Начало можно прочитать здесь: часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9 и часть 10.
Коллекция фигурок мифических существ к юбилею главы преуспевающей компании была почти готова. Оставались мелкие доработки, шлифовка, полировка. Заказчик в лице первого зама лично приезжал и остался не просто доволен, а цокал языком, выражал восторги и долго тряс руку Льву Драгославичу.
Когда Олег видел заказчика впервые, то остался о нём не очень хорошего впечатления – холёный, обеспеченный, заносчивый, говорит, что называется, через губу, а на работяг смотрит, как на обслуживающий персонал.
Но сегодня, в мастерской глиптики, увидев результат работы резчиков по камню, он стал как-то… человечнее что ли… Настоящее искусство обезоруживает, кажется, так говорил Драгославич – припомнил вдруг Олег. А ведь старик, как всегда, прав…
В конце рабочего дня, когда мужики потянулись на выход, шеф махнул рукой, приглашая попить чайку. Почему нет… У Драгославича чай отменный, привозят ему то ли с Кавказа, то ли откуда ещё, и Олег задержался. Прихлёбывая ароматный напиток тёмно-золотистого цвета, он услышал нечто любопытное.
Ювелир, приятель старого мастера, оказывается, не на шутку заинтересовался диковинной серьгой. При повторном, более тщательном её рассмотрении, он обнаружил, что огранка камня выполнена каким-то нездешним способом, и начал искать по своим каналам. Выяснилось, что серьги с изумительной шпинелью, меняющей цвет, были в коллекции одного местного партийного функционера.
В конце 80-х, когда в стране начались перемены, и не все смогли встроиться в новые реалии, наследники произвели, так сказать, инвентаризацию имущества, дабы обеспечить себе существование. Вот тут и обнаружилась пропажа.
– Пропажа? – отставил чашку молодой резчик.
– Ну, они так сначала решили, – кивнул Лев Драгославич. – Позже выяснилось, что супруга чиновника якобы подарила серьги парикмахерше или портнихе. Дети, разумеется, сперва не поверили. Как можно вручать ювелирное изделие обслуге? Но вроде даже нашлись свидетели, подтвердившие, что благодаря то ли причёске, то ли удачному фасону платья встреча в верхах в сопровождении жены прошла на ура и сулила новые карьерные высоты.
– А что же, супруга партийца посещала обычную парикмахерскую или ателье? А, может, на дом приходили мастера? – поинтересовался Олег.
– Нет, конечно, не думаю, что обычную, – рассмеялся старый мастер. – Но попробую узнать.
– И поточнее бы – парикмахер или швея – кого одарили? А, может, парик ей изготовили? – предположил Олег, который вдруг припомнил старушку из салона, что не могла отвести взгляда от серьги на его ладони.
Уже на следующий день Лев Драгославич выяснил, что действительно супруга чиновника презентовала серьги парикмахерше, которая обслуживала её в закрытом учреждении (были такие в советское время – для власть предержащих). Мудрёную аббревиатуру шеф не запомнил, то ли отдел, то ли бюро по конструированию причёсок.
Самое интересное, что спустя годы дети партийного секретаря решили разыскать счастливую обладательницу серёг, однако им это не удалось. Закрытый салон перестал существовать, а мастер, что делала причёску, давно там не работала. По какой причине талантливой девушке дали отставку, выяснить не получилось.
Олег в душе надеялся, что диковинные серьги вручили мастеру по изготовлению париков. Тогда бы картинка сложилась. А тут… молодая парикмахерша. Если только техничка из салона – какая-нибудь её родственница… Голова гудела не столько от работы, сколько от дум.
Он прошёлся по улице пару остановок и, завидев свой автобус, прибавил шагу. На удивление, пассажиров было немного, за окнами мелькали городские пейзажи, солнечный диск словно летел следом, передумав катиться за горизонт. В какой-то миг солнце раздвоилось, отражаясь в стекле, и теперь автобус сопровождало сразу два светила. Оба они пылали так ярко, будто, предчувствуя ночную тьму и холод, хотели посильнее согреть землю.
Вскоре второй диск исчез за крышей дома, а сумерки приглушили разгоревшийся шар. Вот так порою создаётся впечатление о надвигающейся радости, манящих перспективах, но они оказываются всего лишь миражом, возникшем вследствие оптического обмана…
Вторая половина прошлого века
Придя домой, Ариадна, даже не поужинав, сразу легла в постель. Она очень устала, и сон взял своё, словно накрыв защитным покрывалом от не оправдавшего ожиданий вечера, от странных событий, от виденных сцен, в которые её вовлекали помимо воли. Утро было свободным – в ОКП у неё был выходной, а после обеда девушка снова поспешила в театр – в семь часов опять дают оперу, и в гримёрном цехе будет срочная работа.
Она поднялась по высоким ступеням бокового входа прямо к заветной двери и удивилась, что Ирина Самойловна не смотрит в её сторону.
– Ты иди, девочка, в отдел кадров. Ступай, – проговорила начальница странным голосом.
– Зачем? – удивилась Ариадна.
– Там скажут, – отрезала Ирина Самойловна и вдруг обернулась, а у самой в глазах чуть не слёзы. – Пойми ты, я ничего не могла сделать. И к худруку ходила, и к директору. Они говорят, мол, Николаева на испытательном сроке, не прошла. И всё тут.
– Как это, не прошла? – у неё задрожали губы. – Ириночка Самойловна, как не прошла-то?
Начальница обхватила её двумя руками за плечи и слегка встряхнула. Она что-то говорила, говорила, до стажёрки долетали только обрывки фраз: «надо успокоиться», «всё образуется», «выждать время», «забудут, а потом возьмут обратно».
Ариадна брела по улице, залитой солнцем, и не слышала ни птиц, ни гомона ребятни, а только одно: «Не прошла…». На следующий день она направилась к неприметному приземистому зданию, где находился закрытый отдел конструирования причёсок. Лицо было по-прежнему словно опрокинутым. Хорошо, мама вчера ничего не заметила, лишь удивилась, что она рано вернулась.
Как же так… Она только начала осваиваться в театре, так увлеклась работой постижёра, стало получаться, столько было идей… Девушка прошла через заднюю дверь мимо вахты и вдруг услышала в спину:
– Пропуск!
– Дядь Стёп, это же я… – начала Ариадна.
– Пропуск!
Она полезла в маленькую сумочку, но пропуск, как нарочно, не находился. Наконец, картонка была извлечена на свет, и девушка прижала её к стеклу открытой ладонью.
– Сюда давай, – буркнул вахтёр, и Ариадна, ещё больше нахмурившись, просунула пропуск в маленькое окошко.
– Пропуск недействителен, – вдруг сообщил Степан Михалыч.
– Дядь Стёп, как недействителен? Это ж я…
– Что «дядь Стёп», – проворчал вахтёр. – Вижу, что ты. Ступай, Николаева, распоряжение у меня…
– Степан Михалыч, миленький, пропустите, – взмолилась Ариадна. – Мне только с Робертом Ивановичем поговорить.
– Ох, Николаева, подведёшь под монастырь. Ладно беги, только мигом, я пока покурю.
Уже там, на бывшем теперь рабочем месте, Ариадна узнала, что Роберта Ивановича отправили в отпуск, а потом, скорее всего, – на пенсию. Что её саму отстранили по какому-то распоряжению сверху, которое буквально вчера озвучила Элеонора Ефимовна – куратор отдела.
Старший мастер, которая не питала к Ариадне особой симпатии (после того случая, как ей пришлось переделывать причёску одной важной особе в соответствии с замечаниями этой молоденькой ассистентки), и та смотрела сейчас сочувственно. Даже усадила чай пить в комнате отдыха, принялась расспрашивать, советовать – мол, тебя же часто к влиятельным людям вызывали, так позвони, может, замолвит кто словечко…
Как она добралась домой, Ариадна не помнила, а вечером состоялся разговор с мамой. Та слушала молча, стоя спиной и нарезая хозяйственное мыло для стирки. Спина была напряжённая, а голова наклонена так, что не предвещало хорошего.
Наконец, мама обернулась, взглянула на дочь и покачала головой, поджав губы:
– Что ж ты там такого сделала, дочка? Не просто же так тебя с одной работы, с другой попросили… Разве для того я старалась… Чтобы дочь хоть в чистоте работала… Разве для того ты конкурсы выигрывала, с людьми общалась… – мать в сердцах бросила обмылок в таз, и он плюхнулся в воду, подняв брызги. Словно ей самой плеснули в лицо...
Ариадна сидела, будто окаменевшая. Неужели мама считает её виноватой? И в чём её вина? Через день она вспомнила о разговоре со старшим мастером. Может быть, позвонить Людмиле Ивановне, дочке секретаря? Она всегда запросто с ней общалась, приглашала к себе. Она сможет помочь, ведь отец её, да и муж – большие люди… Но как? Она же никогда ни о чём не просила, вот и Нина, гадалка, говорила, что хозяйке это понравилось в ней. А если попробовать через Нину?
Несколько дней спустя в дверь постучался мальчишка-посыльный. Он передал записку. Ариадна накинула пальтишко, платок на голову, сунула ноги в простенькие ботики и поспешила в сквер, где на скамейке её ожидала Нина – та самая гадалка, что вхожа была в дом Людмилы Ивановны. Нина в этот раз была одета скромно, и только шёлковый платок на шее, умело подкрашенные глаза, хотя и не так ярко, как прежде, и холёные ручки, которые она прятала в меховой муфте, выдавали в ней непростую женщину.
– Присядь, – начала она без предисловий. – С Люсей я поговорила, только вот… незадача. Не сможет она тебе помочь. Та солистка, у которой на сцене твой парик развалился… Покровитель у неё в верхах. Ты уже взрослая, понимать должна. Отец у Люси – человек важный, но к тому у него выхода нет, да и не станет он ради парикмахерши дочки что-то делать, уж извини.
Девушка поднялась, но Нина с силой усадила её на место.
– И не кисни. Я тебе сразу сказала, что судьба у тебя непростая. Ну-ка, выше нос и спину ровнее! Помогу тебе, научу премудростям, что знаю, о силе волос расскажу, остальное ты сама умеешь. Ведь что главное? Мастерство своё, дар, данный свыше, не растерять. Будет и на твоей улице праздник, а скоро или нет, это уже второе.
Дома Ариадна застала маму при полном параде. Та надела своё лучшее платье, а сверху – перешитый жакетик. И теперь пыталась прикрепить на лацкан значок. Дочь взглянула – «Ударник коммунистического труда».
– Я в горком пойду, – пояснила мать, заметив недоумённый взгляд дочери. – Это негоже – рабочего человека обижать. Не может такого быть, чтобы дочка моя что-то плохое сделала. Пусть разберутся там, кто виноват…
– Мама, не надо, пустое это, зачем унижаться, – закричала Ариадна и увидела, как мать, хватаясь за сердце, шарит рукой в поисках опоры…
Наше время
Не успел Олег повернуть от остановки, как в кармане куртки зазвонил телефон. Номер был незнакомый, но он ответил. Звонила мастер из салона красоты – вчера, когда вызывали скорую техничке, он оставлял там свой номер на всякий случай. Парикмахерша сообщила, что врач из больницы просила принести паспорт, полис и необходимые вещи пациентке, ведь родных у неё не было, а в сумке имелся ключ от квартиры, да и сама бабушка вроде дала добро.
– Как у неё дела? – уточнил Олег. – Она разговаривать может? И что вообще от меня требуется?
– Сказали, средней тяжести. Ой, да я одна опасаюсь в чужую квартиру заходить. Хозяйка салона в отъезде, сменщица моя в отпуске. Вы не могли бы со мной сходить? Пожалуйста…
Молодой резчик сомневался, но помочь пожилому человеку, тем более, у которого нет родственников… Он согласился и, не заходя домой, отправился в странную парикмахерскую. Мастер уже закрывала двери и вместе они вскоре отправились к дому, где проживала уборщица.
Женщина отперла дверь квартиры на третьем этаже, и Олег зашёл в тёмный коридор вслед за ней. Мужчина долго искал выключатель, но вот под самым потолком едва забрезжила тусклая лампа.
Они одновременно шагнули в единственную комнату. Старая мебель вдоль стен – буфет, комод, простая кровать с высокой спинкой и толстой периной, а сверху подушки – большая и маленькая – думка, круглый стол. На стене – ходики, линялый ковёр с оленем, старые фотографии в рамках. Мастер вдруг остановилась и поманила Олега:
– Смотрите, это же она…
– Кто? – не понял мужчина.
– Сергеевна наша… Красавица какая, молодая. А коса-то, коса!
Нежданные гости смотрели на фотографию – девушка опиралась о спинку стула, серьёзный взгляд красивых глаз, осанка, красивые руки, густые заплетённые волосы… Рядом с фото на стене висел ещё какой-то документ в деревянной раме. Текст немного выцвел, но Олег прочёл – Гран-при конкурса парикмахерского искусства.
– Это что, наша Сергеевна получила? – ахнула позади него мастер. – В каком году? Год-то не видно… По молодости, значит? Так она, выходит, парикмахер?! Да ещё именитый… А мы не знали…
– А что вы всё – Сергеевна, старушка? – обернулся Олег. Имя-то есть у неё?
Паспорт нашёлся, как и говорила хозяйка квартиры, в верхнем ящике комода. Там же лежала бархатная узкая коробочка. Крышка слегка съехала в сторону. На атласной ткани посверкивал, переливался гранями удивительной красоты камень в серебряной оправе – камень, меняющий цвет – то розовеющий, то сияющий холодным голубым, то таинственным сиреневым...
Вот так и мы не догадываемся, какой гранью повернётся к нам жизнь – доставшийся камень судьбы, подумалось вдруг Олегу.
Кто ведёт линии по этому камню, тот знает, тот ведает, что может этот человек, кто есть он. А известно ли нам, кто рядом с нами?..