталпашинск, идёт наступление на Невинномысскую».
Но перспективы на левом участке XI армии оставались не радужными. Войска 1-й и 2-й стрелковых дивизий, израсходовали бо́льшую часть боеприпасов и не смогли преодолеть сопротивление белых на невинномысском направлении. Григорий Константинович Орджоникидзе настаивал об отходе к Владикавказу. Но большинство командиров выступало против отступления, считая, что в горах армия попадёт в ловушку. 12 января совет обороны Северного Кавказа признал целесообразным произвести смену командования XI армии и усилить оборону края. По телеграфному представлению Чрезвычайного комиссара Юга России Орджоникидзе назначил командующим XI армией Михаила Карловича Левандовского. Реввоенсовет XI армии объявил по войскам о назначении Левандовского командующим армией, а снятый с этой должности Владимир Михайлович Крузе назначен инспектором по формированию XI армии[4].
13 января Реввоенсовет XI армии отправил телеграмму в Астрахань, в штаб Каспийско-Кавказского фронта:
«Положение фронта XI армии 13 января критическое. Последствия усталости, заболеваний, доходящих до 50%, отсутствие обмундирования и боевых припасов, деморализация и массовый переход на сторону противника некоторых мобилизованных частей, особенно Ставропольской губернии — ставят армию на край гибели. Приняты все меры к спасению положения. Численность бойцов осталась около 20 000, среди которых также уже есть начало дезорганизации. Просим спешно указать задачу и военную дорогу.
Председатель РВС Ян Полуян. Командарм XI Левандовекий»[5].
Вопреки пессимистическим настроениям руководства, 1-я и 2-я стрелковые дивизии сохраняли свой боевой состав почти полностью и насчитывали не менее 17 000. штыков, 7 000. сабель 2000. 4-я стрелковая дивизия тоже имела до 10 000. штыков и сабель, конница Кочергина сохраняла до 2 000. сабель, сохраняла бойцов и кавбригада Ивана Кочубея[6].
К вечеру 15 января под натиском Ляхова части 2-й стрелковой дивизии отступали к Суворовской. В районе Ессентуков произошли ожесточённые столкновения. Части 1-й стрелковой дивизии уходили к Минеральным Водам. 16 января полки 2-й стрелковой дивизии отбивали яростные атаки противника, наступавшего на Кисловодск, Пятигорск, и организованно отходили вдоль железной дороги к Минеральным Водам. Ввиду продолжающегося отхода частей 1, 2 и 3-й стрелковых дивизий командарм XI 17 января отдал новый приказ. В нем указывались оборонительные рубежи, на которые последовательно должны были отступать все четыре дивизии XI армии. В этом приказе 2-й стрелковой дивизии ставилась задача занять для обороны рубеж реки Золка. Полки 1-й стрелковой дивизии должны были оборонять полосу от Марьинской до станицы Государственной, а 3-й и 4-й стрелковым дивизиям было приказано закрепиться на линии станица Государственная — Курская. В дальнейшем предусматривался отход частей 2-й стрелковой дивизии на рубеж от Гунделен до Кучмазукино, 1-й стрелковой дивизии — от Кучмазукино до Прохладной, а части 3-й и 4-й стрелковых дивизий должны были закрепиться на рубеже от Прохладной до Курской. 19 января белыми был взят Пятигорск, 20 января разгромлена Георгиевская группировка красных. Чрезвычайный комиссар Юга России Орджоникидзе в телеграмме 24 января 1919 года на имя Владимира Ильича Ленина сообщал о положении дел:
«XI армии нет. Она окончательно разложилась. Противник занимает города и станицы почти без сопротивления. Ночью вопрос стоял покинуть всю Терскую область и уйти в Астрахань»[7].
Многие современные исследователи казачества считают, что начало массовых гонений на казачество положено подписанной Яковом Михайловичем Свердловым 24 января 1919 года Директивы ЦК РКП (б) «О поголовном истреблении казачества». Но по словам руководителя комитета по делам архивов Нижегородской области Бориса Пудалова, нет причин приписывать Свердлову политику расказачивания. Под директивой нет его подписи, но имеется подпись Оргбюро ЦК РКП(б). Сохранился черновик директивы, и известно, кто его писал - председатель Донбюро ЧК казак Сергей Иванович Сырцов[8].
Репрессии против казачьих офицеров прошли только на Дону, когда как на Кубани и Тереке в это время была белая казачья власть, которую сместили коммунисты лишь весной 1920 года. 10 февраля 1919 года, член РВС Южного фронта и член ЦК РКП(б) Григорий Сокольников выступил против директивы от 24 января, поскольку она нуждалась в дополнениях, которые приняли бы во внимание существующую степень дифференциации казачества.
В итоге 16 марта 1919 года Пленум ЦК РКП(б) пересмотрел директиву и предписал партийным работникам, в частности, «не применять ничего, что может обострить отношения и привести к восстанию» и «отменить приказы о создании ревтрибуналов, конфискации лошадей, повозок, седел, фуража».
Геноцида казачества не было, а проходило повсеместно расказачивание, начатое, по сути ещё до Столыпинских реформ, и террор по отношению к командованию и состоятельным казакам. Современные оценки произошедшим событиям достаточно политичны и ангажированы, особенно в сепаратистских казачьих обществах. На Тереке, Кубани и Дону проходят дни памяти. Аналогичные мероприятия проводятся и в нашей станице. О жертвах «геноцида» казаков, учреждаются спортивные мероприятия. Но далеко не все потомки казаков понимают смысл проводимых мероприятий. К примеру перед молебном в 2022 году среди смс приглашений некоторые станичники присылали смс приглашение с текстом следующего содержания, распространённого через мессенджер WhatsApp:
«Дорогие станичники, приглашаем вас на праздник, посвящённой дню геноцида казачества».
На эти молебны приглашаются школьники, которым рассказывают о «плохих коммунистах», но при этом в Суворовской не проводится исследований о времени революции, Гражданской войны, её предпосылках и последствиях, причинах выселения казачества в первые годы советской власти. Не говорится детям о том, что казаки шли воевать на сторону красных и этот поток увеличивался ежегодно. О массовых переходах из белых в красные и обратно сохранилось много записей в воспоминаниях белых генералов. Большинство кубанских, донских и терских казаков уже к середине 1919 года поддерживали большевиков, в том числе и в станицах Баталпашинского отдела. К 1920 году практически полностью население станицы поддерживало большевиков. И наиглавнейшую роль в склонении рядовых казаков к большевикам сыграла роль власть белых. Относящаяся к простым россиянам с презрением и высокомерием, заложенными феодализмом российской империи. Полуторагодовая власть белых в станице пала вместе с позорным бегством верхушки казачества. Узнавая о изощрениях и прямом шантаже верхушки казачества, отчаянно рвавшегося из страны и отнимавшего возможность у рядового казачества спастись от преследования красных, казаки понимали одно – их использовали генералы в своём желании сохранения собственных привилегий перед основной частью населения страны. Идеология красной армии именно в период падения белых и рвения верхушки спастись самим, не прилагая никаких инструментов для спасения основных сил своей армии, стала близка бывшим участникам белых. Они возвращались в родные станицы и пытались восстановить своё жильё.
В одной из записей Александра Савкина я нашёл запись от имени Безбородова Ивана Васильевича:
«Мы с казаками вертались в станицу с чувством выполненного долга и горькой обидой за обманутые надежды. Нами воспользовались и выбросили. Я за руку здоровкался со Шкуро и верил ему безоговорочно, а потом он предал нас, спасаясь от неминуемой гибели. Он не поинтересовался нами как мы будем жить дальше».
В книге «Очерки истории станицы Бекешевской» Дмитрий Евгеньевич Бирюков писал:
«Сравнялись от времени с землёй, заросли чертополохом могилы, не сохранились в памяти имена бекешевских казаков, вовлечённых в кровавую авантюру Шкуро и поднявших руку на своих станичников, таких же, как они казаков и иногородних, боровшихся не за привилегии, а за то, чтобы на мирной земле жить, трудиться и растить своих детей.
Запятнал свою офицерскую честь кровью своих жертв и казаков-бекешевцев, поверивших ему, А. Г. Шкура-Шкуро.
В гражданскую Шкуро командовал Кубанской казачьей бригадой, кавдивизией, с мая 1919 года — 3-м казачьим корпусом, дослужился до генерал-лейтенантского звания. Возглавлявшиеся им войска отличались особой жестокостью и недисциплинированностью, что вызывало недовольство даже белогвардейского командования. В боях под Воронежем и Касторной шкуровский корпус был разгромлен 1-й конной армией С. М. Буденного, а оставшиеся в живых казаки-бекешевцы составили костяк бандитских групп, действовавших в бекешевских лесах, пока не были уничтожены.
О заключительном этапе шкуровской кровавой авантюры рассказал мне офицер-бекешевец, побывавший в родной станице в конце шестидесятых годов.
«В октябре 1919 года под Касторной наш кавкорпус разнесла в пух и прах буденновская Конармия. И не только наш. Под клинками красных донских и кубанских казаков лёг костьми цвет белогвардейской пехоты — офицерский корпус Кутепова и краса деникинской кавалерии корпус Мамонтова. Собрал нас, бекешевских, боргустанских и воровсколесских казаков, оставшихся в живых, Шкуро и произнес своим бабьим голосом речь: «Братцы казаки! Хочу дать вам последний совет: кормите хорошо своих лошадей!» Мы поняли, что надо бросить все к чертовой матери и, без оглядки, возвращаться домой[9]».
Немногочисленные повстанцы скрывались в лесах между станицами Бекешевская, Боргустанская и селом Красный Восток с каждым месяцем реже появлялись среди населения станиц, которое собственноручно давало отпор тем, кто посягал на имущество. Геноцид - узкий термин, который не подходит для неоднородного и сложного субэтноса как казачество. Казаки казакам рознь. История знает казаков, произошедших от беглых крестьян, мусульманское казачество, казачество состоящее преимущественно из армян, еврейские казачьи полки и десяток иных формирований этнокультурной принадлежности. Отдельно хочется отметить и современные, вольные теории «казаков», считающих себя потомками внеземной цивилизации, поселившейся на Земле от 40 000 до 10 000 лет назад. Подобные оценки происхождения казачества сегодня также встречаются среди казаков. Количество «сторонников внеземного происхождения» казаков минимально, но не стоит умалчивать об этом феномене. В современной станице удостоверения казаков есть и у греков и армяней и это никаким образом не противоречит богатой истории казачества России, где представители национальных меньшинств имели высокие звания в казачьих полках. В казачестве служили греки Орбелиани и Никифораки – известные греческие рода. Современные казаки станицы происходят в том числе и из крещённых калмыков, персов и кавказских татар (ногайцев). Также не стоит забывать и о приписных казаках. Многие казаки привозили девушек кавказских и ближневосточных национальностей на которых женились и те рожали детей. О своей прабабке курдянке писала Евгения Борисовна Польская – известный кавминводский краевед.
«Прабабушку мою Марину Никитичну в станице Суворовской все знали и как огня боялись.
Она была женою казачьего полковника Михаила Ильина, происходившего из пленных крещеных персов, принятых в 17–18 веке в казачество. В зрелые годы свои был прадед атаманом станицы, и его вдову до смерти звали Атаманша Ильиниха.
Ее судьба замечательна: она по рождению курдинка. Михайло был уже женатым офицером, когда во время Кавказской войны, какой-то кровавой стычки с курдами в Закавказье, нашли казаки на дороге, по которой бежали от них курды, грудного ребенка, девочку. В пелены дорогие был завернут потерянный ребенок, ценными амулетами увешан, видимо, была она дочерью какого-то курдинского бея, хана — не знаю, как у них знатные назывались.
Михайло взял ребенка, в седле возил, его приближенные казаки кормили малютку из соски. Скоро, закончив кампанию, вернулся Михайло домой и привез девчушку жене-казачке.
Окрестили найденыша. Воспитали вместе с родной дочкой хорошо, отдали в Институт благородных девиц, вероятно, в Новочеркасский, ибо Екатеринодарский был основан позднее.
Когда жена умерла, было полковнику Ильину под 60, а Марине 16 лет, но он с разрешения архиерея женился на воспитаннице, благо, не усыновлял ее, и отчество носила она по имени суворовского казака Никиты, ее восприемника при крещении, и фамилия девичья у нее была по крестному отцу, не знаю, какая.
Даже в старости очень красива была совершенно обруселая и оказаченная курдинка: высокая, стройная, беломраморной кожи, глаза черно-огненные, и волосы до пят волнами черными. Это в нее не седеем мы долго.
Я представляю прабабку в тонах кавказского чекана: ослепительно светлое серебро и чернь. Сатаней из нартских сказаний для меня принимает образ прабабки. На Марину, говорят, заглядывался сам наместник Кавказа С.С. Воронцов, сын «того» Воронцова. Его заглядывание, кажется, и подвигло прадеда, овдовев, жениться на красавице-воспитаннице. Было у нее с Михайлом двое дочерей, одна из них, Таня — мать моего отца.
Отец в девичестве моем говорил, что чертами лица похожа я на эту свою прабабку. И вот, гляди: она красавица была, а я только хорошенькая девочка, не более. Видимо, дело тут — в колорите, в этих «тонах кавказского чекана», в стати. Тамара наша ближе к ее облику. Умерла она до моего рождения, портреты не сохранились, смутно помню только другую свою прабабку, мать деда, противную мокрогубую старуху Львовну, от которой я даже пряталась во младенчестве. Зато прабабушку Марину мне хорошо обрисовали и бабуля Таня, и отец, и тетя Веруся. Она мне ну, прямо, видится, как живая. От дней институтского воспитания говорила и читала она по-французски, чем уже плохо владели ее внуки, умела «принять» любого гостя, любой разговор поддержать, но в быту была типичной станичной казачкой. Что там корову выводить — кизяки и саман при нужде с девками месила ночами сама. Даже босиком порой хаживала».
Более подробно об описании жизни станицы и в частности рода Ильиных можно ознакомиться в одноимённой статье Евгении Польской.
Регулярно после Божественной литургии в храме святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии станицы Суворовской, проходит присяга казаков села Свобода Предгорного округа. Присягу принимает настоятель храма протоиерей Роман Иванилов[10]. Это к слову о том, что как и во всю историю сословия в казачество принимаются и потомки крестьян (иными словами иногородних или мужиков), которые были поселены в конце XIX начале XX веков в хутора Церковный и Свободный Киркиль.
В январе 1919 г. атаман Баталпашинского отдела Пётр Иванович Косякин получил от Шкуро телеграмму следующего содержания:
«Из частей поступили сведения, что казаки массами дезертируют. Принять срочные меры и не менее 10 процентов дезертиров повесить и настоящий мой приказ объявить по всем станицам. Стыдно хопёрцам забывать честь и совесть и вынуждать меня принимать самые решительные и суровые меры к прекращению подобного позора. Списки пойманных дезертиров представлять мне. Казаки не только бегут, но также уносят с собой винтовки и патроны, которые так дороги здесь, из-за такого преступного поведения зря льётся казачья кровь».
5 января 1919 г. Шкуро с конным и пешим ополчением и черкесской бригадой Султана Клыч-Гирея овладел Кисловодском, занятый большевиками. Картина предстала ужасающая: множество разграбленных домов, сотни расстрелянных жителей. По приказу бывшего студента Петербургского технологического института, анархиста-коммуниста, председателя Кисловодской ЧК, комиссара Александра Ге (настоящая фамилия Голберг) у подножия горы Машук шашками были зарублены 103 офицера.
Жертв могло быть намного больше. Своим спасением генералу Шкуро были обязаны князья Волконские, Голицыны, Оболенские, графы Воронцовы-Дашковы, Бенкендорф, Мусин-Пушкин, известные промышленники Гукасов, Манташев, Нобель, Рябушинский и другие, которые вовремя не покинули курорт и были обречёны на уничтожение красными.
Шкуро возмущался варварством красных, которые сожгли станицы Бургустанскую и Воровсколесскую. Там же была сожжена церковь, а из церковных риз сделали попоны для лошадей. Были насилия над молодыми женщинами, а 107 молодых казачек красноармейцы увели с собой, то есть «социализировали», как это называлось у большевиков.
Во время захвата Кисловодска о Шкуро понеслась народная молва: «Шкуро не грабит!» Люди хотели видеть в Шкуро героя, своего защитника. Но Шкуро не грабил Кисловодск потому что захватил кисловодское казначейство. Этими деньгами он платил и доставленным в Баталпашинскую из Кисловодска грамотным людям, с помощью которых наладил производство патронов, снарядов, сукна, кожаных сапог, бурок и шуб для белой армии. В январе 1919 г. дивизия Шкуро была выведена из подчинения Покровского и вошла в состав 2-го армейского корпуса генерала Ляхова[11].
В начале февраля 1919 года Штаб Терского войска перешёл во Владикавказ. Большинство населения восприняло передислокацию, как свидетельство передвижения Ставки для отхода в Грузию. Настроение многих казаков, ухудшалось, приходило понимание неминуемой расплаты за контрреволюционную деятельность. В это время Суворовская продолжала находиться под управлением белых, но шаткое положение и постоянное отступление Добровольческой армии не внушало доверия к казачьей власти. Красные комиссары станицы либо были убиты, либо воевали далеко от родной станицы. В составе XI армии служили верные соратники Ильина братья Золотовы Иван и Фёдор Никитичи. Во время отступления XI армии на Астрахань Третья Кубанская кавалерийская бригада под командованием Кочубея прикрывала отход отступавших частей. В районе Промысловки, на подступах к Астрахани, реввоенсовет XII армии отдал приказ о разоружении и расформировании 3 Кубанской кавбригады по другим частям. Кочубей, оставшийся в такой ответственный момент без комиссара (он заболел в пути тифом и отстал от бригады), не смог принять правильное решение и отказался подчиниться приказу. В сопровождении нескольких человек Кочубей уехал обратно в степи, чтобы пробраться на Ставрополье, в прикумские камыши и организовать крупный партизанский отряд. О предательстве Ивана Кочубея подробно написано в книге «Станица Воровсколесская от форпоста до сельской глубинки» Ивана Алексеевича Соловьёва:
«При отступлении Красной Армии в астраханских песках Кочубей восстал против высшего начальства (реввоенсовета), грозился с ним расправиться. В свою очередь, РВС хотел его арестовать за бандитизм, а его бригаду разоружить. Пробиваясь с боями, перенося холод и голод, И. Кочубей заболел в пути сыпным тифом и в таком состоянии был захвачен белыми в плен. Кочубей в дни отступления свирепствовал. Он стрелял налево и направо, им было убито несколько ответственных работников и комиссаров. Роль же его бригады в эти дни была исключительной, она прикрывала отступление разгромленной белыми и тифом Красной Армии. Об этом И. Борисенко пишет: «Реввоенсовет армии потребовал, чтобы Кочубей сдал бригаду и прибыл в РВС. Кочубей отказался. Послали арестовать его. Он кинулся к бригаде. Бригада поддержала его. Кочубей восстал. Он хотел покончить с РВС. Произошла стычка кочубеевцев с красными частями. Начались митинги, плакали митинговавшие, плакал Кочубей. Мало кто понимал, что происходит. В итоге Кочубей, так и не подчинившись РВС, ушел с частью бригады на город Святой Крест, полагая, что часть Жлобы находится там, чтобы присоединиться к ним. В песках отделилась от него еще одна часть бойцов и вернулась назад. С Кочубеем пошли немногие (жена и 9 бойцов. — И. С.)». В феврале 1919 г. их арестовали белые, а позже приговорили к смертной казни через повешенье, приговор привели в исполнение в г. Святой Крест (совр. Будённовск) 22 марта 1919 г[12]».
Несмотря на относительное спокойствие в станице, станичники были разбросаны по всей стране и продолжали участвовать в гражданской войне весь 1919 год. Весь год станичники возвращались домой, уставшие от бессмысленной войны и от политической неразберихи дезертировали из всех вооружённых частей конфликтующих сторон. Станичники убегали в «зелёные» партизанские отряды, устав воевать и за белых и за красных. К большому сожалению, мне не удалось найти фамилии станичников, покинувших фронт, но судя по работам авторов книг, посвящённым Бекешевской, Боргустанской, Баталпашинской и Воровсколесской таких солдат было множество. Побеги с фронта продлились вплоть до января 1920 года, когда приближение Красной армии стало неминуемым. Красные части вели повсеместные атаки. Бело-зелёные набирали отряды станичной самообороны, состоящей из стариков и подростков допризывного возраста. В результате массового наступления Красной армии, Суворовскую отрезали от «белых» станиц Кубани. Волнение нарастало. Для успешной борьбы с неповиновением приказам и начальству дезертирством сформированы подвижные военно-полевые суды с правом на месте возбуждать дела, решать их и приводить в исполнение. Приговоры судов разрешалось проводить атаманам отделов. У представителей власти возникали проблемы при задержании казаков-дезертиров отчасти только технического характера: неизвестно было кому направлять задержанных, куда сдавать отобранные у задержанных оружие, обмундирование и снаряжение. Как поступать с казаками, направленными эвакуационными пунктами по распоряжению атаманов отделов, задерживать их или вести учёт по отделам и станицам. На возникшие вопросы по всем отделы было направлено разъяснение начальника войскового штаба: «Всех терцев, уходящих с фронта, задерживать и направлять в Пятигорск, атаману Пятигорского отдела», но проводимые репрессии не останавливали дезертиров. Фронт распадался.
Кандидат исторических наук Эдуард Бурда в статье «Последние дни на родной земле. Исход (январь – март 1920 года)» писал:
«На совместном заседании 6 марта 1920 года войскового атамана, и членов Круга Терского казачьего войска было принято решение начать эвакуацию представительских учреждений, архивов и складов во Владикавказ, куда ещё накануне начали эвакуацию учреждения командующего войсками и главноначальствующего Терско-Дагестанского края.
Тем временем части правого боевого участка 1-й Сводной бригады экспедиционного корпуса XI Красной армии в первых числах марта перешли в наступление вдоль реки Томузловка и успешно продвигались на запад, в Александровский уезд. Части левого боевого участка под командованием В. И. Кучуры в это время также перешли в наступление из района Архангельского на селение Воронцово-Александровское и далее вдоль железной дороги к Георгиевску. На этом участке красному комбригу пришлось сталкнуться, хоть и с потрепанными, но еще способными оказать сопротивление 6-м и 12-м Кубанскими пластунскими батальонами, а также с 1-м и 2-м Сунженско-Владикавказскими и 1-м Кизляро-Гребенским конными полками.
Чтобы сломить сопротивление терских казаков В. И. Кучура направил кавалерийские полки в обход занимаемых позиций казачьих частей. Не выдержав натиска советских войск, казаки, оставив свои позиции, начали отход на Георгиевск и через станицу Государственную на станцию Прохладную.
7 марта, «оставив в Пятигорске атамана отдела полковника Менякова с заданием держаться, пока будет возможным, и затем отойти в горы Кабарды и Карачая, собирая вокруг себя остатки терских частей, войсковой атаман и правительство, несколько депутатов с председателем Круга, при обозе и в сопровождении Гвардейского дивизиона, походным порядком отправились под Георгиевск. Фронт еле держался всего в нескольких верстах от города». Кубанские пластунские батальоны, накануне приезда атамана оставив занимаемые позиции, «ушли домой, оставив фронт без артиллерии. Разрыв фронта заткнули только что прибывшими из станиц безоружными казаками из числа допризывных (1922 года призыва) и стариков». Советский комбриг В. И. Кучура почувствовал слабость терцев, яростно атаковал. «Атаман прибыл на фронт в тот момент, когда там некоторые части под влиянием обстановки намеревались бросить фронт и уйти по домам. Войсковой атаман вновь спас положение: он лично восстановил порядок и послал казаков в бой» [13].
В марте 1920 года установилась советская власть в станицах Баталпашинского отдела. Казакам предписан ультиматум о сдаче оружия. Основная часть населения станиц сдала хранившееся на руках оружие. Частные, юртовые, военные земли национализировали и распределили между всем населением. Суворовскую возглавил Панпурина Илья, которого в 1922 году убьют белобандиты.
Казаки, сдавшие оружие: Остроухов Михаил Ильич, Гетманов Михаил Тимофеевич, Мищенко Леон Никитович, Шилин Илья Яковлевич, Лобов Илья Иванович, Дубков Василий Сергеевич, Яров Иван, Мельников Тимофей, Долгов Иван, Лобов Григорий, Балоцкий Алексей, Белкин Иосиф Иванович, Филипов Дмитрий Семёнович, Лобов Алексей, Жуков Иван, Помозанов Андрей, Филипов Алексей Семёнович, Гетманов Семён, Михайлов Иван, Шамайский Кирила и другие[14].
Руководство ЦК РКП(б) придавало огромное значение урегулированию взаимоотношений между горским населением, казачеством и их отношением к советской власти. Освобождение Северного Кавказа послужило проведению в марте 1920 года в Москве Первого всемирного съезда трудового казачества.
Ленин описывал путь развития казачества: призывал казачество участвовать в органах власти на общих основаниях с рабочими и крестьянами Советской России, но в тоже время жёстко высказался об казачьей элите, вырывающей казаков из общего дела трудящихся.
«Казачество, - говорил Владимир Ильич, - отнюдь не является особой народностью или нацией, а составляет неотъемлемую часть русского народа. Поэтому, о каком отделении казачьих областей от остальной советской России, к чему стремятся казачьи верхи, теперь спаянные с помещиками, буржуазией, - не может быть и речи. Всякие попытки оторвать казаков от общего дела и обшей жизни со всем русским трудовым народом, трудовое казачество клеймит, как явно враждебное своим интересом и интересом революции и будет беспощадно с ним бороться» - принята съездом.
На Северном Кавказе остались сторонники и соучастники добровольческой армии Деникина. Армия и бело-казачий актив, разбрелись по Кавказу готовые к повсеместной борьбе против советской власти. Тем более, что ситуация в стране вызывала недовольство крестьян и казачества. Трудовая повинность, тяжёлый экономический и хозяйственный кризис, изъятие хлеба в порядке продовольственной развёрстки, мобилизация в связи с Советско - Польской войной - эти и другие факторы способствовали росту антисоветских настроений.
27 апреля в Пятигорске проведено Терское областное казачье совещание. На нём присутствовали 60 казаков, из них 3 коммуниста и 5 сочувствовавших.
На совещании выступали председатель Северокавказского краевого ревкома Григория Константиновича Орджоникидзе и член краевого ревкома Сергея Мироновича Киров. Разъясняя политику партии и советского правительства по отношению к казачеству и горским народом, они призвали казаков активнее участвовать в восстановлении народного хозяйства, бороться с разрухой и содействовать борьбе с белобандитами. По заявлению Орджоникидзе распущены по домам 80000 пленных казаков белой армии, но в случае протеста против советской власти хотя бы одного казака, ответ понесёт целая станица. В принятой резолюции делегаты казачьих станиц дали обещание поддерживать советскую власть, помогать ей вести беспощадную борьбу с контрреволюционными элементами.
19 мая 1920 г. 1-й и 2-й Хопёрские казачьи полки было приказано считать расформированными. Это известие казаки восприняли негативно. История полка насчитывала 224 года и нововведение вызвала естественный процесс неподчинения. К несогласию с проводимо большевиками политикой по вопросам земли и распределения продовольствия добавилось расформирование полка. Крупное повстанческое движение белых казаков летом организовал уроженец станицы Баталпашинской генерал Михаил Архипович Фостиков. Им была создана Армия возрождения России, в которой участвовали бекешевцы, суворовцы, боргустанцы и воровсколесцы[15].
Приказ, №1247 Реввоенсовета Кавказского фронта подписанный Валентином Андреевичем Трифоновым и Владимиром Михайловичем Гиттисом. хранящийся в центральном архиве советской армии в фондах кавфронтов, по войскам Кавказского фронта от 29 июля 1920 года свидетельствует о сложной ситуации в регионе.
«Несмотря на тягчайшие преступления, совершённые казаками против Советской России за 2 года борьбы в рядах белой армии, рядовое казачество было с честью и миром распущено по домам к мирному и полезному труду. Распущено оно было потому, что огромная масса казаков не знала, с кем и за что она воюет, она была вовлечена в борьбу обманом, ложью и клеветой.
Теперь после 2-х лет борьбы не может быть места обману. Теперь всякий, поднявший оружие против Советской власти… будет рассматриваться как сознательный, закоренелый и неисправимый враг трудящихся и беспощадно будет уничтожаться, а те станицы, хутора и населённые пункты, которые оказывают содействие или дают приют изменникам и предателям дела трудящихся, будут считаться гнёздами помещичьей контрреволюции беспощадно разоряться. Население казачьих областей должно знать и твёрдо понимать, что всё оно несёт ответственность за те преступления против Советской власти, которые совершаются на его территории».
В приказе Реввоенсовета Кавказского фронта перечислены конкретные мероприятия, проводимые реввоенсоветами армии областными и губернскими комиссарами:
- Население обязывалось сдать любые виды оружия к 15 августа.
- Бандитов, захваченных с оружием в руках, расстреливать на месте.
- Всемирно содействовать местным властям в поимке преступников и ликвидации контрреволюционных банд[16]».
После этой директивы разоружение станиц и аулов силами войск Кавказского фронта началось незамедлительно. К началу августа положение в Терской области обострилось и Кавказское бюро направило сообщение Владимиру Ильичу Ленину о значительном увеличении Зелёных отрядов. 11 сентября создан Южный фронт и Управление по Формированию запасных войск Кавказского фронта. В начале сентября 1920 года областной исполком и партбюро Терской области издали постановление о взятии заложников у селений по распоряжению Терского ЧК. В сентябре – октябре были организованы боевые экспедиции с участием бронепоездов во все районы Терской области.
На сайте «Кубанская генеалогия» опубликованы списки реабилитированных казаков 1920 года[17]. ФИО записаны в V главе Книги Памяти жертв политических репрессий Ставропольского края.[18] В докладе чрезвычайной коллегии трёх по разоружению станиц от 6 сентября описано, что в связи с нежеланием жителей сдавать оружие и выдать мужское население в возрасте от 18 до 50 лет, против населения станицы Суворовской было применено трёхдюймовое орудие. После артподготовки все обнаруженное мужское население: 98 человек – было взято в заложники, 19 из них были расстреляны, подожжено 9 домов. «Но по случаю сильного дождя, пожару распространиться не удалось». Суд проходил три раза: 10, 19 и 20 сентября. Мужское население было «профильтровано и отправлено в Кавтрудармию в город Грозный». 28 августа Повстанческий отряд полковника Менякова, бывшего атамана Пятигорского отдела восстал совместно с казаками станиц Бекешевская, Боргустанская и Суворовская. Доведённые постоянными реквизициями и бессудными расправами до отчаяния казаки взялись за оружие. Для ликвидации мятежа 9 сентября 1920 года в Ессентуки прибыла Вторая Южно-Осетинская добровольческая бригада, совместно с другими частями Красной армии не допускающая прорыва казаков в долину реки Кумы.
Коллегия Ревкома станицы постановила числить заложниками впредь до ликвидации белых банд в станице или разоружения:
Ельфимова Александра Павловича, Мартыненко Андрея, Никитина Лаврентия Акимовича, Чеботарёва Ивана Васильевича, Белицкого Василия Захаровича, Скрыпникова Ив. Васильевича, Михалец Петра Ивановича, Щербань Иосифа Константиновича, Гончарова Акима Семёновича, Скырикова Ивана Дмитриевича, Савельева Афанасия Максимовича, Васильева Ивана Андреевича, Шевцова Ив. Никифоровича, Ильина Николая Андреевича, Жендубаева Илью Дмитриевича, Лоскутова Якова, Фомина Тимофея Павловича, Остоухову Евдокия Поликарпову Ильину Пелагею Андреевну, Перепеловскую Александру Лукиничну, Остроухову Акулину, Рябых Екатерину Васильевну, Мельникова Архипа Тимофеевича, Дьяченкову Евдокию Фёдоровну, Жиляеву Пелагею Ивановну.
После ареста станичников на имя ревкома станицы пришло заявление станичников с просьбой освобождения заложников[19].
Согласно приказу уполномоченного ВЧК Карла Ивановича Ландера, станицы, хутора и населённые пункты, принимающие активное участие в восстании против Советской власти, должны приводиться в повиновение самыми решительными и беспощадными мерами, вплоть до полного их разорения и уничтожения, никаких поблажки здесь и колебания недопустимы. В это число входили станицы Боргустанская, Бекешевская и Суворовская. Эти станицы и особенно станица Боргустанская должны быть снесены с лица земли, а её жители переселены на Урал в промышленные районы. Южно-осетинская бригада вступила в бой с белобандитами на рассвете 11 сентября, сломив редкие заслоны казаков, вступила в станицу Боргустанскую.
Красные осетины увлеклись мародёрством и поджогами, начались грабежи имущества и сильные пожары, горели хаты, конюшни, сараи. Мародёрства сильно озлобили жителей станицы. Восставшие внезапно окружили бригаду и разгромили ее. Председатель ревкома Южной Осетии Александр Михайлович Джатиев сообщал ревкому Грузии, что согласно поимённых списков погибших за весь период боев бригады в Ессентукском, Кисловодском районах с 9 по 19 сентября в боях против казацких восставших станиц Боргустанской, Бекешевской, Суворовской, аулов Кумско-Лоовского, Абуковского, Тамбиевского погибло 1333 человек. Вахмистр ст. Бекешевской сподвижник генерала Шкуро – Михаил Васильевич Савенко 12 сентября возглавил новое казачье восстание в районе станиц Боргустанской, Суворовской, Бекешевской и Воровсколесской. Повстанцам удалось продержаться около двух недель. Сам Савенко ушёл с казаками в горы, продолжая оказывать сопротивление большевикам до его ликвидации 12 июня 1921 года. Получив подкрепление, красные части через две недели после начала мятежа вытеснили восставших в горы и леса. В Боргустанской в память событий 11 сентября в советское время поставили обелиск 545-ти бойцам и командирам 2-й Южно-Осетинской бригады[20]. На правом фланге действовала 2-я трудовая бригада, наступающая на станицу Суворовскую.
По Декрету ВЦИК «Об административной высылке» (от 10 августа 1922 г.) белых казаков стали массово высылать за пределы районов проживания сроком не более 3 лет (обычно его продлевали). Небольшие группы повстанцев оказывали сопротивление советской власти до середины 1920-х годов. Те, кто отказался вернуться к мирной жизни, были ликвидированы местными отрядами самообороны и милицией.
Гражданская война в станице продолжалась до осени 1920 года. Однако, белые под руководством атаманов: Очагова, Остроуховых, Баскаковского. братьевЛобовых, продолжали терроризировать население, убивали, вешали, руководителей сельхозартелей, работников райкома, сельского совета и в последующие годы, но постепенно их периодичность угасала. Сокрушительный удар по отрядам, прячущимся в лесах бандитов были нанесены 9, 10 и 20 сентября 1920 года. Об этом событии написано несколько статей, а также упоминается в книгах. Владимир Иванович Синанов описал об этом событии главу «За что казнили 300 казаков?» в книге «История станицы Бекешевская в очерках, рассказах, новеллах легендах». Синанов упоминает октябрь: «…Стоял октябрь, сухой и прохладный. Праздновался какой-то православный праздник…» - так поделился участник тех событий Василий Иосифович Таранов, тесть автора книги.
Лобова Тамара Михайловна ссылается на старейшину Терского казачьего войска Супрунова Ивана Яковлевича. В книге «Крик подстреленной птицы» упоминает, что сожжение произошло в сентябре. «В гражданскую, в сентябре 1920 года, красноармейцы заживо сожгли в Суворовской триста казаков.» (отрывок из главы «Той дорожкой проходили на пост братья-казаки»). Однако, в другой работе «Страшно писать о Гражданской войне» рассказывающей об этой трагедии и встречах с Синановым, Тамара Михайловна упоминает октябрь. Третью дату указал Теребаев Николай Петрович - Агроном «Колхоза Ильина», сотрудник музея станицы Суворовской, Агроном СПХ «Село Ворошилова» в очерке «История станицы Суворовской». писал - 19 марта 1920 года. Также Александр Савкин писал две статьи об этом в газете «Искра». «11 октября 1996 года на фасаде здания Суворовского производственного участка энертосбыта появилась памятная доска с надписью «На этом месте о годы братоубийственной гражданской пойми были заживо сожжены 30 казаком станичников»[21].
Когда я прочёл отрывок из книги «История станицы Бекешевской в рассказах и новеллах» пару лет вынашивал идею написать рассказ, и после повторного прочтения книги написал короткий рассказ «В огне», повествующий о сожжении казаков, но после детального ознакомления с материалами о Гражданской войне в регионе я написал второй рассказ «Огонь во мне»
, который описывает эти события отстранённо и безоценочно.
На основании декрета ВЦИК от 11 августа 1921 г. станицы Баталпашинского отдела Бекешевская, Воровсколесская и Суворовская отошли Терской АССР.
Несмотря на беспощадную борьбу советской власти с казаками, партизанское белое движение в станице продолжалось как минимум до 1925 г. включительно. Повстанцы, ушедшие из станицы в окрестные леса за годы партизанщины озверели и потеряли человеческое достоинство. Не приняв новую власть и не вписавшись в реалии современной жизни эти люди обрекли себя на вымирание и разрыв отношений с родственниками. С осени 1921 года жизнь станицы изменилась. Суворовская окончательно потеряла связь с Кубанью. С того времени и по сегодняшний день память о Кубанском прошлом практически выветрилась из памяти станичников.
Материалы и источники
[1] https://vk.com/wall-189052804_336
[2] «История хутора Быкогорка» Ангелова Стелла Григорьевна. учитель истории и обществознания МКОУ СОШ №16 хутор Быкогорка, Предгорный район
[3] Татьяна Смаилова – Тропа прощения.
[4] ЦГАСА, ф. 33504, oп. 1, д. 11, л. 23.
[5] ЦГАСА, ф. 33504, oп. 1, д. 16, л. 53.
[6] Сухоруков «XI армия на Северном Кавказе и южном Поволжье» (электронная версия) глава «Обстановка на левом боевом участке XI армии в районе Кисловодск — Минеральные Воды»
[7] https://www.apn.ru/index.php?newsid=23335
[8] https://rg.ru/2019/03/13/reg-pfo/nizhegorodskie-arhivisty-razvenchali-nekotorye-mify-o-iakove-sverdlove.html
[9] Дмитрий Бирюков - «Очерки истории станицы Бекешевской» 2007 г.
[10] http://blago-kavkaz.ru/16303
[11] Сергей Павлович Твердохлебов - Книга «Черкесск: ориентир в океане фактов и событий» Том 2
[12] Иван Соловьёв - «Станица Воровсколесская от форпоста до сельской глубинки».
[13] http://kazachestvokavkaza.com/publ/poslednie_dni_na_rodnoj_zemle_iskhod_janvar_mart_1920_goda_chast_1/1-1-0-118
[14] РГВА Ф. 28108-1 д.27 и д.28, 1920 г.
[15] https://zen.yandex.ru/media/geo_number_one/raskazachivanie-stanic-bekeshevskoi-suvorovskoi-borgustanskoi-i-vorovskolesskoi-5ec7cda54e581f13f4e52823
[16] Летопись Кубанского казачьего войска: 1696-2006/под общ. ред. проф. В.Н.Ратушняка. – Краснодар: ОИПЦ «Перспективы образования», 2006 http://www.slavakubani.ru/chronicle/detail.php?ID=197
[17] Книга Памяти жертв политических репрессий Ставропольского края. Т.11, глава 5. - Ставрополь, 2001. http://kubangenealogy.ucoz.ru/index/suvorovskaja_st/0-168
[18] https://terskiykazak.livejournal.com/908587.html
[19] РГВА Ф. 28108-1 д.27 и д.28, 1920 г.
[20] https://terskiykazak.livejournal.com/908587.html
[21] Газета «Искра» - Доска казачьей скорби 20.11.96 №135 10015