Он никогда ни к кому не подходил, ни у кого ничего не просил и не спрашивал, мало того, ухитрялся каким-то образом избегать любые скопления людей, а в дни или часы, когда дворы, по которым он шастал, были переполнены идущими туда-сюда людьми, или же разъезжающими на своих машинах, его в них не было и в помине. Он как будто чувствовал какие-то свободные часы и места, и всячески пытался втиснуться в них.